— Как герои, — сказал Мордаунт.

— Да, да, — пробормотал Кромвель, — французы хорошо дерутся, и если моя подзорная труба не обманула меня, мне кажется, я видел их в первых рядах.

— Совершенно верно, — сказал Мордаунт.

— Но все же позади вас, — сказал Кромвель.

— Это не их вина, моя лошадь была лучше.

Снова наступило молчание.

— А шотландцы? — спросил Кромвель.

— Они сдержали слово, — сказал Мордаунт, — и не тронулись с места.

— Презренные! — пробормотал Кромвель.

— Их офицеры желают вас видеть, генерал.

— Мне некогда. Им заплатили?

— Сегодня ночью.

— Так пусть они убираются, возвращаются в свои горы и там скроют свой позор, если горы достаточно для этого высоки. Между мной и ими все кончено. Можете идти, Мордаунт!

— Прежде чем удалиться, — сказал Мордаунт, — я хотел бы задать вам, генерал, несколько вопросов и обратиться к вам, моему начальнику, с одной просьбой.

— Ко мне?

Мордаунт поклонился.

— Я пришел к вам, моему герою, моему отцу, моему покровителю, чтобы спросить вас: довольны ли вы мною?

Кромвель с удивлением посмотрел на него.

Молодой человек хранил бесстрастное выражение лица.

— Да, — сказал Кромвель, — с тех пор как я вас знаю, вы не только исполняли ваш долг, но, более того, были верным другом, искусным посредником и отличным солдатом.

— Вы не забыли, генерал, что мне первому пришла в голову мысль вступить в переговоры с шотландцами о выдаче короля?

— Да, эта мысль была ваша. Я еще не настолько презираю людей.

— Был ли я хорошим послом во Франции?

— Да, вы добились от Мазарини всего, чего я хотел.

— Не защищал ли я всегда горячо вашу славу и ваши интересы?

— Пожалуй, даже слишком горячо: в этом я вас только что упрекнул. Но к чему такие вопросы?

— Я хочу вам сказать, милорд, что настала минута, когда вы одним словом можете вознаградить меня за всю мою службу.

— А, — протянул Кромвель с легким оттенком презрения, — это правда. Я и забыл, что всякая услуга требует награды, а вы оказали мне услугу и еще не вознаграждены.

— Вы можете наградить меня сейчас же, превыше всех моих надежд.

— Каким образом?

— Награды не придется искать далеко, она у меня почти в руках.

— Что же это за награда? — спросил Кромвель. — Хотите денег? Или желаете получить чин? Должность губернатора?

— Вы исполните мою просьбу, милорд?

— Посмотрим сначала, в чем она состоит.

— Когда вы говорили мне: «Вам предстоит исполнить одно поручение», разве я отвечал вам: «Посмотрим сначала, в чем оно состоит»?

— Но если ваше желание окажется неисполнимым?

— Когда вы приказывали мне что-нибудь исполнить, отвечал ли я вам хоть раз: «Это невозможно»?

— Но такое предисловие позволяет думать…

— О, будьте покойны, милорд, — сказал Мордаунт просто, — моя просьба вас не разорит.

— Ну хорошо, — сказал Кромвель, — обещаю исполнить ее, если только это в моей власти. Говорите.

— Милорд, — сказал Мордаунт, — сегодня захвачены в плен два сторонника короля, отдайте их мне.

— Что же, они предложили большой выкуп? — спросил Кромвель.

— Напротив, милорд, я думаю, что они бедны.

— Так это ваши друзья?

— Да, — воскликнул Мордаунт, — это мои друзья, дорогие друзья, я за них жизнь отдам!

— Хорошо, Мордаунт, — сказал Кромвель, обрадованный, что может изменить к лучшему свое мнение о молодом человеке. — Хорошо, я отдаю их тебе, не спрашивая даже их имени. Делай с ними что хочешь.

— Благодарю вас, милорд, — воскликнул Мордаунт, — благодарю! Моя жизнь отныне принадлежит вам, и, даже отдав ее, я все еще останусь в долгу перед вами. Благодарю вас, вы щедро заплатили за мою службу.

Он бросился к ногам Кромвеля и поцеловал его руку, несмотря на сопротивление пуританского генерала, не желавшего или делавшего вид, что не желает таких царских почестей.

