– Ты все-таки решила спать в машине? – спросил Суворов, садясь за руль.

– А что здесь такого? – удивилась я. – Откинем сиденья, один спальник постелю, вторым накроемся. Не хуже, чем в гостинице!

– И все-таки я поищу себе другое место. – Суворов вывернул руль, выезжая с площади перед вокзалом, голос его звучал раздраженно.

– Что происходит? – спросила я. – Я в чем-то провинилась? Прости, конечно! Но откуда мне было знать, что все так обернется? Я понимаю, ты рисковал, перенервничал, назови, какая сумма тебя устроит...

Последнюю фразу я, конечно, ляпнула в отместку за его недовольный тон. Но я не представляла, какая последует реакция.

Джип резко повело влево, я схватилась за поручень.

– Что?! – выкрикнул Суворов.

Джип дернулся и перевалился, кажется, через бордюрный камень. Снова дернулся и затих.

– Повтори, что ты сказала? – произнес Суворов сквозь зубы.

Он смотрел прямо перед собой, но желваки ходили на скулах, и я поняла, что он не на шутку взбешен.

Я молчала... Что я могла сказать в свое оправдание?

– Ты, добрая барыня, наняла себе холопа? Так это следует понимать? Холопа, который разгребает грязь за тебя? И я должен к тебе обращаться на «вы», «госпожа», «ваше сиятельство» или как еще там? Может, «ваше величество»?

– Саша, я дура! Прости меня! – Я потянулась к нему. – Просто мне очень плохо, а ты не смотришь на меня! Я думала, что ты обиделся... Но я ничего не знала о том, что милиция нас выследила. У тебя были неприятности из-за пистолета?

Он обнял меня и потерся колючей щекой о мою щеку.

– При чем тут пистолет? – прошептал он едва слышно, и его дыхание коснулось моих губ. – Он у меня именной, все документы в порядке. К тому же я не стрелял, обошелся кулаками...

– Тогда объясни, что случилось?

– Неужели ты не понимаешь? – Он отстранился от меня. Болезненная гримаса скривила его лицо. – Я боюсь оставаться с тобой наедине. Я ничего не могу с собой поделать, но после того, что случилось, меня не покидает ощущение, что ты моя и ничья больше. Я не могу это объяснить, мы знакомы чуть больше двух суток... Но я умираю от желания быть с тобой, разговаривать, смеяться, подавать полотенце в ванную. Понимаешь, если я сейчас не поцелую тебя, я скончаюсь на месте!

– И что тебя сдерживает? – Я обняла его за шею и притянула к себе. – Или разучился?

– Аня, – он посмотрел на меня откровенно больными глазами, – я не ворую, не беру чужое! Мне надо все или ничего! Я не хочу, чтобы ты меня быстро забыла, как забываются мимолетные связи. То, что мы пережили вместе, не должно омрачаться ненужной тебе связью. Ты должна быть чистой перед своим мужем, тогда тебе будет легче с ним объясниться.

– Мораль сей басни такова, – сказала я и убрала руки с его плеч, – мужик испугался ответственности.

– Не передергивай, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты была счастлива. У тебя налаженный быт, прочные отношения, красивый дом и достаток... Я – чужак, который внезапно ворвался в твою жизнь...

– Это я ворвалась в твою, – проворчала я.

– Какая разница! – вздохнул Суворов. – Сегодня я доставлю тебя домой, и все на этом закончится. Ты вернешься к мужу, у вас появятся новые заботы. Ты ведь простишь Сергея и примешь его сына. И через месяц ты даже не вспомнишь ни об Озерках, ни о том, что здесь случилось, а обо мне тем более.

– Дурак ты, Суворов! – сказала я устало. – Что ты обо мне знаешь? Что ты знаешь о моем будущем? Оказывается, ты мастер не только читать мысли, но и строить прогнозы? Нострадамус забабашенный! Завтра будет завтра, а сегодня – это сегодня! Признайся, что ты боишься меня по другой причине! Боишься, что не справишься?

– Ты меня намеренно провоцируешь, – сказал он. – Ты выставляешь меня дураком. Рядом очаровательная женщина, а я отбиваюсь руками и ногами. Это неестественно, это глупо... – Он вдруг повернулся и в упор посмотрел на меня. И я все поняла. Он сдался. Но только не я его добыча, а он – моя!

