Перкар чувствовал все большее смущение – богиня рассказывала историю, которую теперь уже все знали. Песня говорила о его наивности, о ее гневе, о смерти. Но закончила богиня так:
С последним словом богиня поднялась из воды, более величественная, чем когда-нибудь раньше, и Перкар сам не заметил, как преклонил колени.
Богиня приблизилась и шутливо взъерошила его волосы.
– Встань, глупый мальчик, – пожурила она Перкара. – Мы с тобой слишком близко знакомы для таких церемоний.
– Да, но… – начал юноша, но только беспомощно пожал плечами. Однако богиня заглянула ему в глаза, и тогда Перкар нашел нужные слова: – Такой чести я не заслуживаю – стать куплетом твоей песни.
Богиня рассмеялась – тем самым серебристым мелодичным смехом, который он услышал в первый раз… Казалось, с тех пор прошли века.
– То, чего ты заслуживаешь, не имеет никакого отношения к моей песне, – ответила она. – Изменчивый – тоже ее куплет, а уж его имя никогда не стоило того, чтобы быть упомянутым. Но так слагают свои песни боги и богини. Ты – часть моей истории, Перкар, часть, которой я дорожу. В конце концов, это твоя любовь положила конец моим страданиям и дала мне все это. – Она широко развела руки, словно обнимая весело текущие воды.
Перкар откровенно взглянул в глаза богине.
– Давным-давно ты велела мне не быть мальчишкой, мечтающим о невозможном. Но я так тебя любил – и я был так глуп! Я был готов ради тебя на что угодно – кроме одного: прислушаться к твоим предостережениям. Однако своей цели я в конце концов добился – твоя песня говорит, что моя любовь тебя спасла. Но, богиня, позволь мне сказать тебе правду: все это я совершил не из любви к тебе.
Она улыбнулась еще шире и обвела взглядом Нгангату, Тзэма, Ю-Хана и Хизи.
– До чего же он временами бывает глупым, правда? – вздохнула богиня и взглянула на Перкара с шутливым отчаянием. Потом она поманила Хизи.
Девочка робко сделала шаг вперед. Богиня потока была прекраснее любой когда-либо виденной ею женщины. Раньше история Перкара казалась ясной, однако теперь девочка поняла, что не все так просто. Раньше она лишь рассудком осознавала, что поступки Перкара – дань его любви к богине, теперь же, когда Хизи увидела ее, услышала ее голос, все внезапно переменилось. На сердце у Хизи стало тяжело, когда она вспомнила собственную неуклюжую тень на полу дамакуты «Шелду». Все же она приблизилась к богине; к некоторому удивлению Хизи, та взяла ее за руку. Кожа водяной красавицы была холодной и влажной, но вполне человеческой.
Хизи удивилась еще больше, когда богиня соединила ее руку и руку Перкара.
– Я никогда не говорила, что это любовь ко мне стала причиной гибели Изменчивого и принесла мне свободу, – объяснила богиня. – Я говорила только о любви смертного: твоей любви, Перкар, к своему народу, к своим друзьям, к этой девочке. Такова любовь мужчины, милый мой, и именно она освободила меня.
– Тебя я люблю тоже, – ответил Перкар.
– Конечно. Как могло бы быть иначе? Но теперь ты понимаешь, о чем я говорила тебе тогда, давным-давно.
– Пожалуй. Я больше не мечтаю сделать тебя своей женой, если ты это имеешь в виду.
Богиня только улыбнулась ему и повернулась к Хизи.
– Дитя, у меня есть для тебя подарок.
– Для меня?
Рядом с богиней вверх взметнулась колонна воды; из нее появилась призрачная, гораздо менее материальная, чем сама богиня, но вполне узнаваемая фигура.
– Ган! – воскликнула Хизи.
– Более или менее, – ответил призрак отрывисто, но на суровом лице его расцвела улыбка. – Изменившийся, но неизменный. Представь себе, что ты прожевала кусок мяса, а хрящи выплюнула, – так вот, я, наверное, по большей части состою из хрящей.
– Ган! – Хизи снова заплакала, хотя еще недавно думала, что ни соли, ни воды в ней больше не осталось.
– Перестань, дитя. Ты же знаешь, как я не люблю подобные выходки.
– Вот как? – ответила Хизи, вытирая слезы с глаз. – Я ведь прочла твое письмо, которое ты переслал с менгами. То самое, где ты пишешь, что любишь меня как дочь.
– Да, да, – досадливо перебил ее Ган. – Старики иногда пишут подобные сентиментальности. – Взгляд его смягчился. – К тому же я, пожалуй, именно так и чувствую.
– Что же теперь будет с библиотекой? – спросила Хизи и добавила шепотом – ослепительная вспышка предчувствия чуть не испугала ее: – И с Нолом?
Ган пожал плечами:
– Библиотека была всей моей жизнью, но теперь меня почему-то радует, что свои последние дни я провел не в ней. Книги останутся, и всегда найдется кто-нибудь, чтобы их читать. Кто-нибудь вроде нас с тобой, по крайней мере в каждом поколении или двух. Книги дождутся читателей, как они дождались тебя. А что касается Нола – кто знает?
– Мне там поклоняться не будут, – вмешалась богиня. – Я этого не потерплю: обряды доставляют мне не удовольствие, а боль. Но я не причиню Нолу вреда, хотя этот город построил Изменчивый. Человеческие существа способны меняться: это самая замечательная, может быть, единственная замечательная черта твоих родичей. Со временем они станут не менее счастливы без Реки, чем были, когда их бог еще существовал.
Ган улыбнулся:
– Интересное это окажется время – ближайшие несколько лет. Я собираюсь наблюдать за событиями.
– Наблюдать?
– Богиня милостиво согласилась отнести то, что от меня осталось, вниз по течению.
Богиня согласно кивнула:
– В отличие от Изменчивого, я не испытываю желания течь по необитаемым землям. Я чувствую себя более уютно, когда у меня есть соседи: боги-лягушки, боги-цапли, владыки болот. Может быть, твой старый учитель захочет занять одно из свободных мест – ручей, поле, гору. Я и других приглашу тоже.
– А кто… – Перкар нахмурился и начал снова: – Что станет с потоком, где ты так долго жила?
– О, об этом я уже позаботилась, – ответила богиня. – Там теперь новая обитательница. Дари ей цветы, как ты дарил мне. – Она загадочно и немного печально улыбнулась, приблизилась к Перкару и очень тихо проговорила: – Прощай, любовь моя. Я стала такой большой, и для меня это еще непривычно. Я еще не добежала до устья, и часть Изменчивого еще жива, хотя я все больше и больше уничтожаю его с каждым мгновением. Но может случиться, что, когда я займу все русло, я задремлю, а когда проснусь, увижу уже твоих правнуков, а не тебя. Может быть, мы никогда больше не будем разговаривать так, как сейчас. Но знай: из всех смертных, которых я любила, ты – самый мне милый и самый несносный. Ты заставил меня стать менее богиней и более человеком, чем думаешь. Прощай. – Она отвернулась от юноши.
– Прощай, богиня, – ответил Перкар, безуспешно стараясь заставить свой голос не дрожать.
– Прощай и ты, Хизи, – сказал Ган; как и богиня, он начал растворяться в воде, из которой возник. – Может быть, ты как-нибудь принесешь в дар моему духу благовония.
