Но он не появился ни после похорон, ни вчера... Я понимала, что он сейчас крайне занят, делала скидку на его тактичность, на желание дать мне время успокоиться... И все-таки мне было плохо. Более всего я боялась, что он уедет, не попрощавшись. И, судя по всему, дело шло к этому.

Что же касается событий, которые случились за эту неделю... Странно, но я чувствовала себя совершенно спокойной. Только осталась в душе тягучая боль от того, что теперь я никогда не увижу Сережу. Сейчас даже его измена не казалась мне трагедией. Некого больше было ревновать и не к кому. А маленький результат этой связи посапывал сейчас в детской, и я ни секунды не сожалела о том, что забрала ребенка. Дениска оказался славным мальчонкой. Таня и Миша перестали дуться, и сегодня я видела, как Таня подошла к кроватке и долго рассматривала спящего малыша. Затем осторожно коснулась его щечки пальцем и, заметив мой взгляд, виновато улыбнулась:

– На Мишу похож, правда?

– На папу, – сказала я тихо и обняла ее. – Не обижайся. Он маленький и все-таки твой братик. Как мы будем жить, если откажемся от него?

Таня уткнулась мне в грудь носом и прошептала:

– Я уже большая. Я привыкну...

Миша к кроватке не подходил, но достал из подвала Танин еще манеж, отмыл его и занес в дом, буркнув при этом:

– Там целая коробка Танькиных игрушек, может, принести?

– Нет, Миша, – мягко сказала я. – Они старые и грязные. Мы купим Денису новые.

Я понимала, что нужно время, чтобы все стало на свои места. И дети примут своего брата точно так же, как его приняли мы с Риммой. По-другому я стала относиться и к доктору. У меня исчезли сомнения в его намерениях. Да, он оказался даже не на пять, а на семь лет младше Риммы, но, думаю, никто и никогда не окружал ее таким вниманием и заботой, как этот русобородый богатырь. Сегодня я наблюдала за ними из окна. Римма прямо-таки фосфоресцировала от счастья. Утром доктор сделал ей предложение, и через неделю они укатят за границу, на какой-то австрийский курорт с очень длинным и практически непроизносимым названием.

По этому случаю мы объяснились с ним в беседке. Ромашов, правда, был немного смущен. Но и я была хороша, допрашивала его с пристрастием и, не щадя его самолюбия, задавала весьма щекотливые вопросы. Но он отвечал на мои вопросы тоже прямо, ничуть не скрывая, что поначалу Римма его заинтересовала как пациентка и только потом как человек и женщина.

Но самое главное, что я от него услышала, у Риммы действительно есть шанс встать на ноги. Не скоро, через полгода, через год, но уже есть положительные сдвиги в лечении, и, как уверил меня Ромашов, тут он не слишком смущался, его методика произведет революцию в медицине. При этом он сыпал мудреными терминами, переходил на латынь, и, хотя я ровно ничего не понимала в его объяснениях, на душе полегчало. Глаза у доктора были хорошие, и он никогда не отводил взгляда в сторону...

Мы уже решили, что Миша останется со мной. На этом я сама настояла. Он перешел в одиннадцатый класс, и негоже срывать ребенка с места, когда впереди выпускные экзамены. Да и Римме будет легче. Она знает, что Миша мне как родной и будет первым помощником в доме. Всегда приглядит за сестрой и, если потребуется, научит ее уму-разуму.

Мы учились жить без Сережи. Пока это плохо получалось, но я знала, что все образуется. Жизнь возьмет свое, все останется в воспоминаниях, у которых есть свойство ставить барьер на пути грустных мыслей и подавленного настроения.

– Все будет хорошо! – успокаивала я своих близких. И сама заставляла себя в это верить. Единственное, что я не могла себя заставить, так это видеть крыльцо, на котором я чуть не прикончила Клима Ворошилова. Я преодолевала его бегом, каждый раз чувствуя, как мурашки разбегаются по телу. Меня трясло мелкой дрожью, когда я вспоминала события той ночи. И даже сейчас я сидела таким образом, чтобы крыльцо находилось у меня за спиной.

