— Дарк? Что случилось?
— Я не могу уснуть.
— Ясно. И ты решил, что в таком случае меня тоже следует разбудить? Очень мило, — сухо сказал Грим, но глаза его блеснули.
— Прости. — Дарку стало стыдно. — Я иду купаться, — объяснил он. — Я просто зашел сказать, что я ненадолго…
Грим вскинул брови.
— Надеюсь. Вода тут и летом-то ледяная. Что с ней творится сейчас — не поддается описанию. — Глаза учителя были добрыми и понимающими. — Завтрак будет готов к твоему, возвращению, и я велю Изобии развести огонь в очаге.
Дарк тяжело вздохнул, силясь прогнать из памяти образ мальчика с наполненными болью глазами.
— Не думаю, что мне захочется есть.
— Захочется, — уверил его Грим, — если ты искупаешься в этом жидком льду.
Невзирая на свои беды, Дарк улыбнулся.
— Как это может быть — жидкий лед?
— Думаю, сам скоро узнаешь. Не стану портить тебе сюрприз. Если ты вскорости не вернешься, мне придется спуститься вниз и вырубать тебя из него.
С этими словами учитель вернулся в комнату, очевидно, намереваясь провести еще несколько минут в чудесной теплой постели.
Дарк же отправился вниз, к озеру, радуясь, что Изобия еще спит. Несомненно, она нашла бы, что об этом сказать. Она находила, что сказать буквально обо всем на свете. И хотя Дарк очень ценил ее заботу, он предпочел бы, чтобы она не совала свой нос во все подряд.
Жизнь Изобии сложилась нелегко. Она была дочерью сестры Аркана и четыре года назад по праву считалась одной из самых гордых и своевольных девчонок, а ее красота свела с ума не одного парня. Увы, она встретила молодого воина из вражеского клана, который пришел на разведку в преддверии набега. Очарованная его красивым лицом и страшась собственной дерзости, она спрятала его у себя и в конце концов сбежала с ним к ужасу обоих кланов — его и ее. Счастье Изобии продлилось недолго. Она только-только понесла ребенка, когда ее муж погиб во время набега. Принявший женщину клан немедленно выставил вон и ее, и ребенка. Вернувшись домой, Изобия поняла, что ни она сама, ни тем более сын, зачатый от врага, здесь никому не нужны. Молодой женщине пришлось бы несладко, не предложи Грим убежище и ей, и ее ребенку. Изобия готовила еду и прибиралась в башне. Подобные обязанности не стала бы исполнять ни одна женщина клана, ибо все они страшились заходить в дом колдунов.
Одну из бывших кладовок переделали в удобную жилую комнату, и Изобия вскоре отринула свои страхи и поселилась там. Она была очень благодарна Гриму за его участие и работала так усердно, что жизнь обоих мужчин стала необычайно комфортной. Правда, к несчастью для Дарка, Изобия, вдобавок ко всему прочему, была еще и чувственной молодой женщиной. Она твердо решила расширить круг своих обязанностей — по крайней мере в отношении Дарка, — упорно стремясь затащить его в постель. Это, разумеется, льстило, однако молодому колдуну и без того хватало забот в жизни, и он предпочел отказаться от щедрого дара. Изобия была огорчена, но попыток своих не оставила. Дарк мог только гадать, сколько еще это продлится и чем все закончится…
У подножия башни располагался крошечный полукруглый пляж с галечным берегом с узкой звериной тропой к водопою. Берег здесь порос жестким низким кустарником терновника и ежевики. По правую сторону залива, где между нагромождениями серых валунов оставались клочки земли, стояла группка чахлых рябинок, подобно согбенным старухам клонящихся под ветром.
Дарк прошел по гальке, укрывшись под сомнительной зашитой по-зимнему голых деревьев, и быстро скинул одежду ледяной ветер и мокрый снег тут же заставили его затрястись от холода. Тело покрылось гусиной кожей. Дарк сознавал, что лезть сейчас в озеро — чистой воды безумие. Но после того, что произошло вчера, ему нужно было сделать нечто подобное. Будет неприятно и больно, но так оно и к лучшему. Это станет искуплением. Дарк очистит себя и смоет черные думы переполняющие мысли. Только тогда, казалось ему, он сумеет примириться с тем, что сделал. И как-то приготовить себя к следующему разу… Дрожа, Дарк добрался до края пляжа, где из воды выступали крупные камни. Здесь было глубоко. Набрав в грудь побольше воздуха, Дарк кинулся в озеро.
Он вскрикнул бы, если бы только мог. Ощущение было таким, словно с него заживо сдирали кожу. От нестерпимого холода перехватило дыхание, а сердце захолонуло в груди. Водоросли оплели ноги. Низкие ветви кустов проскребли по телу, будто желая разорвать его на части. Подобно чьим-то живым пальцам они вцеплялись в него, желая удержать под водой, пока он не захлебнется… Слепая паника охватила юношу. Дарк забарахтался, силясь выбраться на поверхность. Тщетно.
