– Это розы, – сказал он. – Как твое горло?

Эмми подняла подбородок; Сэнди содрогнулся, увидев кровоподтеки на шее:

– Ты же могла погибнуть!

– Сэнди, ты не случайно оказался в вестибюле...

– Конечно, нет. Я же сказал тебе. – Он сел, вытянул длинные ноги и вздохнул. – Я все время думал об этом низкорослом типе в больших очках и решил расспросить о нем швейцара. Но вчера я был в конторе до самого вечера и смог прийти только очень поздно – как раз в тот самый момент, когда ты вышла из дому. А я ведь говорил тебе: будь осторожна! – Сэнди сурово посмотрел на нее.

– Знаю, – смиренно сказала Эмми. – Но было так светло, и идти совсем близко...

– Ты могла оказаться очень далеко, там, где совсем темно, – мрачно сказал Сэнди. – Ну да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. У меня для тебя новость.

Эмми вздрогнула и выпрямилась. Сэнди легонько усмехнулся, увидев это.

– Нашлись браслеты. В ломбарде, как я и говорил. Полиция разыскала их. Судя по записям, они были заложены в феврале. Никто не смог толково описать человека, который их принес, но один из служащих вспомнил, что у него вроде были усы, бородка и очки. Это не похоже на твоего преследователя?

Эмми уставилась на него:

– Скорей, на одну из личин Томаса Такера. Но это невозможно.

Сэнди вздохнул:

– Кажется, в этом городе каждый второй носит очки и бородку. Сегодня я побывал у Томаса. Он очень слаб; у него легкое сотрясение мозга. На него напали прямо у порога его же собственного дома. Он живет с родителями на Ист-Сайд. Видимо, тот, кто избивал его, решил, что он уже мертв, и ушел. Томми подобрала дежурная полицейская машина. Он говорит, что его не ограбили – да и грабить было нечего, три доллара в бумажнике. Правда, в наше время человека могут убить и из-за тридцати центов... Потом в палату вошел его отец, и Томас прикусил язык. Отец хотел поговорить с ним, но он закрыл глаза и притворился, будто потерял сознание. Эмми, этот мальчик что-то знает.

– Мое письмо Диане потерялось.

– Твое письмо Диане могло бы подождать до утра. Кстати, я сильно сомневаюсь, что Диане известно что-нибудь о деньгах Агнес. Ты уверена, что вы с племянницей Агнес тщательно обыскали комнату?

– Уверена. И ничего не нашли. Ни расписки, ни брокерского подтверждения, ничего.

Сэнди встал, развязал коробку, извлек из нее букет огромных красных роз и растерянно посмотрел на них; затем положил на стол.

– Я поставлю их в воду, – сказала Эмми. – Спасибо, Сэнди.

Сэнди снова сел и сказал:

– Коррина нашлась.

– Коррина! Где?

Что-то неуловимо изменилось в его голосе:

– В гостинице. Здесь, в Нью-Йорке. Полиция кого-то там разыскивала и нашла в списках постояльцев имя Коррины. Кто-то вспомнил, что она связана с делом Гила Сэнфорда, и позвонил лейтенанту Хейли. Хейли говорил с ней; она сказала, что переехала на время ремонта своей квартиры. Звучит разумно. Сегодня вечером я с ней увижусь. Хейли говорит, с ней все в порядке, но вдруг она все-таки знает что-то полезное для нас. С другой стороны, она может оказаться той самой женщиной, которая приезжала за Агнес – если, конечно, то была женщина... – Сэнди вновь помрачнел. – И еще я сегодня говорил по телефону с Дианой.

– С Дианой?!

– Разговор длился всего несколько секунд. Мне нужно было задать ей пару вопросов. Начальник тюрьмы разрешил.

– Каких вопросов?

Сэнди был очень серьезен:

– Я ни в чем не уверен. Доказательств нет. Так что не слишком-то обольщайся. Пойду, пока твоя тетушка Медора не примчалась сюда с бейсбольной битой! – Он подошел к Эмми, осторожно приподнял ее за подбородок, снова посмотрел на темные кровоподтеки, легонько поцеловал и сказал: – Когда мы поженимся, будем жить отдельно. Я терпеть не могу ни Джастина, ни Медору, а она, кажется, прочно тут обосновалась.

– Когда мы... что? – воскликнула Эмми и тут же застонала – кричать было невыносимо больно.

