Сквозь пелену уходящего сознания он твердил себе, что надо что-то предпринять, не дать ситуации развиваться вне его воли. Но силы покидали его и не влияли на ход событий.
Он услышал щелчок дверной кнопки, и в этот момент он окунулся в кромешную тьму. Бьющий в лицо свет наконец иссяк. Слева началось активное движение человеческих ног и рук. Помутившееся сознание протестовало против инерции и лихорадочно посылало сигналы в центры нервной системы. И то ли «Астмопен» сделал свое дело, то ли глубинные инстинкты самосохранения перебороли смертельную апатию, только Ситников вдруг протянул к кобуре руку, пытаясь привести пистолет в боевое состояние. У него уже не было ни малейших сомнений — идет разбойный захват инкассации. И Ситников, отчаявшись что-либо изменить, с болью выдавил: «Сволочи, вас же…вас же…» Но слова не складывались. Рядом раздались приглушенные быстрые фразы: «Да тащи ты этот е….й мешок!» «За что-то, зараза, зацепился, помоги!»
Неописуемая ярость сбросила с Ситникова гибельное оцепенение и он, развернувшись, дважды выстрелил в сторону голосов. И сразу же на него обрушилась вся Вселенная и реальный мир перестал для него существовать. Пальцы в поисках опоры вцепились мертвой хваткой в кольцо сигнала и уже не выпускали его…
…Когда Шабалин, взяв у кассирши сумку с деньгами, направился на выход, он уперся в закрытую дверь. Толкнул ее, но дверь не поддавалась. Он вернулся к кассирше и взвинчено спросил: «У вас, что — в это время всегда закрывают двери на замок?» «Нет, — кассирша мотнула головой, — замок у меня и я сегодня ухожу последней.»
Тревога стальной петлей перехватила горло. Стало трудно дышать.
— Где тут у вас еще выход?
— По коридору, вторая дверь направо. Пройдете через кухню в зал, оттуда — на выход.
Он уже был у дверей, ведущих в пищеблок, когда услышал два выстрела и после мгновенной паузы — беспрерывный автомобильный сигнал.
В крошечной кухоньке находилось несколько человек, на столе поблескивали бутылки, фужеры и большие хрустальные салатницы. Раскрасневшаяся молодая повариха, увидев инкассатора и узнав его, расплылась в пьяной улыбке. Шабалин решительно оттеснил ее и, бросив: «Извини сейчас не до тебя», — прошел в узкий проход, ведущий в бар. Там вовсю шло веселье. Танцующие пары загородили ему путь, и он, буквально прорываясь сквозь них, устремился на выход.
В холле никого не было. Правда, в дальнем углу целовалась молодая пара. Шабалин подошел к двери и рванул ее на себя. Но дверь не поддавалась. Швейцар словно сквозь землю провалился.
Через дверное стекло он Шабалин увидел часть освещенной неоном улицы и, не раздумывая, ударил ногой по стеклу. Раздался перекрывающий звуки оркестра звон. Осторожно, чтобы не пораниться о торчащие пики стекла, он выбрался наружу.
Он делала сразу два дела: бежал и на ходу вытаскивал из кобуры пистолет. Повернув за угол, на границе неонового отблеска, стояла непроглядная темнота. Когда он подбежал к машине, увидел то, чего больше всего боялся увидеть. Левая задняя дверца была настежь распахнута, в глубине салона спал Гунар, водитель Ситников, упав грудью на баранку, не подавал признаков жизни. Казалось, из его сердца исходил выворачивающий мозг сигнал…Пахло свежей кровью.
Шабалин взглянул на небо, словно хотел найти в нем поддержку. Но оно само было в плену темных облаков, с редкими лапинами звезд.
И в тишине он вдруг услышал приглушенные голоса, несшиеся с территории водоканала. Когда инкассатор подбежал к забору, и увидел сквозь щели силуэты людей, что-то засовывающих в багажник, он громко крикнул: «Стоять, паскуды, стреляю!» Но голос его от волнения сломался и не произвел на грабителей никакого воздействия.
Между тем таинственные личности захлопнули багажник и стали торопливо забираться в машину. Слышал ли Шабалин, как кто-то из них сказал: «А ты, хмырь, зачем здесь? Мы так с тобой не договаривались…»
«Опель» тронулся с места и стал выезжать за ворота. Сейчас он свернет к морю и тогда ищи ветра в поле. Шабалин двумя руками поднял пистолет до уровня глаз и прицелился в заднее окно. Еще мгновение и машина уйдет. И когда она действительно уже уплывала из его поля зрения, он выстрелил…
…Ройтс в спешке не мог сразу нащупать ногой педаль сцепления. И хотя страха он не испытывал, его руки била мелкая дрожь. Где-то за углом раздавались голоса выбежавших на выстрелы пьяных посетителей бара.
