– Я сказал не «дом для кошек», а «школа для кошек», – проворчал Джастин. – Это гораздо актуальней.

Эмми решила прекратить дискуссию и молча направилась наверх, но из холла донесся сварливый голос Джастина:

– У твоей матери был «Роллс-Ройс» с шофером!

Эмми обернулась:

– Джастин, ты должен понимать, что времена изменились.

– Уж понимаю, – буркнул Джастин. – Особенно когда нужно кого-то задобрить, чтобы всего-навсего заказать такси... Нет-нет, Эмми, я не жалуюсь! Я так, к слову...

Оказавшись в своей комнате, Эмми решила надеть костюм, купленный тем самым майским днем, когда они с Дианой прогуливались по Пятой Авеню и она, Эмми, заразилась от сестры приступом мотовства. С того самого момента наряд висел в шкафу; но она почему-то чувствовала, что надеть его на свидание с Дианой, приговоренной к пожизненному заключению, – это правильно, хотя на первый взгляд и дико.

Эмми надела платье и пальто – темно-коричневые, но с розоватым оттенком, напоминающим ей осенние листья; взяла коричневую сумочку из крокодиловой кожи и спустилась к Джастину. Тот вставил в петлицу красную гвоздику – впервые после ареста Дианы. Значит, он тоже боится и подстегивает себя, подумала Эмми.

Дорога была прекрасной. Они мчались по широкому шоссе, мимо осеннего леса; время от времени вдоль обочин мелькали сельские пейзажи. В воздухе витал горьковатый дымок: сжигали листья. Небо было лазурным, и ярко светило солнце.

Джастин, верный своему обещанию, остался в машине, и Эмми пошла в тюрьму одна. С формальностями было быстро покончено; трудней всего оказалось ожидание. У Эмми мучительно пересохло горло; но, когда Диана села по другую сторону разгороженного сеткой длинного стола, Эмми поняла, что Дуг говорил правду: ее сестра держалась молодцом!

– Костюм великолепен! Я так и знала! Привет, Эмми!

– Привет... – прошептала Эмми.

Диана выглядела и вела себя так, словно тюрьма – это забавное приключение, которое вот-вот подойдет к концу. Ее волосы лишились золотистого оттенка, над которым всегда трудился ее парикмахер, но остались мягкими и пушистыми и по-прежнему красиво обрамляли ее лицо. Естественный, обыденный облик Дианы поразил Эмми настолько, что она едва сдерживала слезы.

– Да не смотри ты на меня так, ради Бога, – сказала Диана. – Я в порядке. На самом деле, все это жутко интересно. Конечно, я не хотела бы оставаться тут до конца своих дней, – но ведь я и не собираюсь!

Значит, она решительно настроена любым способом вырваться отсюда!

Эмми промолчала.

– У меня тут список, – продолжала Ди. – Это – моя доля вансейдемовских драгоценностей, и еще кое-какие вещи, которые я покупала сама, просто чтобы вложить деньги – хотя я и ношу их с удовольствием. Они все еще лежат дома в сейфе. Дуг хочет продать дом, как только найдется покупатель. Это меня не волнует; я бы и сама его продала. Но Дуг порой бывает очень беспечен. Я хочу, чтобы ты забрала драгоценности из сейфа. Дуг его тебе откроет. Потом положишь их в банковский сейф. Он – на два имени: мое и Дуга. У Дуга – ключ и доверенность. Вторая доверенность – у мистера Бигэма.

Эмми во все глаза глядела на сестру. Все эти дни она неотрывно думала о Диане, но ей ни разу не пришло в голову заняться ее имуществом и деньгами!

– Кто-то же должен взять на себя эти заботы, – продолжала Диана, словно прочитав ее мысли. – Я-то не могу, пока я здесь. – Она скорчила презрительную гримаску. – Дуг, разумеется, ни черта не смыслит в бизнесе. Поэтому мне показалось разумным дать вторую доверенность мистеру Бигэму. Они могут действовать вместе. Мало ли что произойдет с рынком; вдруг понадобятся срочные меры...

– Понимаю, – сказала Эмми. На самом деле она понимала только одно: Диана по-прежнему прочно держится в седле и не выпускает из рук поводья!

