Но мисс Рэнд теперь была звездой (после своего прошлогоднего успеха здесь она снялась в Голливуде в фильме с Джорджем Рэфтом) и имела свое собственное ревю Кале де ла Пакс с танцующими девушками. Через полчаса у нее начинался дневной спектакль, поэтому вошел внутрь, назвал ее имя официанту, чей французский прозвучал как «сюда, мон сюэр»[3]. Он усадил меня возле площадки-сцены за столик размером немногим больше почтовой марки.

Заведение было почти заполнено, большей частью парочками, причем, мужчины пытались спрятать ухмылки предвкушения, женщины делали смущенный вид, более из возбуждения, чем из любопытства. Между тем вентиляторы над головой и холодное пиво создавали в помещении прохладу.

Шоу проходило на танцевальной площадке, за ней на сцене ярусами сидели оркестранты в токсидо. Я выпил половину второго бокала пива, когда оркестр начал играть что-то неуловимо парижское. Лампы потускнели, и танцевальный круг заполнился девушками-блондинками в дымчатых одеждах, двигающихся по кругу в газовых платьях словно бездарные, но хорошо оплачиваемые Айседоры Дункан.

После того как девушки удалились и подсветка зала стала синей, на сцену выскользнула Салли в облегающем белом платье, с развевающимися длинными белокурыми локонами. Ее сопровождал огромный пузырь, похожий на воздушный шар, который, казалось, двигался сам по себе. Оркестр, сосредоточившись на своей музыке, играл «Лунную сонату» Бетховена. В этот момент белое платье Салли словно случайно стало постепенно сползать с плеч, обнажая грудь. И вскоре упало к ее ногам под возгласы одобрения зрителей. Она продолжала двигаться, «призывая» себя прозрачным шаром. Но когда оркестр перешел к вальсу Брамса, ее движения за шаром стали более откровенными. И вот наконец синий свет померк. Салли, нагая, с синющими словно у Годивы[4] волосами, грациозно воздев руки вверх, подняла шар.

* * *

Когда я вошел в ее раздевалку за сценой, она сидела за подсвеченным большим полукруглым зеркалом, расчесывая свои не очень длинные светло-каштановые волосы. Парик из длинных белокурых волос украшал голову стоящего рядом манекена. На Салли был голубой шелковый халат, в зубах – шпильки для волос.

– Геллер, – сказала она, не вынимая шпилек изо рта и глядя на меня в зеркало, – я видела тебя возле площадки. Как тебе мое шоу?

– Очень понравилось. Я всегда любил классическую музыку.

Она положила на столик у зеркала щетку для волос и шпильки, повернулась и взглянула на меня. Открытая алогубая улыбка Салли казалась вполне искренней. У нее были самые длинные ресницы, которые я когда-либо встречал у женщин, а глаза – того же цвета, что и халат.

– Культурный любовник, да? – сказала она. – Снимите вашу шляпу и положите на стул. Мне нравится ваш белый костюм.

Я снял шляпу, подвинул стул.

– Я чувствую себя словно мороженщик...

– Так что ты разузнал для меня? Маленький электрический вентилятор вращался на столике слева, описывая круги и разгоняя воздух.

– Ваш любезный папашка, может быть, и золотоискатель...

Она несколько разочарованно взглянула на меня.

– Хм?

– Он и в самом деле занимается нефтью. Владеет бензоколонкой.

– Маленький лживый хорек.

– Эти тяжелые времена... когда-то у него была дюжина бензоколонок по всей Оклахоме, и он вполне преуспевал. Сейчас его дела похуже, немного хуже.

– Но он не делает двух грандов[5] в неделю, как «преданный Вам...»[6]

– О! – сказал я, – не говорите такое человеку, которому вы платите десять баксов в час плюс расходы.

– Может, вы занимаетесь не тем бизнесом?

– Мне это уже говорили раньше. Но никто не предлагал два гранда, чтобы я прыгал вокруг на радостях своем праздничном костюме.

Она улыбнулась и наклонилась вперед, сложив руки, пои этом ее шелковый голубой халат слегка распахнулся, немного обнажив красивой формы небольшую грудь.

– Ты выглядишь весьма привлекательно в своем праздничном костюме, – заметила она. Я покачал головой и усмехнулся:

– Но я не стою двух грандов. Закурив, она предложила мне сигарету.

– Нет, спасибо. Никогда не имел этой привычки. Она пожала плечами.

