Должно быть, Мох лжет. У Квен Шен острый, проницательный ум: недаром император выбрал ее для того, чтобы возглавить поход, и не зря бог-Река дал ее в любовницы Гхэ. Она оправдала эти высокие рекомендации: советы, которые она до сих пор давала Гхэ, всегда были хорошими, очень хорошими. Если бы он больше слушал ее, а не этого старика Гана, все теперь было бы иначе. Нельзя забывать и того, как почтительно Мох обращается с Ганом: едет рядом со старым ученым и угождает ему во всем, словно они – старые друзья. Правда, варвар утверждает, будто стремится оказать почести старику, потому что его любит Хизи, но что, если на самом деле Ган и молодой менгский шаман в сговоре против него, Гхэ?

Вот теперь все сходится. Ган заманил их в ловушку, предложив плыть вверх по притоку Реки, хотя и знал, что драконы этого не перенесут. Старик и раньше встречался с менгами, даже посылал через них что-то Хизи. И когда его план – крушение корабля – удался, было ли просто совпадением то, что менги оказались тут как тут, словно ждали появления отряда? Не были ли они заранее предупреждены о планах старого ученого? Так какова же их цель? Не привести Гхэ к Хизи, а заманить как можно дальше от нее. Пока он добирается до Шеленга, она мчится прочь, все дальше с каждым мгновением.

Гхэ дошел до деревьев; его трясло от гнева на собственную тупость. Иногда, конечно, бывает трудно думать – слишком далеко он от Реки, но это не может служить оправданием, ведь он – единственная надежда Хизи, единственная надежда великого бога. Он не смеет подвести их из-за слабости своего разума, тем более что его сила в других отношениях так велика.

Мох послан для того, чтобы его запутать, и это ему хорошо удалось. Гхэ не сможет перехитрить его в своем теперешнем состоянии, а если он потребует, чтобы менг признался, тот просто придумает правдоподобное объяснение всему, и Гхэ, чей рассудок слабеет вдали от господина и повелителя, может поддаться лживым сладким словам. Лучше не давать шаману такой возможности; лучше сразу разделаться с ним, а уж тогда Гхэ вырвет правду у духа Мха, когда тот станет его пленником.

Приняв решение, Гхэ сбросил одежду и закутался во тьму, создав себе доспехи из ночного мрака. Это был простой трюк; он научился ему, пожрав странного маленького бога в обличье совы. Гхэ создал себе вторые доспехи из ветра и взмыл в воздух; в этот момент Смерть и ее объятия казались ему далекими, невозможными. Гхэ потянул за струны ветра, как за поводья, заставив его нести себя к шатру Мха.

– Поешь еще, – уговаривал Мох Гана. – Тебе понадобятся силы для путешествия по горам.

– Ничего из этого не получится, – решительно ответил старик. – Мне никогда не добраться до гор. Твой новый союзник, Гхэ, поглотит меня задолго до того.

Мох пристально посмотрел на кусок оленины, который держал в пальцах, и слизнул с него каплю жира.

– Не думаю. Ему теперь больше по вкусу боги, а не люди. Ган бросил на него унылый взгляд:

– Тогда почему же все еще каждый день исчезают солдаты?

– Некоторые дезертируют, – заметил Мох.

– Да. Потому что знают: иначе их участь – стать вечерней трапезой чудовища. – Ган выразительно посмотрел на молодого человека.

Мох вздохнул:

– До сих пор мне удавалось защитить тебя, дедушка.

– Я никому не дедушка, – резко бросил Ган. Мох огорченно нахмурил брови.

– Такое обращение к старшим считается вежливым.

– А считается ли вежливым тащить меня через все эти неведомые мне земли против моей воли? Заставлять меня помогать в деле, к которому я не желаю иметь никакого отношения? Стоит ли скрывать под свежей краской гнилое дерево, обращаясь ко мне вежливо?

Мох доел мясо и запил его глотком вина.

– Как пожелаешь, старик. Во всяком случае, то, что я сказал, остается в силе: я защищал тебя до сих пор и буду делать это и в дальнейшем.

Ган фыркнул:

– Значит, ты просто глупец. Разве ты не знаешь, что он такое? Ты не сможешь защитить меня от него.

– Но я это сделаю, даю тебе слово.

– Как ты меня успокоил, – насмешливо протянул Ган. Мох ухмыльнулся в ответ.