— Да гони же ты, черт тебя дери! — хрипел Пуглов.
На заднем сиденье, раздавленный страхом, скорчился Поэт. Это к нему относились слова Пуглова: «Мы так с тобой не договаривались». И Альфонс говорил правду: по сценарию Пуглова, Поэт, закрыв за инкассатором дверь, должен был уйти своим ходом. Но какая-то непреодолимая сила не отпустила его. Сыграв свою эпизодическую роль, он вернулся в машину и стал ждать. Когда раздались выстрелы, он чуть было не потерял сознание и, вжавшись в сиденье, парализованно затих.
— Какая-то сука стреляет, — Ройтс инстинктивно втянул голову в плечи, ожидая следующего выстрела. Но они уже миновали ворота, машина спасительно рванулась по улице в сторону моря.
— Снимай это дерьмо! — воскликнул Альфонс и первым сдернул с головы колготки.
— Если бы Лелька знала, куда пошли ее шмотки, — нервно хохотнул Ройтс, и тоже левой рукой начал освобождаться от маскировки.
— Давай сюда! — сказал Пуглов, — это тоже улики. — Он прикурил сигарету и протянул ее Ройтсу, затем закурил сам. — Тебе дать курнуть? — обратился он к Поэту. Но тот не отвечал. Альфонс обернулся к заднему сиденью и внимательно вгляделся в замолкшего соучастника. — Кажется, наш пассажир от страха потерял все признаки жизни…Сейчас, Игорь, крути налево, — приказал Пуглов и напряженно отвалился на спинку сиденья. Сбавь скорость, чтобы не проскочить писательскую дачу…
Ройтс то и дело вертел головой и, что-то вдруг вспомнив, сказал:
— Я сначала, бля, подумал, что мешок за что-то зацепился, а это, оказывается, Гунча его держал. Мертвая хватка…Куда ты саданул шоферюге? Надо же, пидор македонский, открыл стрельбу…пуля рядом с виском просвистела…
— Я его по кумполу рукояткой пистоля…Стоп! Давай теперь держись левой стороны и у третьего столба сразу сворачивай во двор.
Машина сбавила ход. Слева, в заборе, с железными пиками, не хватало одного звена, куда и завернул Ройтс. Они въехали на гаревую дорожку, обсаженную с двух сторон старыми туями. В перспективе аллеи белел старинный особняк.
— Гони к правому крылу дома и там замри, — приказал Пуглов. — Мотор не выключай.
Когда «опель» остановился, Пуглов открыл дверцу и вышел на дорожку. Прошел вперед, но вскоре вернулся совершенно взбешенный.
— Мы, кажется, Таракаша, капитально подзалетели.
Ройтс тоже вышел из машины.
— Что случилось? — спросил он.
Пуглов поманил его за собой.
— Смотри, — сказал он, — еще вчера ничего похожего на это здесь не было…
Перед ними отчетливо различимая лежала гора строительного материала: доски, мешки с цементом, стекловата, бочки с краской и несколько рулонов рубероида. Там, где еще недавно находился колодец, теперь бугрилась куча щебня.
— Вот это да! — словно увидев великое чудо, воскликнул Ройтс. — Что же теперь делать, а, Алик? Может, где-то поблизости есть другой колодец?
— Ни черта тут больше нет! Это единственный дом, который в этом районе подключен к канализации.
— Вот так и губит случай фраеров…
— Лучше заткнись! — раздраженно осек своего дружка Пуглов. — Быстро в машину и гоним к Рощинскому!
— Да пошел бы он лесом! — вырвалось у Ройтса. — Нас по дороге к нему могут перехватить.
— А что разве у нас есть другой выход? Еще пять-десять минут и мы вместе с мешком будем вариться в крутом кипятке. Скажи бороде, чтобы отвалил, сейчас он нам не попутчик.
Ройтс открыл заднюю дверцу, наклонился и что-то сказал Поэту. Но ему никто не ответил. Игорь почти наполовину забрался в салон и дернул бомжа за рукав…И вдруг до Пуглова донесся подрагивающий голос Ройтса:
