– Сережа в курсе ваших отношениях с Климом? – спросила Римма.

– Да, я ему все рассказала, но они никогда не встречались. Сережа даже не знает его в лицо.

– Это к лучшему. Иначе он не поймет, почему Ворошилов появился в нашем доме.

– Лучше бы он совсем не появлялся, – проворчала я. – Нет-нет, я имею в виду, что не хочу, чтобы он торчал под моими окнами. У вас свои дела, твои книги должны выйти за рубежом. Но без меня. Предупреждай меня, если он появится.

– Хорошо, – сказала Римма. – А как быть с твоим дворником? С ним ты собираешься встречаться?

– О чем ты говоришь? – опешила я. – Ни в коем случае! Я не так низко пала, чтобы крутить романы за Сережиной спиной, да еще ему в отместку. Суворов – славный мужик, но не более того!

– А этот Милехин? Думаешь, он оставит тебя в покое?

– Не знаю, – растерялась я. – От этой бандитской морды можно ждать чего угодно. Надеюсь, что он не посмеет ко мне приставать, когда узнает, кто мой муж. Несмотря на свои замашки, он корчит из себя порядочного бизнесмена и не полезет на рожон.

– И все же будь осторожнее. Не высовывай пока носа из дома. У этих бандитов сдвиг по фазе после зоны. Всякое может случиться.

– По правде сказать, я не знаю, кто нас преследовал. Суворов сказал, что видел машину, которая перегородила нам дорогу, во дворе. Но были ли в ней люди Милехина, точно никто не знает, ни я, ни Суворов.

Римма в удивлении уставилась на меня.

– Что ты хочешь сказать? Сначала «Москвич», потом какие-то парни на двух машинах... Ты считаешь, что тебя преследуют? Но кто? Кому ты нужна? И с чего вдруг? Никто, кроме нас двоих, не знает, чем ты занимаешься. Ни Суворов, ни тем более Клим!

– Людмила знает, – призналась я. – Я ей кое-что рассказала. Но она здесь ни при чем. Да и слушала она меня вполуха. Ждала какую-то комиссию, и ей было не до меня. Постой, я совсем забыла.... – Я торопливо хлебнула остывшего чаю. – Я приехала чуть раньше и застала Людмилу в компании одного красавчика. Я точно знаю, что он приезжал за Сережей. Юра у него отпросился на время командировки, и Сережу забирал из дома и подвозил до офиса водитель из охранников. Помнишь, я говорила, он остался в офисе.

– И что?

– Да ничего! Когда я спросила Людмилу, не служит ли он в представительстве, она сказала, что он не из тех, кому можно доверить свою жизнь, и вообще он работает в какой-то фирме. Но я не могла ошибиться. Очень заметный парень. Единственно, раньше я его видела в форме, а с Людмилой он был в джинсах и в футболке. Но я с этим разберусь. Завтра съежу сначала в «Золотую Антилопу», постараюсь все разузнать об этой девице, а затем заверну в офис и растрясу этого парня как грушу.

– Аня, может, не стоит? Мне сердце подсказывает, здесь что-то не так. Твоя Людмила, этот парень... У меня дурные предчувствия. – Римма просительно заглянула мне в глаза. – Остановись! А то это плохо кончится. Будь осторожнее с Людмилой, я всегда тебе говорила, что она мне подозрительна. Все люди, которые связаны с торговлей, имеют криминальную «крышу». Кто знает, что у нее на уме? Или у этой «крыши»?

– Людмила? – Я покачала головой. – Ей-то какая корысть от меня? Они с Сережей даже не знакомы. Но на всякий случай я с ней поговорю. Я еще верю своим глазам. Этот красавчик слишком заметный тип, чтобы его не узнать!

Но Римма не сдавалась:

– У тебя и так много свидетельств того, что Сережа тебе изменяет. Потребуй с него объяснений, но не встревай ни в какие разборки.

– Потребую, но прежде узнаю, чем эта девица его зацепила, – не слишком вежливо перебила я Римму. – Прости, но я не успокоюсь, пока не узнаю все до конца. – И, чтобы сгладить резкость, улыбнулась. – Давай лучше поговорим о твоем докторе. Вижу, у вас полное взаимопонимание?

