Уко снова посмотрела на дремавшего императора.

— Что бы ты не делал, каким бы ты добрым и честным ни был, всегда будут те, кто тебя возненавидит. Если бы ты видел то, что видела я, то понял бы. Я охраняла Теданя все эти годы. Его пытались убить десятки раз. К счастью, большинство попыток были магическими. Убийцей мог быть любой: ребенок, старик, женщина. Министр, верой и правдой отслуживший пять лет. Крестьянин, несущий подарки. Служанка, наливающая чай. Даже синшидаец. Пропасть меня забери, я даже Яна подозреваю, когда он подходит слишком близко.

Она прошлась по комнате.

— Что бы там у тебя ни было в свитках, ты всё равно не знаешь и десятой доли того, что мы сделали в тот год. Ты написал об убийстве того паршивого начертателя… Только я убила одиннадцать гильдийцев. Ты пишешь про стену… Знаешь, что Тедань запретил восстанавливать массивы вокруг императорского города? Всю Ки и всех начертателей он направил на защиту города. Даже если Киньян был бы потерян, люди во дворце могли бы выжить. Лисе бы хватило армии и горожан, чтобы насытиться. Но он запретил! Ты пишешь про армии… А знаешь, что после нескольких писем, в которых генералы не говорили ни да, ни нет, он все же поговорил с каждым из них? Дурак, конечно. Неважно, как здорово ты разрушаешь магию, если вокруг десятки тысяч вооруженных солдат. Но он полетел, поговорил и сумел убедить.

— А что стало с третьим принцем, Лан Яном? Я знаю, что пятую армию передали синшидайцу и отвели к Цай Хонг Ши. А вот судьба принца…

— Тедань разжаловал его и сделал простым копейщиком, чтобы он сам таскал свои вещи, рыл выгребные ямы, жрал грубую пищу. Чтобы пожил так, как прежде жили его подчиненные. Сейчас он вроде бы командующий цзу (цзу — сто солдат), ему предлагали повышение, но он отказался.

— И что, никто не пытался возвести его на трон?

— О, пытались. И не раз. Но после победы, а мы тогда были крепки, как никогда. Да и сам Лан Ян уже не рвался в Киньян. Он проникся армией, даже написал несколько книг о военном деле, но не всякие глупости вроде «Если твоя армия слаба, пусть враг думает, что она сильна», а сугубо практические вещи: об устройстве лагеря, о подготовке к длительному маршу, о соотношении боевых частей и вспомогательных. Словом, то, о чем должен знать каждый военный. Его книги теперь изучают и в военной Академии, и в Син Шидай.

— Я хотел его убить, — раздался слабый голос императора.

Цянь Джи подошла к нему, коснулась лба, отдернула руку и, окончательно растерявшись, отошла назад. Ли Ху будто бы и не заметил ее действий.

— Я хотел его убить, — повторил он. — Но увидел перепуганного юнца, чья голова набита книжными премудростями. Я решил, что сначала он должен пережить то, что пережил мой брат. Пусть прочувствует на своей шкуре, каково быть простым солдатом. Вспомнил про него лишь через полтора года. И увидел крепкого мужчину с обветренным лицом, который нашел свое место в жизни. В армии ведь все понятно. Там нет интриг. Там нет вольнодумства. Там есть приказ и его нужно исполнить. Потому он не захотел повышения. Чем выше, тем больше инициативы. Больше мыслей. Больше ответственности. Он не хотел.

К концу недлинной речи император снова ослаб. Сил хватало лишь на короткие фразы. На его лбу выступила испарина, которую Цянь Джи тут же вытерла.

В дверь тихо постучали. Вошел евнух и негромко сказал:

— Пришел Зинг Жоу с докладом.

— Пусть войдет! — кивнула Цянь Джи, повернулась к Ши Хэю. — Мастер Ши, на сегодня достаточно. Императору нужно отдохнуть, — и евнуху: — Отведи мастера Ши в дом Лазурных лилий, подготовь постель, принеси тушь, бумагу, кисти и проследи, чтобы его накормили.

Ши Хэй сложил свитки и последовал за полусогнутым евнухом. У двери стоял высокий мужчина, одетый как мелкий торговец, лицо было настолько невыразительно, что Ши вряд ли бы смог его узнать, даже если бы увидел еще раз, но взгляд гостя был остр и внимателен.

