Халлас попросту ничего не мог сказать, он являл собой образец статуи, у которой отвисла челюсть и глаза вылезли на лоб. Кто-то за моей спиной втянул в себя воздух сквозь стиснутые зубы. Да я и сам, признаюсь, был порядком ошеломлен.

За всей этой дорогой и свалившимися на нас несчастьями я совершенно забыл о маленькой неприятности, случившейся еще во дворце Сталкона. Кли-кли тогда спер у меня точно такой же пузырек и разбил его об пушку гномов. Пушка, как и следовало это предполагать, сразу же исчезла, а разъяренные гномы едва не порвали Кли-кли на тысячу маленьких зелененьких лоскуточков. Все дело в том, что шут использовал на пушке заклинание переноски, разбиваешь такой пузырек на какой-то вещи, она исчезает, разбиваешь другой — она вновь появляется. Вообще-то я планировал это заклятие для Храд Спайна, на случай обнаружения несметных сокровищ, но судьба распорядилась иначе и вместо изумрудов мы получили пушку.

— Халлас, действуй! — Голос гоблина вывел Счастливчика из ступора и созерцания одной из великих тайн гномов.

Гном подскочил к орудию.

— Заряжено?

— Вроде да…

— Сейчас проверим… Да, все в порядке! Делер, Медок! Помогайте!

Втроем они стали разворачивать пушку в сторону приближающегося парома.

— И много у тебя в рукаве таких сюрпризов, дружище? — немного нервно спросил Басс.

Я ничего ему не ответил, все мое внимание было сосредоточено на Халласе, который колдовал над пушкой. Сейчас гном раскуривал свою трубку и одновременно командовал Делером и Медком.

— Упреждение надо взять небольшое. Упреждение! Ты знаешь, что такое упреждение, дубина?!

— Я тебе потом покажу, кто из нас дубина! — пропыхтел красный от натуги Делер, пытающийся сдвинуть пушку еще на несколько дюймов.

— Стоп! Все назад, сейчас мастер будет работать!

— Ты хоть умеешь с ней обращаться? — опасливо спросил Сурок.

— Я гном, и порох течет в нашей крови! — Халлас, прищурив глаз, наблюдал за паромом.

— Порох не течет, — сразу же влез карлик, но гном его проигнорировал.

— Учти, у тебя только один выстрел.

— Не сбивай меня, Кли-кли! — рявкнул гном. — Все, заткнули уши!

Я поспешил последовать совету гнома. Халлас поднес горящую трубку к какой-то выемке на пушке, отбежал и, засунув указательные пальцы в уши, принялся наблюдать.

Над пушкой поднялся сизый дымок…

— БАХ!

Пушка окуталась вонючим сизым дымом и отшатнулась назад. В воздухе свистнуло, а затем на месте парома в небо устремился шипящий столб огня и дыма, в котором смешались вода, люди, лошади, доски…

— Бу-у-м-ш-ш-ш! — донеслось до нас..

— В яблочко! — воскликнул гном. — Я попал! Попал!

— Да-а-а!!! - орал Кли-кли. — Вот вам!

От парома и людей, плывших на нем, не осталось. Ничего, кроме мусора на воде.

Люди графа на противоположном берегу тоже смотрели на то место, где совсем недавно плыли их друзья. Затем несколько всадников посовещались, и вся кавалькада устремилась прочь от берега.

— Сейчас бы мне второе ядрышко — Халттас любовно погладил бок пушки.

— Куда они собрались? — спросил Фонарщик.

— Переправу искать, куда же еще! — сплюнул Медок. — Их человек двадцать вроде бы…

— Двадцать восемь, — сказал Элл, снимая тетиву со стрелы.

— Вот-вот. Уходить нам надо, сейчас переправятся…

— Не переправятся, — покачала головой Миралисса, провожая взглядом всадников. — Здесь Иселина растекается слишком широко, а до ближайшей переправы больше сорока лиг.

Я стал выжимать свою рубаху. Мокрая одежда липла к телу, мне было холодно и противно.

— Медок, — сказал Алистан, глядя на успокоившуюся водную гладь. Принимай командование… Теперь ты… Десятник.

Какой уж там десятник… От десятка Диких осталось шесть человек.

— Может, обойдется? — тоскливо спросил Медок. Он, как и все, смотрел на воду. — Может, они выше по течению выплыли?

