Каз первым нарушил молчание.

— Все кончилось сравнительно безобидно, так мне кажется.

Вельдан бросила взгляд на Элиона, и неожиданно оба расхохотались. И пусть этот смех был немного искусственным, он помог снять неимоверное напряжение.

Они обогнули поселение, не желая общаться с кем бы то ни было. Тем более что это было им запрещено. Но в Гендивале слухи расходятся быстро, и вскорости стало ясно, что чародеи обходят их по широкой дуге.

— Не желают разделить нашу участь, — с горечью пробормотал Каз, позабыв, что только несколько минут назад сам не хотел с ними общаться.

Чародеи подошли к реке, вытекавшей из Нижнего Озера, и зашагали по долине, тянувшейся у подножия заросшего лесом холма. Они прошли по деревянному мосту и направились к своим домам, стоящим на холме среди деревьев. Маленький домик Элиона в самом начале поселения далеко отстоял от специально оборудованного жилища, которое делили Казарл и Вельдан. Их дом располагался в глубине долины, неподалеку от озера.

— Ладно, — нехотя проговорил Элион. — Я, наверное, лучше пойду.

Неприязненные нотки, возникавшие в его голосе всегда, когда он говорил с Казом и Вельдан, исчезли без следа. Дракен к удивлению своему осознал, что их непримиримая вражда вдруг стала казаться глупой ребячьей ссорой в сравнении с необходимостью держаться вместе перед лицом яростного гнева Кергорна.

Элион повернул налево, направившись к своему домику. Ссутуленный, с опущенной головой, несчастный и одинокий он медленно брел по сумрачной лесной тропе. Вельдан покосилась на Каза.

— Что скажешь?

Дракен вздохнул.

— Проклятие! Я надеялся отдохнуть в тишине и спокойствии, — пробормотал он. — Только ты да я. Но ты права. Скажи Этому Куску дерьма, пусть идет с нами.

Каз изо всех сил старался вести себя как обычно, но получалось плоховато.

— Элион? — окликнула Вельдан, и чародей обернулся. — Может, зайдешь к нам?

Он вздрогнул.

— Но я думал, вы с Казом хотите побыть вдвоем. Я помешаю…

Каз поднял голову, узкий язык блеснул между клыками в дракеновской версии усмешки.

— О, полагаю, нам есть, о чем переговорить. В конце концов мы все втроем по шею в дерьме.

Элион улыбнулся. В последнее время такое случалось нечасто.

— Я бы сказал, что мы в нем с головой. Спасибо вам. Я бы с удовольствием пошел с вами. По правде говоря, я даже думать боюсь о том, как буду сидеть один в пустом и холодном доме. Так что не откажусь от компании.

— Даже от нашей? — Вельдан подняла бровь.

— А что же? Вы-то не отказываетесь от моей… Я только переоденусь, и присоединюсь к вам.

Тулак была бы очень удивлена, узнав, что мнение Заваля об этой тюрьме не слишком-то отличалось от ее собственного. Ну да, возле его двери стоял охранник. Второй дежурил во дворе под окном, видимо, на случай, если он решится выпрыгнуть. Пусть он был пленником, но это не мешало ему наслаждаться жизнью. Он чувствовал себя несравненно лучше, приняв ванну и переодевшись в чистую одежду, которую разыскала для него милая, улыбчивая молодая женщина. Чуть позже она же принесла ему обед. Заваль накинулся на еду, уничтожив все до крошки. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз ел как следует. И ни одно из изысканных блюд, которые готовили иерарху, не казалось ему таким вкусным.

Теперь он сидел, глядя в окно своей комнаты, потягивая эль из глиняной кружки и греясь в лучах яркого осеннего солнца.

Солнце! Может, его сон оказался правдой? Возможно, Мириаль гневается на своего слугу, раз уж он привел его в это ужасное место.

Окно выходило на задний двор «Грифона» — чистый ухоженный двор, окруженный конюшнями и хозяйственными постройками из того же бледного камня, что и сам трактир. Тропинка, пролегавшая между строениями, вела к огороду. Он заметил угол капустной грядки и бельевую веревку, на которой трепетали под ветром белоснежные простыни. Все это было так непохоже на привычный каменный город. Воздух свежий и прозрачный — совсем не такой, как в промозглой, пробирающей до костей сырости Каллисиоры. Он чувствовал запах свежей соломы, лошадей и жирной ухоженной земли.

