– Я не справился… – прошептал Гхэ, и горячие непривычные слезы потекли из его глаз: он вспомнил, как Чернобог разделался с ним клинком молнии.

– Не все еще потеряно. Еще есть время, – сказал из-за спины Хизи Ган. Третьей фигурой оказался демон потока – женщина; она сидела нахмурившись на скамье под тополем. Рядом с ней, старый и поникший, стоял древний властитель Нола, которого Гхэ захватил в Храме Воды. Ленгната был тучен, его поросячьи глазки выглядывали из складок жира.

– Где мы на самом деле? – спросил Гхэ Хизи.

– В твоем замке. В месте, где ты держишь плененные души.

– Как ты сюда попала?

– Я пришла повидаться с тобой, Гхэ, потому что ты можешь сделать кое-что для моего спасения.

– Все что угодно.

– Но для этого ты должен убить Реку. Конечности Гхэ задергались, его стал бить озноб.

– Я не могу этого сделать! Ты же знаешь, что не могу! Даже будь у меня сила…

В глазах Хизи он прочел гнев.

– Ты в долгу передо мной, – заявила она. – Ты заставил меня думать, будто я тебе нравлюсь, может быть, даже больше чем нравлюсь. Так что ты в долгу передо мной.

– Я люблю тебя, – прошептал Гхэ.

– Не знаю, что это значит, – ответила Хизи, но взгляд ее несколько смягчился. – Мне известно одно: я нуждаюсь в твоей помощи.

– Не могу я убить Реку! Его перебил Ган:

– Ты снова забыл Ли, Гхэ? Мы нашли обрывки воспоминаний о ней в твоей памяти, глубоко спрятанные, скрытые от твоего разума. Бог-Река пытался вовсе их уничтожить. Он заставил тебя убить Ли, потому что не хотел оставить тебе самые дорогие воспоминания.

Хизи протянула Гхэ что-то – не материальное, а частицы его собственного сознания, как осколки разбитого зеркала. Образ старой женщины, ее любовь к нему, Гхэ, забота, которую только она и проявляла… Тот давний день на берегу Реки…

– Он ведь украл у меня все это! Зачем? Хизи откинула волосы с лица Гхэ.

– Чтобы ты не отвлекался. Из настоящего человека – со своими собственными мыслями, стремлениями, любовью, – из такого человека получилось бы плохое орудие Реки. Река ненавидит нас потому, что никогда по-настоящему не сможет понять, хотя и использует наши тела как сосуды для своей силы. Бог-Река ненавидит тебя, Гхэ, ненавидит меня – просто потому, что нуждается в нас. Я знаю, каково это, – ощутить его в себе. – Хизи положила руку на плечо Гхэ. – Но то, чем ты являешься теперь, Гхэ, он сделал из человека. Часть тебя все еще человеком остается. И хоть ты и причинил мне много зла, ты не заслуживаешь того, что он сделал с тобой. Никто из нас такого не заслуживает. Я умираю, Гхэ. Только ты можешь спасти меня.

В Гхэ начал пробуждаться гнев, но все же он настаивал:

– Я… Таким он меня создал – я не могу не служить ему.

– Неправда, – возразила Хизи. – Если ты любишь меня, ты можешь служить мне. Однажды ты сказал Гану, что сделаешь все, чего бы я ни захотела.

– Я лгал! Ган это знает.

– Ты думал, будто лжешь, – ответил Ган. – Но я поверил тебе, потому что это более глубокая правда, чем ты сам осознаешь. В тебе говорил человек, а не призрак, рожденный Рекой.

Гхэ унял свою дрожь, объединил гнев с любовью. Он заглянул в самую тайную ледяную сердцевину своей души, которая помогала ему убивать, еще когда он был просто человеком, когда любая ошибка означала его собственную гибель, когда сочувствие могло оказаться смертельно опасным.

– Я – серебряный клинок, я – ледяной серп, – прошептал он и наконец действительно снова стал им. – Что я должен сделать? – услышал Гхэ собственный голос.

Хизи встала на цыпочки и поцеловала шрам у него на подбородке – след первой раны, полученной джиком.

– Мне жаль, – сказала она, – но для достижения цели ты должен умереть. Мы все поможем тебе. – Она кивнула в сторону богини потока.

– Умереть, – задумчиво протянул Гхэ. – Я должен умереть. – Он взглянул в прелестное лицо. – Ты тогда меня простишь?

