Запасный. Выход. Срочно. Пожалуйста.

Порой обладание суперслухом оборачивается суперотстоем.

Миранда очень любила аэропорт Санта-Барбары. Здание мало походило на официальное учреждение. Скорее на бар старины Джо где-нибудь в Акапулько. Стены были отделаны под саман, пол устилал прохладный терракотовый кафель, причудливая крыша поблескивала голубовато-золотой черепицей, по стенам вилась бугенвиллея. Аэропорт был маленький, самолеты останавливались прямо рядом со взлетно-посадочной полосой и ждали, пока к ним подъедет трап. Встречающие толпились тут же, от взлетного поля их отделяла лишь тоненькая цепь на столбиках.

Миранда вытащила табличку, мельком проверила фамилию, «Кумская», и повернула ее навстречу выходящим из самолета. От нечего делать она стала слушать, как женщина в золотистом «лексусе» разговаривает с кем-то по мобильному: «Если она выйдет из самолета, я сразу ее увижу. Да, скажи ему, чтобы готовил чековую книжку». Между лимузином Миранды и «лексусом» стояли четыре машины. Девушка чуть склонила голову и прислушалась к склизкому шелесту — шлеп, шлеп, шлеп. Это улитка ползла по остывающему асфальту к зарослям плюща.

Миранда до сих пор в подробностях помнила тот миг, когда впервые осознала, что не все люди слышат то же, что она. Тогда она поняла, как сильно отличается от окружающих. Это случилось в седьмом классе, в школе Святого Варфоломея, после того как весьма познавательный фильм под названием «Твое тело меняется: пробуждение женственности» был неоднократно просмотрен и изучен вдоль и поперек. В фильме ничего не говорилось о тех изменениях в теле, которые здорово мешали Миранде последнее время. Например, там ни словом не упоминались неожиданные рывки, когда скорость каждого движения вырастает многократно. Не давалось советов, что делать, если при попытке взять в руки предмет он разваливается на части. Или как быть, когда на физкультуре в обычном прыжке вмазываешься головой в потолок. И почему вдруг становятся отчетливо видны мельчайшие пылинки на одежде собеседника.

Воспитательница, сестра Анна, на все вопросы отвечала: «Не говори глупостей!» — и Миранда решила, что эти странности — штука самая обыкновенная. Настолько обыкновенная, что в фильме о них даже упоминать не стали. Прозрение пришло в тот день, когда она попыталась завоевать вечную любовь и признательность Джонни Войта — посоветовала ему не списывать у Синтии Рилей, так как, судя по скрипу ручки (Синтия сидела в пяти партах от Миранды), все ответы у нее все равно неправильные… Только в тот день Миранда поняла, насколько она «альтернативно одаренная». Вместо того чтобы благодарно упасть на колени и признать ее своей богиней, своей спасительницей в набитом ватой лифчике и клетчатой юбочке, Джонни обозвал Миранду уродиной, потом — длинноносой стервой, а потом и вовсе попытался поколотить.

Вот тогда она и поняла, насколько опасны ее силы для окружающих. Особенно если выходят из-под контроля. И заподозрила, что сильно рискует навсегда остаться изгоем. А еще в тот день она осознала, что намного сильнее мальчишек, и они почему-то не считают это прикольным. Наоборот, им это здорово не нравится. Как, впрочем, и школьной администрации.

С тех пор Миранда научилась прямо-таки профессионально маскироваться: прятать способности, контролировать силу. По крайней мере, она думала, что научилась, пока, семь месяцев назад…

Миранда заставила себя сосредоточиться на людях, выходящих из самолета. В конце концов, она на работе. Вот неподалеку стоит мужчина, светленькая кудрявая девчушка у него на плечах весело машет идущей навстречу женщине и кричит: «Мама, мама! Я так соскучилась!»

Миранда почувствовала что-то вроде удара в солнечное сплетение. У школы-интерната есть, как минимум, одно преимущество: отпадает необходимость ходить по гостям. Созерцать счастливые семьи, дружно поглощающие завтрак за большим обеденным столом, — удовольствие сомнительное. Почему-то каждый раз, когда Миранда пыталась представить себе настоящую семью, перед глазами вставала картина семейного завтрака.