— Не выплыли. Не могли они выплыть, Медок, — угрюмо сказал Угорь. — Я сразу за Гарретом в воду сиганул. Дядька просто не успел, он на самой середине парома был, с лошадьми. А Арнх… На нем кольчуга была, да и другого железа… Даже если и выпрыгнул, то камнем на дно ушел…

Все мрачно молчали. Как же мы теперь без седого степенного Дядьки и сверкающего лысиной жителя Пограничья? Не верилось, что их уже нет.

— Да пребудут они в свете, — глухо произнес Делер и снял с головы шляпу.

Кли-кли шмыгал носом и тер глаза, стараясь скрыть слезы…

Отправились мы в дорогу только через час, когда Дикие справили обряды по погибшим друзьям, а Халлас закопал пушку. Гном был настойчив и твердил, что главный секрет его народа не должен попасть в чужие руки.

Настроение у всех было мрачное и подавленное, что и неудивительно. Мы отправились в путь, удаляясь от Иселины, которая для всех нас навсегда останется Черной рекой.

Всю следующую неделю мы гнали наших коней на юго-восток, приближаясь к Приграничью, местности, примыкающей к Пограничному королевству и Заграбе.

На десятки лиг вокруг расстилалась холмистая равнина, перемежающаяся узкими речками, громкими ручьями и смешанным редколесьем. Деревень в округе было мало, за два последних дня мы увидели только одну, да и то обошли ее стороной, не желая попадаться на глаза жителям.

Земля в этих местах была благодатная, жирная, трава, росшая на ней, так и тянулась к солнцу, но желающих перебраться через Иселину и начать обживать эту часть королевства было не так уж и много. Впереди Приграничье, а за ним восточные леса Заграбы и знаменитый Золотой лес, где живут орки.

Алистан все сильнее и сильнее забирал к юго-востоку, обходя стороной торговые пути, пролегающие между Валиостром и Пограничным королевством. Как я понял, он рассчитывал через неделю вывести нас к границе между государствами, а уже оттуда, по прямой, направить отряд прямо к лесам Заграбы.

Все вьючные лошади погибли на пароме, унеся на дно наши припасы и доспехи. Халлас и Делер долго сокрушались о потере брони, но сделать, понятное дело, ничего не могли. У нас остались лишь кольчуги, которые находились на тех лошадях, что переправились в первый заход, да эльфы сохранили доспехи, на нагрудниках которых были выгравированы гербы их домов. Сурок и Фонарщик вообще остались без какой-либо брони, если не считать курток из вареной кожи с нашитыми на них металлическими бляхами. Алистан Маркауз лишился своего копья. Продукты, сменная одежда, да и много еще чего осталось на дне реки. Но мы не голодали, дичи в этом крае было полно, и на нашем костре всегда жарилось мясо.

На четвертый день после злосчастной переправы через Иселину окончательно испортилась погода и полил дождь. Он не переставал донимать нас пять дней, и мне приходилось кутаться в плащ, любезно одолженный Эграссой.

Долгий дождь, льющий из низких серых облаков, — это всегда сыро, холодно и мерзко. Особенно тяжело было вставать утром и разжигать костер. Ноги и руки не гнулись, казалось, что ты спал не на траве, укрывшись от падающей с неба воды плащом из непромокаемого дрокра, а на снегу. Кли-кли простыл, кашлял и хлюпал носом. Сурок лечил его травяными отварами, от которых гоблин долго плевался и кривил рожи, говоря, что такой горечи он не пил никогда в жизни.

Дождь лил, лил и лил. Земля превратилась в огромное озеро грязи, лошади то и дело скользили в этом месиве и спотыкались, грозя сбросить всадников на землю. Звонкие ручьи и маленькие речушки, десятками пронизывающие местность, располнели, разжирели и вышли из берегов. В низинах случилось форменное наводнение, иногда вода поднималась до стремян наших лошадей. Теперь приходилось долго выискивать какую-нибудь возвышенность на равнине, чтобы разбить лагерь на ночь. Лишь к одиннадцатому дню пути вода стала спадать, но дождь все равно продолжал накрапывать. На двенадцатый день мы достигли Приграничья, и Алистан распорядился, чтобы все надели кольчуги. Я терпеть не могу какие-либо железные одежки, чувствую себя в них как в гробу — тесно, тяжело и двигаться не очень-то удобно. Но в данном случае с моей стороны никаких возражений не последовало — очень не хочется получить стрелой в живот от невесть как забредшего на такое расстояние от Заграбы орка. Кли-кли, увидев, что я напялил на себя железную рубаху, одобрительно кивнул.