Себастьяна охватила холодная ярость. Этот эгоистичный ублюдок с продолговатым лицом превратил жизнь Корделии в настоящий ад, и, что самое ужасное, чуть не убил Кира. Какое же дьявольское искушение найти Ормонда и лично избить до полусмерти. Однако убийство Ормонда, хоть и принесёт удовольствие, приведёт к последствиям, которые Себастьяну были не по душе.

Почему Итан Рэнсом так чертовски долго тянет с отчётом? Почему наёмного убийцу до сих пор не поймали и не допросили? Не мог же он раствориться в воздухе.

Погружённый в невесёлые раздумья, Себастьян размял напряжённые мышцы плеч и потёр рукой затёкшую шею.

"Проклятье, — устало подумал он, — я скучаю по Эви".

Когда она уезжала, что, к счастью, случалось редко, земля переставала вращаться, солнце потухало и жизнь превращалась в мрачное упражнение на выносливость до самого её возвращения.

В начале их брака Себастьян и представить себе не мог, что застенчивая, неуклюжая тихоня, которая с детства заикалась, возымеет над ним такую огромную власть. Но Эви сразу же превратилась в хозяйку положения, ясно дав понять, что её любовь, доступ к телу и даже к мыслям нужно заслужить. Ни одна женщина до Эви не бросала ему вызов стать её достойным. Это взбудоражило и восхитило Себастьяна. И, в итоге, заставило её полюбить.

Теперь ему оставалось только считать ночи до её приезда, четыре, если быть точным, в течение которых он будет просыпаться глубоко за полночь, пытаясь наощупь отыскать её рядом с собой. И часы, примерно девяносто шесть, по прошествии которых она снова окажется в его объятиях.

Господи, как же унизительно томиться по собственной жене.

Но он же сам убедил Эви принять приглашение от их друзей сэра Джорджа и леди Сильвии Стивенсон, недавно назначенного британского посла и его жены. Стивенсоны и их дети только-только поселились в роскошном посольстве на улице Фобур Сент-Оноре, всего в нескольких домах от Елисейского дворца.

"Обязательно возьми с собой Серафину и Айво, — писала леди Сильвия. — Мои дети будут так счастливы, если в новом доме их навестят друзья, а осенний Париж не поддаётся никакому описанию".

Хотя за последние три недели от Эви пришло множество радостных открыток и писем, они вряд ли могли сравниться со звуком её голоса, утренними поцелуями и причудами, о которых мог знать только муж. Как умилительно она шевелит пальчиками во сне всякий раз, когда Себастьян касается её ступни. Как слегка раскачивается на каблуках, когда счастлива или взволнована.

Боже, ему просто необходимо, чтобы она вернулась в его постель. И как можно скорее. А пока Себастьян постарается вымотать себя до предела, чтобы не думать об Эви.

И он отправился плавать.

После того как экипажи уехали, Меррит удалилась в свою комнаты и устроилась в уютном угловом кресле, чтобы, как называла это мама, предаться “платковому настроению”. Она всплакнула, промокнула слезящиеся глаза и шумно высморкалась. Через несколько минут печаль немного отступила, и на Меррит снизошёл хрупкий покой, она расслабилась в кресле.

— Ну вот, — вслух сказала Меррит, сжимая промокший носовой платок. — Всё закончилось. Теперь нужно найти себе занятие.

Возможно, она расширит свой список чудес. Добавит туда Великую Китайскую стену. К сожалению, к горлу опять подкатило рыдание, и по лицу скатилась ещё одна слезинка. Грусть была готова поглотить Меррит с новой силой.

Боже милостивый! Нужно немедленно это прекратить.

Меррит встала, подошла к комоду за свежим носовым платком и замерла, услышав в глубине дома шум. Господи, неужели кто-то поранился? Подрался? Раздался грохот двери о стену… Топот ног по лестнице… Хриплый возглас, похожий на её имя.

К ней в комнату ворвались без стука, и она испуганно обернулась.

Это был Кир. Огромный и взъерошенный. Он тяжело дышал, как будто бежал сюда что есть мочи. Он остановился как вкопанный и уставился на Меррит пристальным взглядом, от которого у неё зашевелились волоски по всему телу.

— Что случилось? — спросила Меррит, совершенно сбитая с толку. — Почему ты здесь? Ты… ты опоздаешь на поезд.

