Кингстон жестом пригласил её войти, а Кир начал подниматься на ноги.

— Нет, сиди, где сидишь, — остановила его Серафина и присела в кресло рядом. У неё на коленях лежал сложенный листок пергамента. — Фиби оставила записку с просьбой просмотреть книги с нашей родословной, чтобы выяснить, были ли у нас шотландские предки. Со стороны твоей матери она их не нашла и сказала, что ты расстроишься, если со стороны отца их тоже не обнаружится.

Удивлённый и тронутый заботой обеих сестёр, Кир с улыбкой покачал головой.

— Не переживай по этому поводу, Серафина. Я решил, что мне достаточно быть шотландцем в душе.

— И всё же, тебя ведь обрадует, если я скажу, что в нас течёт немного шотландской крови? — спросила она, и её глаза заблестели. — Потому что я обнаружила, что в нашем генеалогическом древе действительно присутствует шотландец! Мы упустили это из виду, потому что он не прямой наш родственник. Мне пришлось проследить нашу родословную не только по мужской, но и по женской линии. Но мы совершенно точно и бесспорно произошли от шотландца, который был нашим прапрапрапрапра… ну, скажем, восемнадцать раз прадедом. И только посмотри, кто это! — Серафина развернула пергамент, на котором было нарисовано длинное генеалогическое древо. А на самом верху значился…

Роберт Первый.

Король Шотландии.

— Роберт Брюс?

Сердце в груди Кира воспарило к небесам.

— Да! — радостно воскликнула Серафина, вскакивая и подпрыгивая на месте.

Кир рассмеялся и встал. Он наклонился и поцеловал её в щёку.

— Одной капли крови Роберта Брюса вполне достаточно. Я невероятно счастлив. Спасибо, сестрёнка. — Кир протянул ей листок пергамента, но она покачала головой.

— Оставь себе, если хочешь. Разве не замечательная новость? Пойду расскажу Айво, что мы шотландцы! — И она с триумфом покинула комнату.

Кир усмехнулся, сложил листок и сунул его в карман. Кингстон тоже с трудом подавил улыбку и допил бренди.

— Я хочу попрощаться с вами наедине, — сказал Кир. — Я уезжаю завтра на рассвете.

Герцог настороженно на него посмотрел.

— На день раньше?

— Так будет проще, — сказал Кир и робко замолчал. — Я хочу поблагодарить вас за то, что сохранили за мной наследство матери. Вы держали оборону целый год, даже не зная, найдёте ли меня.

— Я знал, что найду тебя, — тихо проговорил Кингстон. Он резко развернулся, с деловым видом подошёл к столу с другой стороны и выдвинул ящик. Герцог достал визитную карточку, взял ручку из резного агатового держателя и открыл чернильницу. — Это мой лондонский адрес, — сказал он, записывая его на гравированной карточке, — и имя управляющего клубом, который всегда знает, где меня найти. Пошли телеграмму, если тебе что-нибудь понадобится. Что угодно. Я… — Он замолчал, отложил ручку и замешкался на мгновение, беря себя в руки. — Трудно отпускать тебя, зная, что Ормонд пошлёт за тобой убийцу.

— Лучше пусть меня подстрелят, — сказал Кир, забирая у него карточку, — чем я проведу весь день в суде, как вы.

Кингстон невесело усмехнулся.

Кир надолго задумался, а потом принял решение. Чувствуя себе неловко и отчасти по-идиотски, он подцепил пальцем цепочку на шее и выудил золотой ключик. Кир прочистил горло и нарочито небрежно проговорил:

— Я тут подумал… у вас всё ещё… — Он замолк, увидев, как Кингстон потянулся к карману жилета. Присущее герцогу проворство его подвело, когда он принялся отстёгивать цепочку от часов. — Это всего лишь формальность, — пробормотал Кир.

— Если ключ не подойдёт, — спокойно сказал Кингстон, отвернув лицо, — это не будет иметь никакого значения. Кто знает, ведь она могла отдать не тот ключ.

— Да.

Но сердце Кира забилось в бешеном ритме, его гул отдавался где-то в горле. Кингстон передал ему цепочку, с которой свисал замок в форме сердца. Кир взял её и с огорчением обнаружил, что руки слегка трясутся. Но у него всё-таки получилось вставить и повернуть ключ.

В комнате раздался тихий отчётливый щелчок.