– Это хорошо. Геллер, почему ты не заигрывал со мной?

Я не ожидал такого поворота, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.

– Вы моя клиентка, – сказал я, – это было бы неэтично.

– Этика? В Чикаго? Думаю, ты понимаешь, что я нахожу тебя привлекательным. А в этом городе женщины выглядят куда хуже, чем Салли Рэнд.

– Понимаю.

Она выпустила кольцо дыма.

– Ты меня боишься?

– Почему... Потому что ты звезда? Я и раньше встречал знаменитостей.

– Ты спал с кем-нибудь из них?

– Только с Капоне. Он храпит.

Она рассмеялась, это был звонкий, очень женственный смех. Но у этой маленькой дамы, без сомнения, был сильный характер.

– Значит, мой миллионер ненастоящий, да? Ладно, легко приходит, легко уходит. В любом случае я не хотела бросать шоу-бизнес. – Она вздохнула и снова повернулась к зеркалу. – Сколько тебе лет. Геллер?

– Двадцать восемь.

Вентилятор на столике вращался, его лопасти разгоняли воздух.

– Мне почти тридцать, – сказала она. – Сколько еще времени я смогу снимать одежду, чтобы на это жить?

– Глядя на тебя, думаю, достаточно долго.

Она была обречена оставаться здесь, даже и не в шоу-бизнесе. Она могла бы стать разносчицей сигарет, девушкой в хоре, танцовщицей в ревю Гуса Эдвардса, статисткой в немом кино, девочкой-звездой в Голливуде, но уже сейчас ее звезда клонилась к закату. В двадцать восемь лет к Салли наконец пришел ежевечерний успех после четырнадцати лет работы в шоу-бизнесе.

Теперь она показывала свое тело из-за вентиляторов и пузырей, когда не была поглощена ухаживаниями, создававшими ей пикантную славу.

– Мое настоящее имя, как тебе известно, Элен, – сказала она, – Элен Бек. Но очень немногие так меня называют.

– Ты хочешь, чтобы я звал тебя Элен?

– Я думаю об этом, – она принялась расчесывать свои волосы. Белокурый парик на манекене немного колыхался под дуновением электровентилятора. – Ты знаешь, где я взяла свое имя?

– С перечня важных персон, публикуемых Рэнд Мак-Нелли?

– Вижу, что ты читаешь газеты.

– А кто не читает? Ты более известна, чем Первая Леди[7].

– И, черт возьми, гораздо лучше выгляжу.

– Да, но и я тоже.

Она повернулась, улыбнулась и взглянула на меня.

– Почему ты все еще здесь? – без злости спросила она.

– Я не знаю.

– Ты подумываешь, как бы за мной приударить?

– Может быть.

– Что изменило твои намерения?

– Ты больше не моя клиентка.

– И это меняет ситуацию?

– Не исключено.

Она встала, и халат соскользнул с плеч, открыв ее прекрасные груди. Она была еще напудрена, для сцены. От нее приятно пахло.

Приблизившись к ней, я поцеловал ее.

Это был милый поцелуй, но какой-то странный. Она посмотрела на меня печальными синими глазами сквозь длиннющие ресницы.

– Что случилось, Нат? Что не так?

– Ничего, – сказал я, отодвигаясь. – Может быть, мне лучше уйти?

– Это из-за той твоей актрисы.

– Ты... Ты знаешь о ней?

– Я много чего знаю. Она бросила тебя и отправилась в Голливуд. Ты ей ничего не должен.

– Мы все еще переписываемся.

– И ее письма согревают тебя ночью?

– Не слишком. Да и нужно ли в такую погоду?

– Может быть, нужно. Подойди и снова поцелуй меня.

Секунду подумав, я выполнил ее просьбу. На этот раз получилось лучше.

– Тебе нужна новая девушка, – сказала она, привлекая меня в свои объятия.

– Может, мне нужна новая актриса, – прошептал я в ее сладкую, пахнущую пудрой шею.

вернуться

3

Игра слов: вместо «мой господин» (фр.) у него получилось «мой швец» (искаж. фр.-англ.).

вернуться

4

Жена английского графа, по легенде проехавшая обнаженной через Ковентри, чтобы освободить его граждан от уплаты непосильного налога.

вернуться

5

Гранд (огромный, великий и т. п.) – на амер. жаргоне тысяча долларов.

вернуться

6

«Преданный Вам» – традиционная концовка писем.

вернуться

7

Традиционно в США так называют жену президента.