Провожатый шагал меленько, но быстро, семенил по двору так, что чиновник еле-еле за ним поспевал. Дом Лазурных лилий находился во внешней части императорского города, в одном из дальних уголков, и судя по внешнему виду здания, там не жили со времен предыдущего императора. Краска выцвела, черепица покосилась и кое-где выпала, кусты разрослись так, что вход не сразу можно было и найти.

Евнух остановился перед кустами, подумал, затем сказал:

— Мастер Ши, вам придется подождать, пока мы приведем дом в порядок. Прошу прощения за непростительную небрежность.

Спустя полчаса сюда набежали девушки в одежде служанок, евнухи, несколько деловитых мужчин в форме стражников дворца, и работа закипела. Двое остригали кусты, трое выпалывали сорняки и сгребали прошлогодние листья в кучи, девушки сновали назад-вперед, отмывая стены, меняя бумагу на окнах, подтаскивали светильники, матрасы, простыни, свежие цветы. Стены красить никто не собирался, конечно, но черепицу на крыше подправили. И не успел мастер Ши заскучать, как его провели в дом, который благодаря усилиям девушек выглядел чистым и уютным. По стенам поднимались голубоватые лилии, в углу красовалась изысканно расписанная теми же лилиями ширма, тумбочки, сундуки, столики были украшены резными цветами. Даже воздух заметно посвежел.

Одна девушка осталась и сказала, что теперь она будет прислуживать господину Ши. Так что если что-то ему понадобится, достаточно лишь позвать Лилинг, то есть ее.

В доме было целых три комнаты. В одной можно было принимать гостей, во второй — спать, а в третьей обстановка располагала к работе: обширные шкафы для бумаг, просторный стол и пустые стены, на которых можно было развешивать любимые Ши схемы и карты, чем он и занялся, когда слуги принесли ему вещи из дома. Но не успел он разложить и половину свитков, как за ним пришли.

Это был уже знакомый евнух Бай.

— Прошу прощения, что отвлекаю, — сказал он высоким неприятным голосом. — Не затруднит ли мастера Ши пройти со мной на встречу с известной вам персоной?

Чиновник растерянно оглядел корзины с неразложенными еще бумагами и кивнул.

— Какой период времени интересует им… — Ши Хэй осекся, так как евнух приложил палец ко рту, намекая, что лучше вести себя осторожнее, — эту персону? Я возьму подходящие свитки.

— Ничего не нужно. Ваших знаний будет достаточно.

Евнух Бай вел мастера Ши узкими тенистыми проходами, судя по всему, предназначенными для слуг, пару раз они прошли сквозь дома, в которых, впрочем, никто не жил. В конце концов они остановились в крошечном саду, где чудом проложили узенький ручеек с игрушечным мостиком в два шага шириной. Миниатюрная беседка, в которой могли уместиться только два человека, была завешана розовой кисеей, и Ши Хэй мог видеть лишь силуэты людей.

Евнух Бай указал мастеру на скамью возле беседки, а сам отошел ко входу в сад.

— Мастер Ши.

Тот же переливчатый женский голос. Императрица!

— Благодарю за ваш визит. Жаль, что наша встреча так долго откладывалась.

Ши Хэй пробормотал благодарность и извинения. Почему он так робел в присутствии этой женщины?

— Вы сегодня видели моего супруга? Как он себя чувствует?

Растерявшись еще больше, мастер не знал, что и подумать. Неужто императрице не докладывают о состоянии ее мужа?

Она, словно подслушав мысли чиновника, добавила:

— Слуги берегут меня, не говорят всей правды, дабы не омрачать мои мысли. Но тревога за императора снедает меня гораздо сильнее.

— У вашего подчиненного нет таланта к лекарскому делу. Я видел, что правитель десяти тысяч лет всё ещё слаб, но он живо интересовался записями, слушал их и даже поделился с этим ничтожным частичкой своей мудрости.

— Хвала Небесам, они не покинули моего великого супруга! Еще у меня есть опасения, что окружение императора может воспользоваться его слабостью в своих целях. Мой супруг слишком мягок и добр к своим бывшим соученикам, позволяет им чересчур многое… — еле слышный всхлип. — Прошу прощения, мастер Ши, от горя я совсем забылась и сама не понимаю, что говорю. Но я присутствовала при ваших чтениях и поняла, что вы обладаете необыкновенными качествами. Только умный, справедливый и бесстрашный человек мог бы записать подлинную историю, без прикрас и без льстивых восхвалений. И при этом вы не забываете о приличествующих вашему положению церемониях. Потому мне важно услышать ваше мнение. Мнение человека со стороны. Не синшидайца.