Капитан Голубев легко оттолкнулся от стального уголка, окаймляющего открытую площадку вертолета, и прыгнул вниз. Ветер хлестанул его по лицу, и в животе тут же распрямилась тугая холодная пружина страха. Капитан не видел перед собой ничего, кроме неясных сполохов пожара, — именно эта неизвестность, не позволяющая ему определить расстояние до земли, заставляла его инстинктивно дернуть кольцо и раскрыть парашют.

Но Петр Голубев знал, что, сдай у него нервы, — он зависнет на некоторое время между небом и землей и станет прекрасной мишенью для токсоидов. И чтобы проскочить опасную зону, необходимо было камнем лететь вниз, раскрыв парашют лишь в последнее мгновение до того, пока не станет слишком поздно.

— …Восемь, девять! — шептал онемевшими от холода губами капитан. — Десять!

Чуть слышный хлопок парашюта и — резкий толчок встряхнул Петра. Едва он успел приготовиться к посадке, как ноги ударились о какую-то поверхность. Хотя капитан удачно принял поверхность двумя ногами и тут же, как это следовало по науке, стал заваливаться набок, он почувствовал, что падает гораздо дольше положенного.

Сила инерции протащила его по скользкому боку цистерны и бросила на щебень железнодорожного полотна.

Как только капитан очнулся, он достал штык-нож и перерезал стропы. К счастью, армейский парашют был сделан из шелка цвета хаки и не выделялся предательским белым пятном на черном фоне ночи. Петр Голубев скинул рюкзак, вынул оттуда прибор ночного видения и стал осматривать местность.

Вертолетчик их не подвел. Справа и слева, пульсируя в зеленом свете инфракрасного излучения, тянулись ряды цистерн, вагонов и тепловозов. Именно здесь, в парке-отстойнике станции Новочеркасск, токсоиды окружили и планомерно уничтожали крупную группу войск снабжения.

Интенданты были откомандированы на поиск уцелевших паровозов и подвижного состава, в которых не использовались схемы, выгоревшие после электронной атаки инопланетян. Однако оказалось, что эта точка находилась под контролем спутников токсоидов, и те тут же дали приказ уничтожить группировку противника.

Служба снабжения часто комплектовалась из личного состава, ранее находившегося в запасе. Боевого опыта эти люди не имели абсолютно. Большинство из них призывали на службу исключительно в связи с их гражданской профессией. Они могли либо крутить баранку, либо строить ангары для танков, либо готовить еду или проводить инвентаризацию на складе, но не стрелять из автомата, не устанавливать мины и уничтожать противника в рукопашном бою…

Старые стереотипы сработали против землян. Презираемая всеми боевыми офицерами военно-учетная специальность оказалась в новой войне едва ли не самой важной. Поняли это и токсоиды. Они начали настоящую охоту за интендантами, уничтожая их при любой возможности.

Когда командование Главного штаба сопротивления признало свою ошибку, начались лихорадочные поиски людей для замены непрофессионального военного состава на специалистов. Однако работа эта проводилась достаточно долго, и потому не одна группа снабжения вынуждена была держаться что было сил против противника, с которым воевать их никто не учил.

Так произошло и сейчас у станции Новочеркасск. Первыми на помощь были высланы четверо бойцов особого антитеррористического отряда во главе с капитаном Голубевым. Все они должны были прыгать с парашютом на сверхнизкой высоте в район боя и организовать грамотную оборону до подхода главного десанта. Отдавая приказ, командование, конечно же, не знало, что руководитель группы Голубев прыгает с парашютом первый раз в жизни…

Капитан нырнул в спасительную тень цистерны и увидел чей-то силуэт, мелькнувший между стальными колесами полуразбитого вагона. Голубев замер, сжимая в руках лазерную винтовку. Силуэт появился снова. Теперь стало ясно, что это человек. Петр тихонько свистнул. Через три секунды перед ним всплыло бледное лицо Володьки Хрусталева.

