– Я – вдова, папа. Мой муж умер!

– Тем более пришло время обзавестись новым.

– Может быть, именно это я и хочу сделать... сама.

Мать шумно выдохнула.

– Так дело все-таки в итальянце... – процедила она. – Какой стыд и позор! Если об этом узнают...

Аманда стиснула зубы.

– Я не сделала ничего предосудительного, мама. Я всего лишь желаю иметь право голоса в том, что касается моей собственной жизни.

Но та не унималась, будто не слышала ее даже:

– Сначала тот лейтенантик, потом голодранец-мальчишка, а теперь какой-то там итальянец, – перечисляла она. – Ты будто нарочно делаешь все, чтобы нас опорочить, Аманда. – Дочь вспыхнула покраснев, а мать продолжала: – Думаешь, мы не знали с отцом, с кем ты разъезжала по Лондону перед смертью Уорда? – Дочь молчала, глядя гневно ей прямо в глаза. – С тем смазливым мальчишкой, констеблем... Сколько колких намеков мне пришлось вытерпеть, сколько стрел отразить – и все почему? Потому что моя плоть и кровь...

– Кто, мама? Договаривайте, прошу.

Ей до дрожи хотелось признаться в любви к «голодранцу-мальчишке» – за эту любовь, что бы мать ни сказала, ей не было стыдно! – но в сложившихся обстоятельствах лучше было все-таки промолчать. Не провоцировать снобов-родителей еще больше!

– Хватит! – прервал перепалку лорд Риверстоун. – Раскудахтались, словно куры. Мне стыдно за вас! – И тоном, не терпящим возражений: – Сегодня вечером ужин у Стаффордов, нас пригласили. Лорд Феррерс тоже там будет... – строгий взгляд на Аманду. – И вас представят друг другу. Он знает о всех твоих... сложностях и все-таки хочет дать шанс. – «Он мне не нужен». – А посему, будь добра, явиться на ужин в лучшем из платьев. Я хочу, чтобы лорд был тобой очарован!

«Черта с два я очарую его!» – в сердцах мысленно выразилась Аманда, и эта мысль вкупе с ругательством неожиданно усмирила ее. В конце концов, она сделала, что хотела: рассказала родителям о своих планах, а если им хочется этим планам противиться – воля их. Аманда же все равно выйдет только за Джека, и так скоро, как только возможно. Ей, падшей женщине, как почти назвала ее мать, безразличен статус возлюбленного! Деньги – не показатель счастливого брака. Достаточно вспомнить де Моранвиллей...

– Я буду на ужине, – покладисто пообещала она. – Надеюсь, лорду Феррерсу понравится мое платье. – От последнего так и разило сарказмом, но Риверстоуны предпочли пропустить его мимо ушей.

– У мадам Лезерье на Бонд-стрит поступление новых тканей, – произнесла мать. – Можем наведаться к ней после завтрака и заказать тебе новые платья. Твои нынешние, – укоризненный взгляд на наряд дочери, – еще летом вышли из моды.

Противиться предложению матери Аманда не стала: все равно стоило озаботиться гардеробом – и, пока модистка-француженка снимала с Аманды новые мерки (де, мадам сделалась женственней в определенных местах), мать, закатывая глаза, как бы между прочим сказала, что итальянец... тот самый, да... тоже на ужине будет. Как-никак знакомство этого не избежать, а значит...

Она еще много чего говорила, но Аманда не слышала: этим вечером она встретится с Джеком в гостиной у Стаффордов. Мало того, что Стаффорды – это родители Грейс де Моранвилль, а значит, и сам де Моранвилль может быть на приеме, так еще это будет первый выход Джино Фальконе в светское общество Лондона. Девушка представляла, как разволнуется Джек, когда узнает об этом... Ей бы его поддержать, успокоить, а приходится терпеть пытку иголками и... еще более колкими взглядами матери.

А еще этот Феррерс на ее голову...

Но ничего, она живо заставит его испугаться себя.

Ей, в конце концов, не впервой шокировать общество...

Особняк Стаффордов на Маргарет-стрит являлся явным примером викторианского зодчества: цветной кирпич, большие эркерные окна и высокая скатная крыша над изысканным архитравом. Такие дома будто нарочно подавляли тебя, являя богатство хозяев, – по крайней мере, именно так думал Джек, переступая порог особняка вместе с графом Фальконе и внутренне замирая.