– Я уже простила тебя, Гхэ.

– Называй меня Йэн.

– Йэн, – улыбнулась ему Хизи.

Потребовались три попытки, чтобы извлечь меч; каждая следующая была болезненнее предыдущей, и вместе с мечом из тела Перкара вырвался фонтан крови, так что, подумал юноша, наверняка жизнь быстро покинет его. И все же, хотя ноги казались деревянными, ему удалось встать.

Перед ним огромная фигура заслонила Хизи – Перкар узнал в ней Тзэма. Великан встал между девочкой и богом.

– Это становится утомительным, – фыркнул Карак. – Перкар, ты должен лечь и умереть. А ты, Тзэм… Впрочем, ладно! – Он поднял руку.

Скорпионье жало толщиной в ногу человека ударило бога; кошмарный клубок клешней, шипов и чешуи внезапно пришел в движение. Карак закатил глаза – не от боли, а от раздражения – и отшвырнул тварь рукой.

– Ах ты!.. – рявкнул он.

Чудовище с лицом убийцы из Нола, шатаясь, поднялось на тонкие, как у паука, ноги. Оно должно было умереть – Перкар видел, что оно обуглено и прожжено насквозь; лишь голова чудовища оставалась человеческой, и именно человеческие глаза привлекли внимание Перкара, а не уродливое тело.

– Перкар, – прохрипела тварь.

Он был так слаб… Ноги Перкара подгибались. Он никак не мог сообразить, что ему делать с мечом, который он вытащил из своей раны. Нанести Караку еще один бесполезный удар? Но теперь перед ним была эта тварь, тварь, которая сожрала богиню потока…

Перкар поднял клинок, хотя его тяжесть норовила вырвать оружие из руки.

Он размахнулся мечом, используя весь свой вес, зная, что, если промахнется, еще одной попытки уже не будет. «Как странно, – мелькнула у него смутная удивленная мысль, – тискава словно нарочно откинул голову назад, подставляя себя под удар».

Чернобог был, кажется, ранен более тяжело, чем хотел бы показать: хоть он и кинулся между Перкаром и порождением Реки, двигался он медленно и не сумел увернуться от сломанной дубинки Тзэма; удар пришелся ему в плечо, и Карак споткнулся. Потом было уже слишком поздно – меч, который дал Перкару отец, меч, выкованный маленьким богом Ко, глубоко вонзился в чудовище.

Второй раз Перкар смотрел, как слетает с плеч голова Гхэ. Ему показалось странным выражение, мелькнувшее в последний момент на лице джика, – радость победы, а не горечь поражения.

Кровь забила фонтаном, заливая пол пещеры, из рассеченной шеи порождения Реки. Тело его упало в озеро, темная жидкость хлынула в воду, и вода загорелась. Она вспыхнула, как опавшие листья сухой осенью, как смола на сосне. Великолепный многоцветный фейерверк озарил все вокруг, и Перкар бессильно опустился на колени перед этой радужной пляской гибели Реки – и своей собственной. И хотя способность удивляться и ликовать должна была бы покинуть его после всего случившегося, юноша засмеялся и заплакал радостными слезами, увидев скользящую среди языков пламени, вырывающихся из умирающего бога, стройную фигуру той, которую он когда-то любил, – богиню потока.

– Что ты наделал! – завопил Карак. – Что ты наделал!

– Убил Реку, как мне кажется, – ответил Перкар, отбрасывая клинок. Он опустился на землю и сжал руками рану на животе. Теперь она начала болеть; мучительное жжение, знал Перкар, будет терзать его еще долго, пока наконец не убьет.

– Все совсем не так, как я планировал, – прорычал Карак.

– Как бы то ни было, он мертв, я думаю.

– Может быть, – согласился бог-Ворон, – хотя я и не понимаю, каким образом…

– Но я убил его – ты же видишь. Я сделал это для тебя.

– Ты сделал не так, как я хотел, – капризно пожаловался бог.

– Карак, пожалуйста! Я знаю, ты можешь исцелить Хизи и Нгангату, если они еще живы. Пожалуйста, прошу тебя! Мы ведь все сделали, что ты хотел. Изменчивого больше нет.

– Но кто займет его место? – оскалил зубы Карак. – Это мне неизвестно. Может быть, новый бог окажется не лучше Брата.

Перкар в этом сомневался, но предчувствие – не уверенность. Да и спорить ему было слишком трудно.

– Спаси их, – повторил юноша.