Диана наклонилась к сестре. За длинным столом сидели и другие люди; все они тоже тянулись друг к другу и говорили очень тихо, – по меньшей мере, так казалось Эмми. В дальнем конце зала стояла женщина в полицейской форме и зорко глядела на всех – на тот случай, догадалась Эмми, если кто-то захочет просунуть через сетку что-то запрещенное. Едва только Диана опустила руку в карман своего простого, но аккуратного платье, надзирательница тут же приблизилась к ней. Диана с улыбкой обернулась:

– Вот, посмотрите.

Женщина глянула на листок бумаги, поданный Дианой. В первый миг она сдвинула брови; затем глаза ее расширились, лицо вытянулось, и она с изумленным вдохом вернула листок.

– Я могу отдать это моей сестре? – с царственной надменностью осведомилась Диана.

Женщина кивнула, не сводя с заключенной зачарованного взгляда. Эмми взяла листок и поняла, чем вызвано потрясение надзирательницы: это был список драгоценностей Дианы.

– Когда будешь доставать их из сейфа, проверь, все ли на месте, – сказала Диана. – Я хочу носить их, когда выйду отсюда. – И она рассмеялась своим легким, серебристым смехом.

Эмми аккуратно положила листок в сумочку. Диана спросила, как поживает Джастин и как обстоят дела с пьесой Дуга:

– Он говорит, что все в порядке, но я не слишком верю.

– Ну... нельзя сказать, чтобы она имела большой кассовый успех... но со сцены не сходит.

– Обязательно пригласи бедняжку Дуга к себе на День Благодарения. – Глаза Дианы блеснули лукавством. – У нас тут тоже будет индейка. Мне это известно из достоверных источников...

– Время истекло, – вежливо, но твердо сказала надзирательница.

Диана кивнула, улыбнулась Эмми и сказала:

– Ты не успеешь оглянуться, как я выйду отсюда.

И она беззаботно помахала сестре рукой, как в тот день, когда покидала зал суда.

Диана совсем не была похожа на женщину, совершившую преступление. Эмми никогда не представляла, чтобы ее сестра могла взять пистолет и выстрелить в человека; вообще, Диана не казалась ей способной на столь сильные эмоции.

Но улики – и в первую очередь записка – показали, что за очарованием и беззаботностью Дианы скрывается совсем другой человек – может быть, тот самый капризный ребенок, который любыми способами добивался своего. И это второе "я" проявлялось только под влиянием безумной любви или ревности. Но неужели, неужели Диана могла так сильно любить – или ненавидеть – Гилроя Сэнфорда?

Эмми подошла к машине. Джастин прогуливался на солнышке, куря сигару. Гвоздика в его петлице слегка приувяла – как, впрочем, и он сам.

– Она в порядке, – сообщила ему Эмми. – Ты не представляешь, насколько... насколько философски она относится ко всему, что происходит.

Джастин ничего не ответил; молчал он и по дороге, когда они в сгущающихся сумерках подъезжали к залитому огнями Нью-Йорку.

А на следующий день Эмми и Дуг обнаружили, что часть драгоценностей Дианы бесследно исчезла.

Они вошли в дом около пяти. Дуг открыл дверь своим ключом; второй ключ (Дианин ключ, невольно подумала Эмми) он отдал агенту по недвижимости, который занимался продажей дома. Уже многие люди смотрели дом, но пока никто не выразил желания купить его.

В холле царил полумрак; дом, казалось, чутко прислушивался к тому, как они вошли. Ступеньки вели вверх, в гулкую тишину. Эмми хотела было подняться в комнату Дианы и убедиться, что все в порядке, но вспомнила, что до крайности скрупулезная Агнес уже была там, забрала вещи Дианы, отнесла на хранение меха. Затем Эмми подумала о счетах Дианы, о ее чековых книжках и письмах, и спросила у Дуга, какова их судьба.

– О, с этим мы разобрались сто лет назад. Этим занимались мистер Бигэм и Сэнди. Ты же знаешь, мистер Бигэм – доверенное лицо Дианы, как и я. Мы можем сотрудничать и контролировать друг друга. Диана уверена, что рано или поздно она выйдет из... Так ты хочешь подняться в ее комнату? Я не могу... – добавил он. – Я сразу после суда забрал свои вещи и уехал.

Эмми знал, что Дуг перебрался жить в свой клуб. Нет, сказала она, лучше сразу заняться драгоценностями.