— Не разрешите ли взглянуть на браслет, графиня? Я лингвист и знаю около сорока языков и наречий, — сказал Сандра. — Я не так давно, по заданию вашего отца, изучил древний язык пали, умерший уже теперь. Быть может, я и разберу. — Пожалуйста, — протянула ему драгоценность Наль. — О, конечно, это он — язык пали. Здесь написано: "Любя — побеждай". И читается очень легко и ясно. — Значит, ты выполнил моё задание раньше срока, Сандра? — Неужели вы могли сомневаться, лорд Бенедикт, в том, что я найду возможность — из-под земли выкопаю, а найду — выполнить ваше приказание раньше срока? Мне пастор дал на этот раз свою собственную, им составленную, грамматику и свой ключ. А сам он купил у одного непонятного человека несколько записей на этом языке.

— Я вас ещё не поблагодарила, лорд Мильдрей, и… это очень странно, но мне кажется, что вы ещё женитесь, женитесь по любви и будете очень счастливы. И вам понадобится этот браслет.

— Примите подарок, Наль. Если вы угадали, мы сумеем прислать лорду Мильдрею точно такой же браслет, — сказал жене Николай, принося лорду сердечную благодарность за внимание.

Впервые получала Наль приказ своего мужа, и что-то сказало ей, что браслет надо немедленно надеть на руку и не огорчать больше подарившего его человека.

Коляски были поданы. В закрытую карету сели молодые с отцом, в открытую — Сандра и лорд Мильдрей, следом за ними двинулись ещё два пустых экипажа.

Церковь была залита огнями, пастор ждал молодых у входа, а обе дочери и мать усыпали путь молодым цветами. Орган приветствовал их. Вскоре в церковь стали проникать зеваки, привлекаемые молвой о необычайной красоте новобрачных. Наль ничего не видела. Музыка потрясла её до слёз. Она крепко сжала руку мужа, точно прося у него поддержки. Николай слегка наклонился к ней, и такая сила была в его глазах, таким огнем уверенности и любви дохнуло на неё от его бледного, вдохновенного лица, что волнение её утихло, слёзы высохли и улыбка блеснула на полудетском прелестном лице.

Окончился обряд венчания. Расписались в церковной книге и подождали несколько минут, давая пастору время переодеться. Выйдя из церкви. Флорентиец разместил всех по каретам, а сам снова сел с молодыми. Все отправились к нотариусу.

Крупное пожертвование церковному причту и бедным прихожанам вызвало немало радостных толков среди оставшейся на паперти толпы. Тем временем, выполнив все официально необходимые акты ввода во владение новым имуществом, приняв поздравления и восторги служащих конторы, молодые и прочий свадебный кортеж направились к дому лорда Бенедикта.

— А дядя? — войдя в дом, с ужасом спросила Наль. Николай тоже было всполошился, но Флорентиец тихо сказал им обоим:

— У него снова был приступ малярии. Завтра мы его отправим с копиями документов и так ярко расскажем ему о пышном венчании, что он представит себе всё так, будто и сам там был. Сейчас думай, Наль, только о гостях и учись быть обворожительной хозяйкой. — Ты не находишь, что это немного трудно, отец? — Нет, дочь моя, имея такого мужа, можно и не то победить. Николай повёл свою жену в большой зал, которого Наль ещё не видела, а Флорентиец, предложив руку пасторше, пригласил гостей следовать за молодыми, В зале было приготовлено шампанское. Николай шепнул Наль, чтобы она не пила, а только чокалась со всеми поздравляющими и подносила бокал к губам, делая вид, что пьёт. Поздравив молодых, прошли в столовую. Место хозяина занял Флорентиец. По правую руку сели молодые, рядом с ними Сандра и Дженни, по левую руку — Алиса и лорд Мильдрей, а рядом с ними пасторская чета.

Обед проходил оживлённо. Сандра, Николай, пастор и Дженни говорили о последних достижениях науки. Пасторша и лорд Мильдрей оказались любителями живописи и театра. Только Алиса и Наль молча смотрели друг на друга.

— Что вы так смотрите на меня, графиня? Я вижу в ваших глазах такое сострадание и сочувствие, точно вы читаете что-то печальное в моей душе, — сказала, наконец, Алиса, ласково улыбаясь Наль.