Замок открылся и отсоединился от цепочки, как и ожидал Кир. Причин поднимать шумиху не было. Но глаза и нос защипало, комната превратилась в расплывчатое пятно, и Кир опустил голову. В горле встал ком, и ему пришлось откашляться.

В следующее мгновение Кингстон обхватил одной рукой его затылок, а другой сжал плечо, и притянул к себе. Это было не совсем объятие, но надёжная, немного грубоватая хватка очень его напоминало. Сквозь прерывистое дыхание Кир услышал нетвёрдый голос Кингстона.

— Ты всегда будешь сыном Лахлана Макрея. Но и моим тоже. — Он замолчал, а потом хрипло добавил: — Ты можешь быть и моим тоже.

— Да, — прошептал Кир. И на него вдруг снизошло умиротворение.

Меррит с трудом очнулась ото сна. Её одолевала такая усталость, что трудно было даже перевернуться в постели, как будто в одеяла зашили свинцовые гири. Она медленно приходила в себя, пытаясь сбросить остатки сладострастного сна о том, как они с Киром занимались любовью.

Вот только… это был не сон? Нет, Кир пришёл к ней в комнату посреди ночи и не дал вымолвить и слова. Он поцеловал каждый дюйм её тела, пока снимал с неё ночную рубашку. Меррит резко распахнула глаза. Оглядев комнату, она увидела, что ночная рубашка аккуратно сложена на соседнем стуле. Гадая, заметила ли это горничная, Меррит ещё глубже зарылась в одеяло. К счастью, горничная вскоре молча вышла и закрыла за собой дверь.

Обнажённая Меррит пребывала в блаженной неге, кончики грудей слегка саднило. Нежная плоть между ног оставалась чувствительной после того, как Кир всю ночь ласкал её, целовал, покусывал и дразнил. Вспомнив удовольствие, которое он ей доставил, Меррит поёжилась и по телу побежали мурашки. Находясь сверху, Кир размеренно двигал бёдрами. Он излучал силу и заявлял на Меррит права, вонзаясь в неё восхитительно глубоко и бесконечно долго. После, совершенно выбившись из сил, она пробормотала, что им нужно обсудить планы и провести следующий день в сборах для поездки на Айлей, и ей жаль, если он недоволен тем, что она настояла на своём. Кир не дал ей договорить, прижав к своей твёрдой волосатой груди. Вскоре Меррит начала вздыхать и зевать. На этом воспоминания обрывались.

Сквозь ставни в комнату проникал яркий солнечный свет. Как долго она спала?

Меррит потянулась и начала переворачиваться…

Внезапно она вздрогнула от того, что по руке скользнул какой-то предмет. Нащупав его, Меррит поняла, что это цепочка.

Браслет?

Меррит второпях выбралась из постели и, схватив ночную рубашку, натянула её на себя. Она поспешила к окнам, открыла ставни и в потоке солнечного света уставилась на браслет. С запястья свисала золотая цепочка для часов, застёгнутая крошечным золотым замком.

Меррит обуяли сотни эмоций, и все они были пронизаны паникой.

Кир уехал без неё.

Меррит захотелось что-нибудь сломать. Закричать. Как он мог уехать, не сказав ей? И что теперь делать?

В голове всплыли всего два слова:

"Ожесточись, Меррит".

Меррит довольно сносно перенесла долгое железнодорожное путешествие в Глазго. Однако после поездки на пакетботе по озеру Лох-Файн, а затем на другом пароходе по заливу Уэст-Лох-Тарберт она почувствовала усталость и лёгкую тошноту. Жаль, что не получалось насладиться прогулкой по пресноводному заливу на красивом чёрно-белом колёсном судне, украшенном полосатыми навесами над зоной отдыха на палубе. Но Меррит совершила ошибку, сначала спустившись в просторную женскую каюту. От лёгкой качки желудок взбунтовался. Она встала с шезлонга и подошла к перилам, надеясь, что прохладный ветерок поможет освежиться и унять дурноту.

— Миледи? — послышался нерешительный голос за спиной. Меррит обернулась и увидела приближающуюся пожилую пару. Привлекательная полная женщина в полосатой юбке и тёмно-зелёном дорожном плаще, была ей незнакома, но морщинистый худой мужчина с копной серебристых волос, выглядывающей из-под кепки, кого-то напоминал. И тут Меррит вспомнила, что он один из работников винокурни, которые вместе с Киром приехали в Лондон.