Отвернувшись от окна, Заваль снова оглядел свою комнату. Стены обиты деревянными панелями. Цветастая скатерть. Яркое покрывало на кровати. Красно-синий плед на стуле возле камина и пестрый ковер на полу… На столе — букет осенних цветов в бронзовом кувшине; его стенки тускло отражают пляшущие языки пламени камина. На стене висит круглое бронзовое же блюдо с изображением павлина. Цветная эмаль ярко сияет под солнцем на фоне темного дерева панелей…

Допив эль, Заваль вытянулся на кровати. На сердце было необычайно легко. Удивительное дело! Сколько ужасов ему пришлось пережить в последние дни? И как же хорошо после всего просто побыть в тишине и покое… До сих пор его разрывали на части противоречивые чувства: злость и ужас, горечь, страдание и страх. Кто смог бы жить со всем этим на душе? Но может быть, это дивное место — чем бы оно ни было — дано ему, чтобы хоть на время отринуть сомнения и страх и дать ему передохнуть? Даже демон, кажется, оставил его в покое; по крайней мере он на это надеялся. Заваль не слышал и не ощущал захватчика в своей голове с тех пор, как вчера переговорил с Элионом. Там ли он вообще, в конце-то концов. Или воображение сыграло с ним злую шутку? Нет Вельдан упоминала о нем, когда они общались в последний раз. Если верить ее словам, он просто не может уйти.

Может мне попробовать поговорить с ним?

Ему не хотелось этого делать. Сама мысль о том, что кто то находится в его мозгу, наполняла Заваля страхом и отвращением. Пока это существо сидит тихо, он мог полагать, что его там и вовсе нет…

Лучше подождать, пока не придет Элион: Я просто не решусь иметь с ним дело один на один.

Сейчас Завалю хотелось только одного: укрыться в маленькой раковине покоя, который окружал его. Разумеется, он по-прежнему оставался здесь пленником, и одному Мириалю известно, какие ужасы его ожидают. Иначе зачем Элион стал бы завязывать ему глаза? Но хотя Заваль полагал, что ему следует бояться будущего, сейчас оно казалось далеким и нереальным, и он не хотел об этом беспокоиться. Странное дело, но он чувствовал себя так, словно и в самом деле умер на жертвенном костре, а теперь возродился к новой и совершенно другой жизни.

Внезапно послышался осторожный стук. Дверь приоткрылась, впуская ту самую улыбчивую женщину, что приносила ему еду и одежду. В руках у нее был поднос.

— Я пришла забрать тарелки, — сказала она беззаботно. — Нет-нет, не вставай, милый. Я сама справлюсь.

Милый? Никто и никогда в Каллисиоре не обращался к иерарху с такой чудной, непосредственной фамильярностью, но в ее устах это прозвучало на удивление естественно. Впрочем, она и не притронулась к тарелкам, а вместо этого присела к нему на кровать.

— Ты выглядишь лучше, чем раньше, — сказала женщина. — Когда вы только приехали сюда, у тебя был совсем больной вид. А все дело в горячей еде и эле… Смотри-ка, ты уже не такой бледный. — Она нежно провела кончиками пальцев по его щеке. Было удивительно приятно, и Заваль удивленно поглядел на женщину. Она наклонилась поближе, так что ему стали видны мягкие округлости груди в вырезе платья, и поцеловала его. Губы женщины были мягкими и влажными. Ее волосы упали ему на лицо; они тонко пахли цветами и солнцем.

В первый миг Заваль хотел оттолкнуть ее, сказать, что он посвящен Мириалю, но как-то так вышло, что этого не случилось. С возрастающей страстностью он отвечал на поцелуи. Пальцы женщины скользили по застежкам его одежды. Он расстегнул пуговицы ее платья, обнажив кожу цвета золотистого персика. Не дожидаясь, когда они оба разденутся, женщина перекинула ногу через его бедра, усевшись сверху. Сладостная волна невероятного удовольствия захлестнула его. Женщина застонала, изгибаясь от наслаждения. Сейчас она была подобна одной из языческих богинь горцев. На миг Заваль ощутил укол вины — один-единственный и последний…