А дальше все утратило свое значение. Я первой поцеловала Суворова и принялась расстегивать на нем рубашку. Он застонал и сжал мои пальцы... Губы его показались мне сухими и горячими, он расцарапал мне щеку своей щетиной, а руки были требовательными и нетерпеливыми.... Но зато он позволил мне почувствовать себя женщиной. Женщиной, которую любит сильный и смелый мужчина. Впервые все было так ярко, остро и феерически необыкновенно. И те слова, которые он шептал, и ласки... Он, казалось, пытался продлить и продлить то почти сверхъестественное блаженство, которое я испытывала от его прикосновений, от его поцелуев, от тех движений, которые заставляли меня вскрикивать и кусать губы, чтобы не завопить на всю ивановскую. Я не хотела сравнивать его с Сергеем, просто с ним все было по-другому. Впервые я сама призналась мужчине, что хочу его, и первой начала наступление.

И то, что я победила, добавляло особую остроту и нежность в наши с ним отношения. Я чувствовала: для него встреча со мной отнюдь не рядовой случай, иначе он бы использовал любой момент, чтобы взять то, что само шло ему в руки.

Но он этим не воспользовался. Мне пришлось переступить через собственную гордость и сделать все возможное, чтобы сломить его сопротивление. После чего мужчину нельзя выпускать из своих рук, даже из гуманных соображений. Я заставила его забыть о собственных принципах и доводах разума. Я включила в нем ту дикую, почти термоядерную энергию, которую ничем не остановить, не удержать и лучше использовать в мирных целях.

Мы завелись друг от друга, как часовая пружина. И, верно, перестарались, потому что, когда она лопнула, я подумала, что лопнуло мое сердце. Я обхватила Суворова руками за шею, прижалась к его груди... И очнулась оттого, что он нежно гладил мое плечо и шептал:

– Поспи, радость моя! Теперь поспи...

Я проснулась абсолютно счастливой, и меня не расстроила даже возникшая в окне «Ниссана» физиономия Хрусталева. Он, приоткрыв дверцу, косил хитрым глазом в мою сторону, хотя разговаривал в это время с Александром, который, как настоящий командир экипажа, занимал свое командирское место. Я натянула повыше спальник и бросила быстрые взгляды по сторонам, страшась обнаружить предметы своего туалета в самых неподходящих местах...

Нет, все в порядке. Саша деликатно подсунул их мне под голову.

– Анна Андреевна! С пробуждением вас! – обрадовался Хрусталев, заметив, что я уставилась на него. – Как ночевали? Не замерзли?

С тактичностью у майора было слабовато. Это я поняла еще с первой встречи. И сейчас он топтался у джипа, не понимая, что мне следует одеться.

Суворов догадался первым. Он повернулся ко мне и сообщил:

– Аня, Павел Романович просится к нам в пассажиры. Хлопцы его здесь еще поработают, а ему надо скорее в город. Начальство срочно вызывает.

Хрусталев умильно улыбнулся, и я подумала, что он, скорее, врет. Борцу с бандитизмом не просто захотелось проехаться с нами. Он же сгорает от любопытства, стараясь понять, что нас связывает с Суворовым. А может, я преувеличиваю его дедуктивные способности? Может, просто загорелось мужику прокатиться не на раздолбанной милицейской таратайке, а с комфортом, в почти приятной компании...

– Попробуй ему отказать, – проворчала я, – Павел Романович тотчас конфискует наш джип и отправит нас домой в «черном вороне».

– Анна Андреевна, – укоризненно протянул, почти пропел Хрусталев. – Какого плохого вы обо мне мнения. А я ведь мягкий и пушистый, когда не на службе.

– Я вам верю, – согласилась я, – только нельзя ли вас попросить отойти в сторонку, пока я оденусь?

– С превеликим удовольствием! – расплылся в улыбке Хрусталев. – На что только не пойдешь ради красивой женщины.

«И поездки в джипе», – подумала я, но озвучивать свои догадки не стала...

Через час мы уже были в Курякине. Дениску к этому времени успели накормить молочной смесью, и врач объяснила, что все обошлось без последствий, но попросила еще раз показать его педиатру, чтобы тот какое-то время понаблюдал за малышом. И только после этого мы двинулись в обратный путь.