Впрочем, отпрыски нормальных семей редко попадали в Академию Честворд, «лучший пансион в Южной Калифорнии». Миранде всегда казалось, что этому учебному заведению больше подошло бы на звание «Детский склад». Стоило отбросить все условности, и становилось ясным как день: родители (или, как в ее случае, опекуны) просто сдавали сюда детей на длительное хранение.

Исключением, пожалуй, могла считаться ее соседка по комнате, Кензи. С Кензи Чин Миранда жила дольше, чем с кем бы то ни было, — целых четыре года. С тех самых пор, как обе поступили в пансион. Кензи попала в Честворд из самой что ни на есть «идеально-завтракальной» семьи. У нее была идеальная кожа, идеальные отметки, и вообще все было идеальное. Миранда неизбежно возненавидела бы соседку, да только Кензи, сверх всего перечисленного, оказалась преданной и отзывчивой подругой. И к тому же самую малость чокнутой.

Далеко за примерами ходить не надо. Когда сегодня днем Миранда вошла в их комнату, глазам ее предстала следующая картина: подруга, в одних трусах, стояла на голове. Все тело Кензи было густо измазано какой-то сохнущей зеленой грязью.

— Мне полжизни придется лечиться, чтобы избавить свое подсознание от этой картины, — пошутила Миранда.

— Учитывая все, что с твоей семейкой приключилось, ты по-любому от психиатра никуда не денешься. Так что скажи мне спасибо — у тебя будет просто СПБ-тема для консультации.

Кензи знала о семье Миранды больше, чем кто бы то ни было в Честворде. И почти все, что она знала, было выдумкой. Но вот насчет приключившихся неприятностей она определенно была права.

Кензи обожала разные аббревиатуры и то и дело придумывала что-нибудь новенькое. Миранда небрежно кинула сумку, рухнула на кровать и переспросила:

— СПБ?

— Супер-Пупер-Бредовая, — ответила Кензи. — Поверить не могу, что ты пропустишь выпускной. Я столько раз представляла, как мы с тобой туда пойдем.

— Вряд ли Бэт будет в восторге. Третий лишний… все такое…

Бэт и Кензи встречались.

— Пожалуйста, никогда больше не упоминай при мне это создание. — Подруга притворно содрогнулась от отвращения. — Шоу под названием «Бэт и Кензи» официально отменяется.

— И давно его «отменили»?

— А сколько сейчас времени?

— Три тридцать пять.

— Два часа шесть минут назад.

— А… Ну, тогда к выпускному как раз помиритесь.

— Конечно.

Отношения с Бэт Кензи «отменяла» минимум раз в неделю. Она свято верила, что драматические расставания и бурные примирения не дают чувствам остыть. Парадоксально, но в чем-то она была права: такой счастливой пары, как Кензи и Бэт, Миранда еще не видела. Кстати, еще один «идеальный» пункт в биографии подруги.

— Так, не пытайся сменить тему. Лично я считаю, что, не появившись на выпускном, ты совершишь непоправимую ошибку.

— О да. Никогда себе не прощу.

— Я серьезно.

— А почему, собственно? В чем проблема? Речь о банальной танцульке с совершенно идиотской тематикой. Ты же знаешь, у меня запущенная форма танцлексии. Мне вообще противопоказано появляться на танцполе, когда там находятся люди.

— Во-первых, небольшая дань уважения нашему звездно-полосатому флагу — еще не идиотизм. Во-вторых, ты неплохо танцуешь хастл.

— Боюсь, Либби Джир тебе бы возразила. Если бы ей уже сняли гипс с челюсти.

— Неважно. Ты пойми, выпускной не просто танцулька. Это ритуал. Понимаешь? Переход из одной возрастной категории в другую. Преддверие взрослой жизни. Возможность оставить в прошлом все свои юношеские сомнения, ради того чтобы…

— …напиться и надеяться, что тебе повезет. Хотя, это как посмотреть. Зависит от того, что понимать под везением.

— Если не пойдешь, потом будешь жалеть. Ты что, действительно хочешь всю жизнь тащить на себе чувство вины?

— Представь себе, да! К тому же мне надо работать.

— Ты хотела сказать, «если бы мне надо было работать». Себе-то не ври. Тебе ничего не стоит отпроситься на один-единственный субботний вечер.