Хрусталев сообщил мне, что Ворошилов легко отделался. Тесак повредил ему ребро, но бросок был не настолько силен, чтобы отправить его под кресты. Теперь Клим находился в больнице, но это не освободило его от визитов следователя прокуратуры. Конечно, майор не большой любитель вдаваться в подробности, но признался, что я помогла задержать крупного хищника, за которым давно и безуспешно охотился Интерпол.

Римма абсолютно спокойно пережила превращение своего издателя в международного бандита. Сказала только, что, несмотря на его криминальные «подвиги», она ему благодарна за Ромашова, и даже попробовала передать ему в больницу пакет с фруктами. Правда, Хрусталев не позволил. Он был очень неуступчивым, этот майор. И хотя он оставил меня в покое, я предполагала, что мне еще предстоят встречи со следователем прокуратуры. Правда, из-за похорон меня не трогали, и я радовалась временной передышке, хотя понимала: долго так продолжаться не будет...

И как бы то ни было, я раз за разом вспоминала последний разговор с Суворовым. Я и сама, без Хрусталева догадывалась, что он не из органов. Но пока милиционеры возились с Ворошиловым (а он и впрямь оказался крепким орешком), а после Хрусталев допрашивал меня, ведь все-таки было покушение на убийство, хотя и в пределах необходимой самообороны, Суворов, я знала, все время находился рядом, за стеной гостиной. Он сидел на кухне и курил сигарету за сигаретой. И когда все закончилось, когда милиция наконец покинула наш дом, я прошла к нему на кухню и увидела на столе полную пепельницу окурков.

– Рассказывай! – сказала я, усаживаясь напротив и придвигая к себе пачку сигарет. – Я тут кое-что прикинула и сообразила, что ты не дворник! Но кто ты, если не секрет?

– Аня, – сказал он и, опустив глаза, принялся вертеть в пальцах очередную сигарету. – Я не имел права тебе говорить, но теперь это неважно. Я работаю в службе безопасности Таймырского комбината. Сложилась очень нехорошая ситуация...

– По вине Сережи?

– И по его тоже. Я не могу посвятить тебя во все подробности, это коммерческая тайна.

– Вывод денег в офшоры через подставные компании?

– Я тебе ничего не говорил, но ты и так все хорошо понимаешь.

– «Золотая Антилопа» как раз и была подставной компанией? Все деньги шли через Марину?

– Аня, не пытай меня. – Суворов протянул руку и накрыл ею мою ладонь. – Скажу одно: нашлись люди, которые попытались эти потоки отвести в сторону. Попросту украсть у нас деньги. На эти счета ушло какое-то количество денег, но твой Сергей вовремя спохватился. С помощью Марины. Он потому так спешно увез ее, что опасался и милиции, и бандитов. Он посчитал себя главным виновником, но повел себя странно, решил уладить дела в одиночку. Он не думал, что столкнется с мощной международной организацией, которая специализируется на подобных махинациях.

– А Ворошилов оказался самым крупным махинатором?

– Совсем не так. Он – представитель известной американской медно-никелевой компании, первого нашего конкурента на мировом рынке.

– Но Хрусталев назвал его известным бандитом, которого долго искал Интерпол! Выходит, не только у нас, но и на Западе бывает подобное совместительство?

– Выходит, – кивнул Суворов. – Ворошилов был самым заинтересованным товарищем в этой ситуации. Его боссы давно хотят оттяпать у нас приличный пакет акций. Пока нам удавалось с ними успешно бороться, но они в какой-то момент сумели подставить нам подножку. Эта подножка чуть не угробила наш авторитет среди партнеров по бизнесу. Как ты понимаешь, часть денег в оплату поставок оборудования, за строительство нового корпуса, его возводили немцы, ушла поначалу в неизвестном направлении. Твой Сергей проделал гигантскую работу, чтобы разобраться в этой финансовой авантюре. Но, повторяю, повел себя странно, что вызвало беспокойство у руководства комбината. Поэтому меня направили сюда. Мне пришлось долго во всем разбираться. Я потому и устроился дворником, чтобы держать под наблюдением Марину и твоего мужа.

– Но почему они не сумели вычислить, где она живет?