Я увидела Эльзу Марковну. Она была в одной пижаме и шлепанцах. На голове – бигуди... Она встала рядом со мной на колени и прижала пальцы к шейной артерии Сережи. Затем покачала головой и посмотрела на меня.

– Вам надо крепиться, милая! – и перекрестилась. – Молитесь за него!

С истошным воем во двор ворвались машины с проблесковыми маячками: две милицейские, одна – «Скорой помощи». Нас с Эльзой Марковной оттолкнули в сторону. Но она, оставив меня, подошла к «Скорой помощи» и что-то быстро сказала здоровяку врачу. Тот кивнул, и стойку с капельницей вернули в машину...

Милиционеры теснили зевак, врачи подбежали и склонились над Сережей. Его мигом погрузили на носилки и с головой накрыли простыней. На простыне тут же проступили кровавые пятна, и кто-то за моей спиной угрюмо произнес: «Все, хана парню!»

У меня не было даже сил оглянуться. Пальцы у меня слиплись от крови. Я стиснула ими папку, вырвать ее у меня можно было только с руками. Носилки с Сережей затолкали в «Скорую помощь», и она, завывая сиреной, рванула с места. Милиционеры бегали по двору как заведенные. Что-то фотографировали, что-то замеряли. Автомата на земле уже не было видно, а два человека в гражданском полезли на трансформаторную будку...

А я наблюдала за этой суматохой будто со стороны, из другого, параллельного мира, где в диковинку и стрельба из автомата, и кровь на асфальте, и человек, закрытый с головой простыней в отвратительных бурых пятнах...

Ни одной мысли не осталось у меня в голове. Я стояла и смотрела, стояла и безотрывно смотрела на отсвечивающие глянцем черные лужи крови и обведенный мелом силуэт на асфальте – все, что осталось от моего Сережи, и молила, сама не зная кого, чтобы все это мне привиделось, чтобы все вокруг оказалось ночным кошмаром. А я бы проснулась рядом с дочерью, оттого что кто-то подул мне в ухо и сказал ласково-ласково: «Нюша! Проснись!»

– Аня! Аня! – кто-то обнял меня за плечи. Я оглянулась. Передо мной стоял Суворов. Он был в спортивных брюках и в тельняшке.

– Саша, – простонала я и повалилась на него.

Он подхватил меня на руки и куда-то понес. Толпа расступалась перед нами, а я, обхватив его за шею, тихо выла от безысходности, от своей неспособности что-то изменить.

Я пришла в себя оттого, что кто-то осторожно шлепал меня по щекам. Я замотала головой и замычала. Голова раскалывалась от боли, и сейчас мне хотелось одного – чтобы меня навсегда оставили в покое.

– Аня! Аня! – прорвался сквозь шум в ушах чей-то знакомый голос, и к моим губам поднесли стакан и влили в рот какую-то жидкость. Я жадно глотнула и поперхнулась. Это был коньяк. Я закашлялась и открыла глаза. В голове прояснилось, с глаз исчезла пелена, и я осознала, что лежу на чужой постели, в чужой квартире...

– Аня, – позвал меня тот, кто бережно поддерживал меня одной рукой под голову, а другой сжимал стакан с коньяком. – Как ты? – спросил человек.

И я его узнала. Это был Суворов. Лицо его осунулось, глаза ввалились.

– Помоги мне встать, – попросила я. – Голова кружится.

Он поддержал меня под спину, я села и огляделась по сторонам. Дешевые обои на стенах, диван, на котором я лежала, простенький письменный стол и два стула, да еще на стенке на плечиках под простыней угадывалась какая-то одежда. Жилище одинокого, с невеликими претензиями мужчины.

Тут я вспомнила про главное и испугалась. Папка! Я совсем про нее забыла!

– Документы? Где документы? – Я в панике принялась шарить руками вокруг себя.

– Успокойся! Вот твоя папка! – Суворов подал мне пластиковую папку. Она была чистенькой. Ее отмыли от крови, и только два пулевых отверстия напоминали о случившемся. Я открыла ее и вздрогнула. Она была пробита насквозь, и по бумаге расплылись ржавые пятна.

Я увидела их и заплакала. Суворов прижал меня к своей груди и принялся гладить по голове, как маленькую.

– Скажи, что с Сережей? – Я задала вопрос, хотя и так знала, что он ответит.