— Где остальные? — наклонившись к уху друга, спросил капитан.

Старлей сделал знак, что он понял вопрос. Тонким, как иголка, лучом фонарика он повел из стороны в сторону, и на фоне вагонов запрыгали едва уловимые тени десантников.

Капитан тем временем забрался на цистерну и определил направление движения. Сделать это было проще простого — на северо-востоке полыхала цистерна с нефтью, и ночную тьму прорезали бесшумные и оттого еще более зловещие, чем автоматные очереди, лазерные лучи.

Перебежками группа двинулась вперед. Минув три состава, дозор разведчиков вдруг залег. Капитан подполз к ним. Ефрейтор с обветренным худым лицом ткнул пальцем налево и вверх.

Голубев поднял голову и разглядел маячивших в метре от земли «летунов». Эти твари, которых токсоиды выводили из особого генетического материала и которым еще в детстве ампутировали нижние конечности, заменяя их на антигравитационный аппарат, позволяющий летать, были бы чрезвычайно опасными, если бы не их глуховатость. К тому же видели они плохо, особенно в темноте.

Ефрейтор, уперев локти в землю, приложился щекой к прикладу лазерной винтовки. Но капитан отвел дуло в сторону. Он достал из-за пояса штык-нож и, легко подкинув его в воздухе, поймал холодное лезвие ладонью.

Второй разведчик, сообразив, что вспышка лазера может привлечь внимание токсоидов, повторил его маневр. Капитан жестом показал, что его цель — левый «летун». Синхронно капитан и рядовой послали оружие в цель.

Тяжелые штык-ножи едва слышно рассекли воздух; ртуть, запаянная в лезвия, выровняла их полет. Двое пришельцев-дозорных, всхлипнув, ударились о дощатую стенку вагона и шлепнулись на щебень.

Группа двинулась дальше. Пролезая и проползая под вагонами, им удалось незамеченными пробраться в самую гущу боя.

Интенданты держали оборону, спрятавшись в стальных цистернах, в которых в мирное время перевозили зерно. Вагоны эти, от попаданий лазера, были покрыты потеками расплавленного металла и черны от сгоревшей краски, но защищали землян исправно.

«Тарелки», которые пытались бить землян сверху, солдаты отбивали через люки ракетами «стингер». Лобовые атаки токсоидов захлебывались в перекрестном кинжальном огне защитников.

Окинув взглядом картину боя, капитан Голубев вынужден был признать, что интенданты действовали не самым худшим образом. Единственное, чего он опасался, так это того, что у осажденных сдадут нервы и они расстреляют его группу с таким же успехом, как и взвод наступающих токсоидов.

Володька Хрусталев, глянув на своего остановившегося друга, вдруг громко запел:

— Не слышны в саду далее шорохи…

В цистернах на секунду воцарилось молчание, а потом сквозь нервный, истерический смех до десантников донеслось:

— Все здесь замерло до утра…

Несмотря на то, что вагоны простояли без движения не меньше пяти лет, здесь по-прежнему пахло теплым хлебом — так уютен и покоен был этот запах, что капитан на секунду закрыл глаза и увидел себя: еще до войны, пацаном, рядом с палаткой у станции «ВДНХ», в которой на витрине, в окружении ос цвета меда, лежат свежие булки, посыпанные кокосовой стружкой…

Капитан скользнул под вагон к Хрусталеву и о чем-то с ним пошептался. Володька, кликнув одного десантника, тут же исчез в темноте. Едва он успел скрыться, как с севера к осажденным метнулась «тарелка», и из нее посыпались «летуны»…

Ожесточенная атака была отбита через десять минут. Когда «летуны» отступили, капитан понял, почему в цистерне так аппетитно пахло свежей выпечкой. Ее бок, повернутый к инопланетянам, раскалился, и остатки мучной пыли, осевшие на стене, на глазах превращались в корочки хлеба.