— Я очень бы хотела стать для вас не графиней, а просто Наль. И в вашем сердце, кроме ангельской доброты, я ничего не читаю. Но мне думается, что вы не так счастливы, как кажется.

Флорентиец посмотрел на молодых женщин и сказал: — Зачем загадывать, что будет завтра? Ты, Наль, стараешься угадать будущее Алисы. А жить надо только радостным сегодня. Разве у вас есть печаль, Алиса, как утверждает моя бедовая дочь?

— Нет, лорд Бенедикт. Всё, что я люблю, живёт радостно рядом со мною. А если и есть у меня печаль, то она непоправима, она врезана в мою жизнь. Поэтому её и нельзя считать печалью, это просто одно из неизбежных слагаемых моей жизни.

— Вы, Алиса, решили это слагаемое принять безропотно? — Может быть, я и не права, лорд Бенедикт. Но что, например, толку бороться со смертью? От неё не уйти. Так и с тем неизбежным, что живёт в человеке. Какой же смысл с ним бороться? Если оно составляет самый остов жизни и не может быть выброшено — как рак или порок сердца — иначе, чем со смертью. Надо принять жизнь такой, какая она есть, в какую я пришла, если изменить ничего невозможно. Какое бы количество горечи ни было в жизни, всё же это жизнь моих любимых. А без них — жизнь цены не имеет для меня.

— Все количества сил природы, Алиса, переходят в качество. Это неотвратимый закон мира, в котором мы живём. Если сегодня одно качество в сердце человека дошло до определённого предела, то завтра оно, это качество, заливавшее вчера только одно сердце, может разлиться озером, а быть может, и морем вокруг него, захватывая в себя всё встречное. Так бывает и со злыми и с добрыми качествами. Если сегодня любовь твоя однобока и ты способен понимать счастье только в любви к «своим», то завтра — по тем или иным причинам — сознание твоё может расшириться и ты охватишь своей любовью «чужих». Двигаясь всё дальше по пути совершенствования и знания, человек осознает, что нет вообще чужих и своих. Что везде и всюду такие же люди, как и он сам. Этот человек смог продвинуться дальше и выше. Другой — сильно отстал и не способен выйти пока из стадии двуногого животного. А третий смог шагнуть вперёд так далеко, что для того, чтобы на него взглянуть, нужно зажмуриться.

— Никогда не приходилось мне слышать евангельские истины, изложенные так легко и просто, лорд Бенедикт. У меня в душе словно бы посветлело, — засмеялась Алиса, радостно, неотрывно глядя на Флорентийца.

— Возьмите, пожалуйста, это мороженое и оцените, какой художник мой повар. Каждому он положил на блюдце шарики семи цветов. Вы видите здесь все цвета мудрости, как их понимала древность. Вот белый — цвет силы. Вот синий — самообладание, знание. А вот зелёный — цвет обаяния, такта, приспособления. Вот золотисто-жёлтый — цвет гармонии и искусств. А оранжево-дымчатый — цвет науки, техники и медицины. Красный — цвет любви и, наконец, фиолетовый — цвет религиозной и обрядовой мудрости, а также науки и механики движения жизни вселенной.

Попробуйте найти в себе какое-либо из этих качеств в чистом виде. Это невозможно. Все они, без исключения, живут в каждом человеке. Но — будучи основным светом жизненного пути — засорены эгоизмом, ревностью, завистью и страхом. Качества и свойства божественные, какими их в зародыше принёс на землю человек, он замутил страстями.

И задача культурного человека — очистить свои страсти. Сделать их не только радостью и миром сердца, но атмосферой своего труда в простом дне, во всей своей жизни. Тогда единение с теми, кого встречаешь, становится красотой, бодрой помощью и энергией. Той энергией, что пробуждает к творчеству всех, трудящихся с тобою рядом.

Уже давно весёлый смех и разговоры за столом стали постепенно замолкать, гости внимательно прислушивались к речам Флорентийца.

— Какое для меня счастье, лорд Бенедикт, — сказал пастор, — что я познакомился с вами. Помимо того, что я с восторгом и упованием смотрю на две соединённые мною сегодня жизни, я благословляю Создателя, позволившего мне приблизиться к вам. Если вы сочтёте возможным, чтобы моя семья осталась в числе ваших знакомых, — мы постараемся заслужить себе имя ваших друзей.