– Он умер мгновенно, – тихо сказал Сергей. – Верно, даже ничего не понял. Пуля попала в сердце.

– Нет! Этого не может быть! – меня снова затрясло. – Он не умер мгновенно. Я знаю. Он успел попросить... – Я замолчала, потом тихо сказала: – Прости, я не могу тебе этого сказать. – Я посмотрела на часы. – Шестой час утра. Мне надо домой. Мои, наверное, еще ничего не знают.

– Им сообщили, – глухо сказал Суворов. – Хрусталев звонил. Искали тебя, но я сказал, пока не придешь в себя, я не позволю тебя трогать!

– Спасибо! – прошептала я. – Суворов, ты – замечательный. Без тебя я бы и вовсе пропала!

Он улыбнулся.

– Замечательный дворник, ты это хотела сказать?

– Прости, – я погладила его по руке, – я не хотела тебя обидеть, но ты так резко отказался от меня.

– Я понял и не сержусь! – Он привлек меня к себе и поцеловал в лоб. – Тебе надо держаться! Пойми, все проходит! Но ты сильная, ты не должна сломаться. Все у тебя будет хорошо! Я уверен!

– Да, если учесть, что теперь я – молодая мама и к тому же осталась без средств к существованию. Конечно, у меня есть немного денег, продам машину, что-то еще, продержусь, пока найду работу.

– Вот видишь, ты молодчина! Самое главное, не терять присутствия духа!

– Да, я помню... И в топоре палача отражается солнце! Я не пропаду... – Я заглянула ему в глаза. – Скажи, киллера задержали?

– Нет пока! Но Хрусталев сказал, что это дело времени. При прыжке с трансформаторной будки он, похоже, повредил ногу. Тем более что у них есть на примете подозреваемые...

– Где сейчас Сережа?

– В морге. Я узнавал, его только завтра можно будет забрать. У тебя есть кто-то, кто поможет тебе с похоронами?

– Есть! Я думаю, комбинат не откажет. – Я снова посмотрела на папку, затем на Суворова. – Саша, ты не смог бы оставить у себя эти бумаги? Сережа просил не отдавать их в руки милиции. Он заверил меня, что там нет криминала, но они должны попасть в руки нужных людей. Пойми, я не могу их вынести отсюда. Вдруг люди Хрусталева наблюдают за мной, или те, кто за этими бумагами охотился.

– Ты считаешь, что твоего мужа убили из-за этих документов?

– Я даже не сомневаюсь. Сережу ждали... Но кто мог узнать адрес Марины? Я никому его не сдавала. Людмила и та знала только приблизительно, что дом на Подольской горе, так здесь этих домов воз и маленькая тележка. К тому же она сейчас в тюрьме. Или меня выследили, когда я приезжала в первый раз? Те самые парни, которые напали на меня?

– Эти парни оказались обыкновенной шпаной. Любители пить пиво по чужим подъездам, – сказал Суворов. – Участковый пробил по базе ГИБДД номера машины, на которой они уехали, и вычислил их. Если ты напишешь заявление, он разберется с ними по полной программе.

– Плевать мне на них, – махнула я рукой. – Меня больше беспокоит Милехин. Но откуда ему знать, по какой причине я оказалась в этом дворе? Ну выследил, ну привязался. Он даже не знал, что я жена Сергея. И вообще ему-то какой резон охотиться за моим мужем? У него свои дела, у Сережи – свои...

– Учти, что этот кто-то хорошо знал, что твой муж вернулся из Москвы. Хрусталев, а у него агентура, уверен, работает будь здоров, и то ждал его только сегодня вечером. Скажи, ты говорила кому-то, что твой муж вернулся?

– Я только Римму предупредила...

– По телефону?

– Нет, я забежала к ней перед тем, как поехать сюда, и попросила, чтобы Миша переночевал в нашем доме. Боялась, что Таня проснется и испугается.

– И больше никому?

– Никому! – твердо сказала я.

Суворов покачал головой.

Я ужаснулась.

– Думаешь, это Римма? Но это исключено! Понимаешь, исключено!

– Я тебя понимаю, – мягко сказал Суворов, – и все же кто-то вас сдал. Причем тут же, как только Сергей появился дома. И киллер устроил себе гнездо на будке еще до вашего приезда... Я не исключаю, что за вашим домом следили не только милиционеры.

Он поднялся на ноги.