— Мерри.

По спине побежали мурашки. Не в силах издать ни звука, она лишь наблюдала с широко распахнутыми глазами за тем, как он идёт к ней.

Прерывисто дыша, Кир потянулся к руке Меррит и вложил что-то в её ладонь. Она опустила взгляд на трепещущий обрывок бумаги и прочитала их напечатанные имена.

Обрывок выпал из её онемевших пальцев. Она посмотрела в светлые горящие, как две яркие звёзды, глаза Кира. Боже, он всё вспомнил.

— Кир, — стараясь говорить очень спокойно, начала Меррит, — теперь это не имеет значения. Всё уже решено. Та ночь была отвлечением для нас обоих, прекрасным отвлечением, но… нет смысла делать из мухи тевяка. — Она сделала паузу, подумав, что могла неправильно произнести фразеологизм. — Кир…

Не дав ей договорить, он притянул Меррит к себе и завладел её ртом.

За стенами комнаты жизнь проносилась мимо, словно пейзаж за окном поезда, сливаясь в одно расплывчатое акварельное пятно. Но здесь, в кольце рук Кира, время останавливалось. Минуты воспламенялись и сгорали дотла. Существовали только крепкие объятия Кира, грубые, живительные поцелуи и сила, которую он источал. Она уже и не надеялась когда-нибудь почувствовать их вновь.

Меррит обвила руками его шею, запутавшись пальцами в густых коротко остриженных локонах на затылке. Наощупь чисто выбритое лицо Кира разительно отличалось от того, когда он носил колючую бороду. Но полные губы оставались всё такими же эротичными и обжигающе горячими. Он медленно вкушал поцелуй, глубоко исследуя языком её рот. По телу Меррит пробежала сильная дрожь, колени подогнулись, и ей пришлось опереться о него, чтобы не упасть. Когда её голова откинулась назад, из внешнего уголка глаза к виску скатилась позабытая слезинка. Кир провёл губами вслед за ней, пробуя её на вкус.

Кир обхватил её щёку ладонью.

— Мерри, любимая… Сияние моего сердца, драгоценная капля крови моей… ты должна была мне рассказать, — горячо прошептал он у самых губ Меррит.

— Я подумала… что, возможно, где-то в глубине души… ты хотел забыть, — слабо ответила Меррит, будто слыша свой голос со стороны.

— Нет. — Кир с силой прижал её к себе, уткнувшись носом в волосы Меррит и растрепав заколотые локоны. — Ни в коем случае, любимая. Просто память меня временно подвела, вот и всё. — Его рука медленно скользила вверх-вниз по её спине. — Я чертовски сожалею о том, что пытался держаться от тебя на расстоянии. Я не знал, что ты уже давно живёшь в моём сердце. — Он сделал паузу, а потом иронично добавил: — Не забывай, мне пришлось выпрыгнуть из окна трёхэтажного дома, смягчить удар было нечему, кроме моей же собственной твёрдой головы. — Взяв Меррит за руку, он прижал её ладонь к своему колотящемуся сердцу. — Но ты всё равно осталась здесь. Твоё имя так глубоко вырезано на моём сердце, что и через миллион лет не сотрётся.

Полностью поверженная, Меррит уткнулась лицом ему в грудь.

— Это невозможно, — в отчаянии проговорила она. — Не нужно было тебе возвращаться. У нас нет будущего. Я не смогу стать счастливой, поселившись на острове, а ты — здесь.

Хотя его рубашка заглушала слова Меррит, Киру удалось их расслышать.

— Ты сможешь стать счастливой без меня? — тихо спросил он.

Меррит с трудом сглотнула.

— Нет, — в ужасе призналась она. — Мы обречены, вместе или порознь.

Кир обхватил её голову рукой и крепче прижал к себе. Меррит почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и на мгновение ей показалось, что он плачет. Но, оказалось, он смеётся.

— Ты находишь это забавным? — возмущённо спросила она.

Он покачал головой, подавив смешок и прочистив горло.

— Я просто подумал, что если мы в любом случае обречены… тогда ведь можно остаться вместе?

Не дав Меррит ответить, Кир наклонился и поймал её губы своими, добиваясь отклика. Конечно, она не смогла устоять. Меррит потеряла голову, и вела себя безрассудно, словно совсем юная девушка, переполненная новыми эмоциями и готовая бросить всё ради любви.