– Какая честь для нас, видеть вас в нашем доме, дорогой граф! – Графиня Стаффорд, едва гостей ввели в комнату под зычный голос дворецкого, поднялась им на встречу и протянула руку для поцелуя. Граф с радостью к ней приложился.

– Взаимно, миледи. Мы с внуком благодарны за приглашение!

– Так это ваш внук... – Графиня окинула Джека взглядом, да так пристально, будто лорнировала в упор. И улыбнулась.

– Позвольте представить вам Джино Фальконе, миледи, сына моей несравненной Аллегры, – между тем, представлял его граф, и взмокший под своим фраком Джек тоже поцеловал ее руку.

– Какой приятный молодой человек, – оценила его леди Стаффорд. – По всему, вы отыскали сокровище, граф!

Фальконе охотно поддакнул:

– Более чем, дорогая хозяйка. Я благодарен судьбе за ниспосланный ею подарок!

Хозяйка в тот же момент подхватила Джека под руку и повлекла его для знакомства с остальными гостями. Он, как в тумане, различал мужские лица и женские, улыбался на автомате, и ощущал, как пот тонкой стрункой стекает между лопаток.

Это было ужасно... невыносимо... И страшно до одури. Он, дитя улиц, казалось с молоком матери впитавший сословную субординацию, теперь ужасался тому, где посмел оказаться...

– Рад знакомству, сеньор. Этот сезон воистину полон приятных сюрпризов!

Джек толком не видел, кто это сказал, – он искал глазами Аманду. Она должна тоже быть здесь... Рядом с ней эта пытка обретет хоть какой-то, да смысл.

Но ее не было...

А мужчина, сказавший ему о «приятных сюрпризах», высокий, но блеклый, как вылинявшая рубашка, все мялся неподалеку и спрашивал об Италии. А две восторженные девицы у фортепьяно хихикали, пряча улыбки за веерами...

И вдруг...

– Лорд и миледи Риверстоун-Блэкни с дочерью, – объявил распахнувший двери дворецкий.

Джек дернулся, будто желая бежать ей навстречу, но удержался в последний момент. В голубом шелковом платье, обнаженная по плечам, миссис Уорд вплыла следом за матерью, будто враз осветив маленькую гостиную. Ее вежливая улыбка, адресованная гостям, вспыхнула ярче, стоило им столкнуться глазами, но длилось это не дольше секунды: в следующий миг она оказалась возле хозяйки и поздоровалась с ней.

– Красивая девушка, вы не находите? – вдруг обратился к нему этот, блеклый. – Очаровательная улыбка.

– Трудно не согласиться, – с трудом выдал Джек хриплым голосом.

– Но довольно скандальная... – продолжал говоривший. – На месте ее отца или мужа я бы давно ее усмирил. Но, похоже, ни тому, ни другому не хватило характера! Бедный Уорд.

Джек сдвинул брови, желая, как никогда, припечатать не только крепким словцом, но и кулаком по лицу. И, наверное, не сдержался бы, не появись вовремя старый граф.

– Мальчик мой, нас вот-вот представят новым гостям. – Он подхватил его под руку и потянул прочь от Блеклого. – Что происходит? – прошипел ему в ухо. – Такой кровожадности на лице я у тебя прежде не видел.

– Он говорил про Аманду...

– Придется привыкнуть: о ней многие говорят. И не всегда хорошо! – одними губами, не прекращая лучиться улыбкой, отозвался Фальконе.

Хозяйка как раз звала их:

– Граф, хочу познакомить вас с очаровательными людьми, подите сюда. И вы, молодой человек! – На ватных ногах Джек приблизился к Риверстоунам и оказался напротив Аманды. Его и графа попеременно представили ее матери и отцу... Красный как рак, Джек с трудом глядел в глаза женщине, так неласково встретившей его некогда в своем доме, та глядела в ответ... И за фальшивой улыбкой Джек разглядел узнавание. Нет, не такое, когда точно знаешь, кто это перед тобой, а такое, когда понимаешь, что знаешь, а откуда и почему, не поймешь... И это терзает тебя.

– Так это ваш внук... – произнесла женщина. – Мы не знали об этом... – И поглядела на дочь. – Аманда ни разу о нем не писала... – Губы миледи поджались, выражая отношение к данному факту.