– Все-таки съешь что-нибудь. Я не хочу, чтобы Хизи подумала, будто я морил тебя голодом, когда мы наконец найдем ее. – Он помолчал и поднял чашу с вином. – Она ведь любит тебя, знаешь ли. Думаю, если бы мне удалось убедить ее, что я сумею устроить вашу встречу, она поехала бы со мной.

– Какое тебе дело до этого? – неожиданно взорвался Ган. – Я до сих пор молча слушал, как ты рассуждаешь о Хизи, но что все-таки тебе нужно? Гхэ – безмозглая тварь, и мне известно, чего хочет от Хизи бог-Река, но ты…

– Я хочу только мира, – мягко ответил Мох. – Я хочу, чтобы мои родичи больше не умирали. И еще я хочу, чтобы мой народ был благословлен Рекой, как и твой.

– Это вовсе не благословение, – прорычал Ган. – Это проклятие. Проклятие для тех, в ком течет его кровь, и для тех, кем его дети правят. Твое желание безумно.

– Может быть, тебе так кажется, – коротко ответил Мох. – Но я знаю лучше.

– Конечно… – начал Ган, но глаза Мха внезапно сверкнули, и он поднял палец.

– Я знаю лучше, – повторил молодой шаман.

Ган медленно закрыл рот. Ясно: разговор на эту тему не принесет пользы. Он обвел взглядом убогий шатер, собираясь с силами для новой попытки.

– Ты убьешь ее? – тихо спросил он менга. – Она умрет?

– Старик, она умрет, только если Чернобогу удастся его затея. Если мне удастся успеть вовремя и победить, она останется жива и станет повелительницей, как ей и написано на роду. Она объединит все народы Реки в единое государство. Я видел это.

– И ты будешь с ней рядом? – осторожно спросил Ган. Мох пожал плечами:

– Не имеет значения, где тогда окажусь я. Моя работа будет выполнена. Когда Хизи сделается правительницей, та власть, которой обладаю я, ничего уже не будет значить. Все мелкие боги перестанут существовать, мир очистится от них. Горы и равнины станут домом для людей, только для людей. И наконец наступит мир – никто, подобный Чернобогу, уже не сможет вмешиваться в наши дела.

«Так вот где, – подумал Ган, – самое болезненное место». Какие события сформировали этого мальчика? Старик начинал понимать чувства, которые движут Мхом. Если удастся разобраться в них, может быть, удастся и убедить юношу действовать разумно. Пока же Ган понизил голос почти до шепота:

– Я снова спрашиваю: что заставляет тебя быть союзником этого пожирателя жизней, этого вампира?

– Только он в силах доставить нас к горе. Боги будут сопротивляться этому на каждом шагу. На нас ведь уже трижды нападали, ты разве об этом не знаешь? Каждый раз Гхэ расправлялся с врагами. Я, может быть, тоже справился бы, но лишь после тяжелой борьбы. А когда мы повстречаем самого Чернобога…

Ган остановил его, подняв руку:

– Ты все говоришь «Чернобог». Но разве можно употреблять такое название? На моем языке «богом» называют только Реку. Как вы называете того, другого на своем языке?

– У него много имен. Чаще всего его называют Чернобог.

– Нет, – оборвал его Ган. – Скажи это на своем языке.

– Йяижбин. – Мох казался озадаченным, но послушно выполнил распоряжение.

Ган пожевал губу.

– Погоди, погоди, – пробормотал он. – Жбин ведь значит «черный».

– Верно, – согласился менг.

– На древнем языке Нола «черный» звучит как «жвэнг».

– Я и раньше замечал, что наши языки похожи, – сказал Мох. – Твое имя, например, и мое занятие: «Ган» и «гаан».

– Это не мое имя, – объяснил старик. – «Ган» значит «учитель». Но есть еще одно слово древнего языка: «гун». Оно означает «жрец». – Он размышлял, опершись подбородком на руку, и забыл обо всем, кроме научной проблемы. – «Гун Жвэнг». – Старый ученый обернулся к менгу. – А что будет, если на твоем языке сказать «жбенгаан»? Что будет это значить?

– «Черный колдун» или «черный шаман». Это просто другое имя Чернобога, потому что он еще и волшебник.

– Что за глупец, – поморщился Ган. – Что я за глупец! Когда Гхэ рассказывал о храме, я должен был догадаться. Но что же это все значит?