– Он очень добрый и внимательный человек, – Римма опустила глаза в стол. Ее тонкие изящные пальцы слегка подрагивали, и, чтобы скрыть это, она принялась вертеть в руках чайную ложечку. – Но он на пять лет меня младше. К тому же он хотя и говорит, что не все потеряно, я не слишком ему верю. – Она подняла на меня глаза, и я увидела, что они полны слез. – Знаешь, я, наверное, только сейчас осознала, что все для меня кончено. Я еще барахтаюсь, цепляюсь, как могу, но все мои книжки, восторги читателей, переиздания, деньги, наконец, ничто по сравнению с тем, чего я лишилась. Я вдруг почувствовала, что могу влюбиться в этого человека. Ему, наверное, не привыкать, что пациентки в него влюбляются. Я все прекрасно понимаю, но ничего с собой не могу поделать. Я смотрю на него, и мне хочется вновь почувствовать себя женщиной, а в моем состоянии это крайне опасно. Новых разочарований я не выдержу.

– Римма, это же прекрасно, – прошептала я. – Влюбись в него, я же вижу, как он на тебя смотрит. Ты такая замечательная, красавица, умница. Разве для мужика ноги главное?

– Он сегодня мне сказал, что ему не хочется уезжать, а я сделала вид, что не поняла. Я не хочу, чтобы он воспринимал меня как колоду. Не хочу быть для него обузой. – Она покачала головой и почти простонала. – Я ничего не хочу затевать. Пусть все остается как было! Завтра я скажу ему, что отказываюсь от лечения. Пускай уезжает. Я быстро успокоюсь, и все пойдет как всегда.

– Дурочка, – рассердилась я. – Только посмей! Только попробуй отказаться от лечения. Я тебя уважать перестану!

– Сегодня он сделал мне массаж, – сказала Римма. Она, казалось, не слышала, о чем я говорю. Она смотрела на темное окно, и взгляд ее был отрешенным, словно она пребывала сейчас в параллельном пространстве. Все там было точно такое же, но только отсутствовала я со своими проблемами и жалкими советами, а рядом с ней был кто-то другой, потому что она вдруг улыбнулась и перевела взгляд на меня.

– Знаешь, не хотела тебе говорить. Боялась сглазить. Даже Володе не сказала, вдруг показалось... – Она нервно сглотнула. – Помоги мне снять носки.

Я встала на колени и потянула носок с левой ноги.

– Нет, с правой, – тихо уточнила Римма.

Я сняла носок и снизу вверх посмотрела на Римму. Она быстро прошептала:

– Смотри, может, мне почудилось, но я почувствовала, что могу слегка шевельнуть большим пальцем.

Она напряглась, а я наклонила голову, чтобы она не заметила слез у меня на глазах. Ничего не изменилось, большой палец оставался по-прежнему неподвижным.

– Ты видишь? Видишь? – спрашивала меня Римма, а я не знала, что ей ответить. Соврать язык не поворачивался, сказать правду – значит лишить ее последней надежды. Я осторожно погладила ее палец и вдруг ощутила слабое, едва заметное движение под рукой. Даже не движение, а какой-то импульс, мгновенный, едва различимый... Я вскрикнула от неожиданности и растерянно посмотрела на Римму.

– Да, что-то есть! Что-то происходит!

Римма счастливо улыбнулась, и слезы ручьем потекли у нее по щекам. Всхлипывая, она торопливо объясняла:

– Мне кажется, что его слегка покалывает иголочками, такое бывает, когда отсидишь ногу. Очень слабое покалывание, едва заметное. Но я ничего не придумала, ты сама почувствовала, что я не обманываю.

– Римма! Это здорово! Это чудесно и просто замечательно! – Я бросилась ее целовать. – Только попробуй прогнать своего доктора!

И когда, привлеченная шумом и радостными воплями, на пороге гостиной появилась Тамара, она ровным счетом ничего не поняла. Мы сидели, обнявшись, обливаясь слезами, и одновременно почти закатывались от смеха.

Утром я снова проснулась с головной болью. Всю ночь меня мучили кошмары в образе Ворошилова, но с толстой свиной харей, обросшей бурой шерстью, и с длинными, как у слона, бивнями. Эта тварь преследовала меня, хватала мерзкими лапами, я отбивалась, кричала, а он смотрел на меня своими по-кошачьи желтыми глазами, с узкими, как лезвие, зрачками, и даже во сне я знала, что это дьявол. То самое воплощение зла, которое тайно живет в любом из нас и, хорошо, если только во сне, выплескивается наружу.