— Как, — сказал Кромвель, на секунду задерживая его в свою очередь, когда тот поднялся, — вы не желаете никакой другой награды, ни чинов, ни денег?

— Вы дали мне все, чего я мог желать, милорд, с сегодняшнего дня мы с вами в расчете.

И Мордаунт с радостью в сердце и во взоре выбежал из палатки генерала.

Кромвель проводил его глазами.

— Он убил своего дядю! — пробормотал он. — Увы, вот какие у меня слуги! Быть может, этот юноша, который ничего не требует или делает вид, что ничего не требует, выпросил у меня в конце концов пред лицом всевышнего больше, чем те, что посягают на золото государства и хлеб бедняков. Никто не служит мне даром. Мой пленник Карл, быть может, еще имеет друзей, а у меня их нет.

И он со вздохом снова погрузился в свои мысли, прерванные приходом Мордаунта.

В то время как Мордаунт направился к палатке Кромвеля, д’Артаньян и Портос повели своих пленников в отведенный им для постоя дом в Ньюкасле.

Предупреждение, сделанное Мордаунтом сержанту, не ускользнуло от гасконца, и он сделал глазами знак Атосу и Арамису, чтобы они соблюдали величайшую осторожность. Поэтому Атос и Арамис, шагая рядом со своими победителями, хранили молчание, что было вовсе не трудно им сделать, потому что оба они были заняты своими мыслями.

Мушкетон несказанно удивился, увидев с порога дома четырех друзей, сопровождаемых сержантом и десятком солдат. Он протер себе глаза, не веря, что идут Атос и Арамис, но наконец должен был признать непреложный факт. Он уже собрался было разразиться восклицаниями, когда Портос взглядом, не допускающим возражений, приказал ему молчать.

Мушкетон словно прирос к земле, ожидая объяснений столь странного поведения; особенно поразило его то, что друзья как будто не узнавали друг друга.

Д’Артаньян и Портос привели Атоса и Арамиса в предоставленный им генералом Кромвелем дом, где они поселились накануне. Он стоял на углу улицы, и при нем был маленький садик, а на повороте в соседний переулок — конюшни.

Окна нижнего этажа, как это часто бывает в маленьких провинциальных городах, были с решетками, совсем как в тюрьме.

Друзья пропустили пленников вперед и задержались на пороге, приказав Мушкетону отвести четырех лошадей в конюшню.

— Отчего мы не заходим с ними? — спросил Портос.

— Оттого, — ответил д’Артаньян, — что сначала надо узнать, чего нужно от нас сержанту с его десятком солдат.

Сержант со своими людьми расположился в саду.

Д’Артаньян спросил, что им нужно и почему они не уходят.

— Нам приказано, — сказал сержант, — помогать вам стеречь ваших пленников.

На это нечего было возразить; оставалось только поблагодарить за такое любезное внимание. Д’Артаньян поблагодарил сержанта и дал ему крону, чтобы тот выпил за здоровье генерала Кромвеля.

Сержант ответил, что пуритане не пьют, и опустил крону в карман.

— Ах, — сказал Портос, — какой ужасный день, дорогой д’Артаньян!

— Что вы говорите, Портос! Вы называете несчастным день, когда мы нашли наших друзей?

— Да, но при каких обстоятельствах?

— Положение сложное, — сказал д’Артаньян, — но все равно, зайдем в дом и постараемся что-нибудь придумать.

— Наши дела запутались, — сказал Портос, — и я понимаю теперь, почему Арамис так усердно советовал мне задушить этого ужасного Мордаунта.

— Тише, — сказал д’Артаньян, — не произносите этого имени.

— Но ведь я говорю по-французски, — сказал Портос, — а они англичане.

Д’Артаньян посмотрел на Портоса с восхищением, которого заслуживала подобная наивность.

Но так как Портос продолжал смотреть на него, ничего не понимая, то д’Артаньян толкнул его вперед, говоря:

— Войдем.

Портос вошел первым, д’Артаньян последовал за ним; он тщательно запер дверь и по очереди прижал к своей груди обоих друзей.

Атос был погружен в глубокую печаль. Арамис молча посматривал то на Портоса, то на д’Артаньяна, и взгляд его был так выразителен, что д’Артаньян понял его.