Под водой было темно как в могиле. Голову Дарка словно сжал стальной обруч. Легкие горели огнем. Руки и ноги стремительно немели и отказывались повиноваться. Бешеный стук сердца громом отдавался в ушах. Становилось все труднее сосредоточиться, двигаться, бороться за жизнь… Перед глазами встало лицо мальчика… Что чувствует человек перед смертью? Боль, отчаяние, панический страх?.. А потом все ощущения начинают угасать, и жизнь по капле изливается из тела, ускользая прочь…
Я не умру!
Дарк отчаянно забился, заставляя двигаться свое слабеющее тело. Ужас вдохнул силу в оцепеневшие конечности, и Дарк забарахтался, ища путь к спасению — вверх, к свету…
Внезапно ноги коснулись податливой скользкой грязи и гальки. Дно озера! А в следующий миг голова вынырнула на поверхность: он ухитрился выбраться на отмель. Едва осмеливаясь поверить, что спасен, Дарк добрел до пляжа и рухнул на четвереньки на гальку, не обращая внимания на острые камешки, впивавшиеся в кожу. Жив! Хрипя и натужно дыша, он выкашливал из легких остатки воды. Пусть он сам во всем виноват, но он больше никогда не сможет даже взглянуть на озеро без содрогания. Эти воды едва не стали его могилой…
Немного придя в себя, Дарк задумался о Гриме и ощутил укол раздражения. Конечно же, наставник должен был предполагать, что ученик может попасть в беду, отправившись на озеро в такой день. Да и потом, его барахтанье наверняка было видно из окна, если только старикан взял на себя труд выглянуть. Постепенно Дарк начал обращать внимание на мокрый снег и леденящий кожу ветер и понял, что опасность еще не миновала. Если он не оденется и не поспешит в теплую башню, то просто умрет прямо здесь…
Дрожа от холода и слабости, Дарк побрел к рябинкам, где оставил одежду. Руки по-прежнему плохо слушались. Он неуклюже накинул на плечи свой плащ, завернувшись в теплую ткань, а остальную одежду просто-напросто сгреб в охапку. Прижав ее к груди, юноша на неуверенных подгибающихся ногах отправился в сторону башни.
Над нижним этажом, служившим укрытием для животных, следующий ярус строения предназначался для хранения еды, корма и разных вещей, а жилые комнаты и спальни располагались на третьем этаже. Тяжело опираясь на перила, Дарк начал восхождение по первой из лестниц. Проходя мимо кладовки, он услышал доносившуюся оттуда возню и заглянул внутрь. Заметив красивый зад, обтянутый темно-зеленой юбкой, он поспешно отпрянул назад — но слишком поздно. Изобия копалась в одном из ларей; но теперь выпрямилась, откинула с лица длинные рыжие кудри и обернулась, демонстрируя пышные формы в низком вырезе блузы.
— Дарк! Во имя всего святого, что ты делал?
— Плавал.
Он отвернулся, чтобы уйти, однако Изобия полагала что разговор не окончен.
— Смерти ищешь?
— Не твоего ума дело… Сейчас из блузки вывалишься, — грубо сказал Дарк и сбежал покуда Изобия не успела ответить.
Впрочем, зря он на это рассчитывал…
— Свинья! — крикнула она ему вслед.
Горшок просвистел мимо Дарка и разбился о стену рядом с его головой. В воздухе повисло облако мелкого перца… То что говорят о рыжих и об их норове, — все правда, подумал он. Отчаянно чихая и безуспешно протирая слезящиеся глаза юноша ретировался со всей скоростью, на какую были способные его онемевшие ноги.
Поднявшись по второй узкой лестнице, Дарк окунулся в тепло и уют, столь необычный в этой суровой башне, как и во всех окружающих ее землях. В жилой комнате два глубоких кресла, накрытых овечьими шкурами, располагались по обе стороны пылающего очага. Напротив огня стоял стол, заполненный чашками и тарелками. Здесь были масло, хлеб, сыр и плошка бесценного южного меда, который Грим в свое время купил у торговца Тормона, проезжавшего через земли горцев. Толстые шерстяные драпировки, предохранявшие от холода и промозглой сырости, пестрели на стенах. Деревянные полки и большой сундук, стоявший возле окна, были отполированы до блеска. На их поверхностях не осталось ни единой пылинки — удивительное явление в комнате с открытым огнем, где легчайшие клочья пепла то и дело поднимались в воздух и оседали повсюду. Плотные ставни закрывали окно, но в комнате, озаренной ярким пламенем очага, свечами и лампой, было светло. Большой горшок с картошкой был заботливо поставлен на край очага, так что горячий пепел не давал содержимому остыть.