– Надеюсь, – рассудительно заметил Сэнди, – в следующий раз, когда мы заговорим об этом, ты не будешь вопить. Просто я хотел высказать тебе свои соображения на этот счет, на случай, если... в общем, на всякий случай. Спокойной ночи.

Он быстро вышел.

– Поженимся... – прошептала Эмми. – Мы с Сэнди поженимся, – повторила она вслух, уверенней.

Она долго сидела, пока в салоне не стало совсем темно. В окне горели фонари; вдали светились бесчисленные окна нью-йоркских небоскребов.

Пришла пора ужинать. Эмми решила остаться в том же длинном красном платье, но, глянув на свою шею, открыла ящик стола, где хранила свои украшения – большей частью безделушки, – и выбрала ниточку поддельного жемчуга. При этом она рассеянно подумала о том, куда задевалась брошка – подарок Дуга. Эмми хорошо помнила, как сняла ее и положила на туалетный столик. Вероятно, во всей этой суматохе брошка просто упала и закатилась в какой-нибудь угол...

Жемчужная ниточка почти скрывала уродливые кровоподтеки на шее. Медора пребывала в неожиданно приятном расположении духа, а Джастин после парочки коктейлей просто-таки излучал довольство. Оказывается, эти двое могут очень даже неплохо ладить, не без удивления подумала Эмми.

После ужина Медора и Джастин весело пререкались за карточным столом. Эмми рано отправилась спать, но сон не шел к ней. Что за важные вопросы обсуждал Сэнди с Дианой? «Не обольщайся», – сказал он. Доказательств нет...

Сэнди позвонил около десяти:

– Эмми, я только что виделся с Корриной.

– Да? – Нервы Эмми напряглись, как натянутая струна.

– И с Томасом Такером. Ему уже лучше. Он решил облегчить душу и...

– Сэнди! Что...

– Полиция занимается этим. О, кстати: человечек в очках не будет больше тебя беспокоить. Это – шпион того самого ростовщика, с которым связался Джастин. Ему платят за то, чтобы он приглядывал за должниками.

– Но Джастин сказал, что не занимал больше денег!

– Может, и не занимал. Не волнуйся, Эмми. Завтра я тебе все расскажу.

– Кто занимал деньги? Медора? – в отчаянии выкрикнула Эмми; но Сэнди уже повесил трубку. Она снова услышала характерный щелчок параллельного телефона. Наверняка Джастин подслушивал!

Вошла сиделка со снотворным – и через считанные секунды Эмми сморил сон. Она даже не успела никому сказать, чтобы проверили, заперты ли двери.

Спала она крепко, но неспокойно. Что-то мучило ее даже во сне; что-то было не так... Она встрепенулась. Что-то в квартире, какой-то звук, совсем рядом... И тут она вспомнила о незапертых дверях.

– Черт, – произнесла Эмми так сердито, что заболело горло. Ужасно не хотелось вылезать из теплой постели и спускаться вниз. Но Сэнди велел запирать двери. Однажды он уже предупреждал ее об опасности – и оказался прав. Эмми усилием воли подняла себя с кровати, влезла в халат и тапочки. В холле было темно; она включила свет и тихо спустилась по лестнице. В холле нижнего этажа она нащупала выключатель, зажгла свет, подошла к входной двери, заперла ее на засов и двинулась вверх по лестнице. Эмми помнила, что оставила свет наверху в холле – но сейчас там снова было темно. Наверно, она не включала его, ей просто померещилось это спросонку. Она поднялась на последнюю ступеньку – и тут рука, вынырнувшая из тьмы, снова смертельной хваткой сдавила ей горло...

Но на этот раз Эмми успела закричать. Рука зажала ей рот – и Эмми опять начала погружаться в черную бездну. Однако крик ее эхом отразился от стен – и, точно вторя ему, яростно и пронзительно заверещал дверной звонок. Рука отпустила ее горло; Эмми снова могла дышать. Сознание вернулось к ней; она поняла, что лежит на верхней ступеньке и, держась за перила, поднялась на ноги. Внизу, в холле, звучали встревоженные голоса. Сэнди взлетел по лестнице, одной рукой подхватил Эмми, другой нашарил выключатель и подтащил Эмми к диванчику в дальнем конце холла:

– Тебе больно?!

Она помотала головой.

– Сестра! – взревел Сэнди.