В коридоре как будто сдавленно охнули, но Джонсон надеялся, что хлюпающая носом миссис Поттер этого не услышала. Он и сам внутренне охнул – себе-то он мог в этом признаться – но вида, насколько он поражен такими словами, не показал.
– Графиня понесла от любовника?
– Полагаю, что да. Её всю дорогу тошнило в карете. Мы ехали в два раза дольше обычного, так как ее выворачивало в кусты каждые несколько миль...
Это было настолько феноменальным открытием, что у Джонсона от восторга стянуло затылок. Будто кто-то связал невидимые тесемки...
И торопливо осведомился:
– Как полагаете, де Моранвилль знал об измене жены?
Миссис Поттер, должно быть, смирившись, с необходимостью говорить правду, сказала:
– Не думаю. Вряд ли он стал бы с такой подкупающей нежностью любить чужого ребенка, а граф души в сыне не чаял.
Джонсон кивнул, признавая ее правоту: все отмечали особенное отношение де Моранвилля к ребенку.
– Но этот любовник, неужели графиня все годы тайно имела с ним отношения?
Женщина отрицательно дернула головой.
– После того, как родился Анри, графиня больше не виделась с тем человеком. Не знаю, что было причиной, но они свиделись снова примерно за год до трагедии...
Томазо Джонсон сопоставил известные факты.
– Именно после того она перестала подпускать супруга к себе...
– Да, с того времени она стала сама не своя. Кажется, делала все, чтобы муж возненавидел ее... Закапывала в саду важные для него вещи. Вела себя вызывающе.
– Зачем она это делала? – недоумевая, вопросил Джонстон. – Разве не было бы разумней, имея любовную связь на стороне, усыпить внимание мужа мнимой покорностью и заботой?
Миссис Поттер оправила юбку.
– Возможно, она в самом деле лишилась рассудка, как знать, – сказала она. – Тайный грех затмевает рассудок... Мы делаемся не способны мыслить здраво.
– Вы, действительно, верите в это?
– Отчего нет? Иного объяснения у меня нет. Хозяйка, действительно, доводила супруга своими немыслимыми для здорового человека поступками. Но он терпел до последнего...
Сказано это было с какой-то особенной интонацией, и Джонсон насторожился: он нутром уловил тайный смысл, заключенный в словах.
– Вы о том, что он в конце концов тоже завел любовницу? – спросил он. – Мисс Харпер, гувернантку Анри.
В коридоре опять что-то то ли охнуло, то ли стукнуло – Джонсону доставляло особое удовольствие представлять, как неистовствует за дверью рыжая девушка.
Его собеседница же, будто не сразу поняв, о чем идет речь, с недоумением на него поглядела, и только секундой спустя вдруг выдохнула:
– Ах да, эта девица, как мне видится, решила воспользоваться моментом и прибрать к рукам графа. Он был взвинчен постоянными ссорами в доме, и она приласкала его...
В коридоре так громыхнуло, что казалось, служанка опрокинула поднос с грязными чашками. Миссис Поттер с тревогой глянула в сторону двери и прижала руку к груди...
– Мне пора, мистер Джонсон. Теперь я действительно все рассказала!
Но Джонсон, в ушах которого все еще громыхал опрокинутый в коридоре поднос – младшая Харпер неистово негодовала! – сунул руку в карман и поспешно спросил:
– Так по-вашему именно Харпер, а не любовник миледи де Моранвилль виновен в трагической смерти ребенка? Быть может, узнав, что ребенок его, он вознамерился его выкрасть и...
– … При этом убил? Совершенно абсурдно, вы не находите?
– Всяко бывает.
Задумавшись, Джонстон пошарил в кармане, вроде как что-то ища, а потом, вынув руку, почесал голову. И не сразу заметил, как вытянулось лицо миссис Поттер, глядевший ему под ноги... Он проследил ее взгляд: под ногой у него, выпавший из кармана, лежал платок с инициалами «К.П.»
«К.П.»?
Как Поттер?
Томазо Антуан Джонсон распахнул большие глаза. Он и подумать не мог, что в целом способен так удивляться, но вот сподобился...
– Как ваше имя, милейшая? – произнес он.
И женщина вздрогнула, как от удара.
– К-корнелия, сэр.
Джонсон хлопнул себя по коленке и припечатал со смаком:
– Porca miseria, да вы та еще штучка не так ли, anima mia! (Душа моя) – И подняв платок, продемонстрировал ей вышитые инициалы. – «К.П.», как Корнелия Поттер. Знаете, где я нашел этот платок? – Стиснув зубы, бывшая камеристка миледи де Моранвилль глядела на вышитые голубым буквы, и молчала. – У одного вора, промышлявшего прежде у Сент-Джеймского парка, – просветил ее все же мужчина. – Слышали о таком?
Губы женщины дрогнули, а в глазах заблестели близкие слезы.
Эпизод двадцать седьмой
– Плачь не плачь, голубушка вы моя, а ответить все же придется, – фамильярно произнес Джонсон развеселившись.
«Вот ведь хитрая бестия, – думал он, – дважды обвела меня вокруг пальца. Теряю сноровку, однако!» Впрочем, свою неудачу он списывал скорее на «проклятую» британскую сдержанность и науку скрывать ото всех свои чувства. Кому-то, как той же Корнелии Поттер, эта наука давалось особенно хорошо, и Джонсон опростоволосился, как полный cretino! Больше такого не повториться, поклялся себе частный сыщик, сменив веселость на колкий, проникающий до нутра взгляд, устремленный на женщину.
Слезам, закипавшим у нее на глазах, миссис Поттер пролиться все-таки не позволила: усилием воли выжгла их в самом зародыше и теперь просто буравила взглядом окно, будто надеялась упорхнуть в него, словно птица.
Это она напрасно: летать людям, увы, не дано, да ей конкретно Джонсон и позволил бы. Удержал любым способом! Уж он-то умеет вцепляться как клещ, когда ему это нужно.
А сейчас ему нужно, как никогда...
Ведь за дверью слушает рыжая.
– Итак, все, что вы мне рассказали до этого, было ложью? – спросил он серьезно. – Миледи не родила мальчика от любовника, а встречались вы в парке с сообщником, помогавшим вам, провернуть дело с похищением мальчика. Отвечайте! – повысил он голос, и женщина вздрогнула. – Почему вы убили Анри де Моранвилля? Я хочу знать мотив.
У женщины снова задрожала губа, когда она, все так же глядя в окно, отозвалась:
– Я понятия не имею, что случилось с ребенком: его я не трогала, правда.
– Ха, хотите, чтобы я вам поверил, выкладывайте всю правду с начала и до конца. Я устал от вашего бессовестного вранья!
Поттер впервые с появления изобличительного платка на него посмотрела, и в глазах ее он увидел плескавшееся отчаяние. Неужели железная леди дала слабину?
Он решил надавить для надежности:
– Я знаю, что это вы были той женщиной, что заплатила Милашке за то, чтобы он украл кошелек у мисс Харпер. И кэбмену, что отвез ее вместо Стрэнда в Вестминстер, скорее всего тоже вы приплатили... – Он дал ей секунду осмыслить услышанное и продолжал: – На встрече в парке на вас была шляпка с вуалью, и вор принял вас за благородную леди, но вы, должно быть, разжились ей в гардеробе вашей хозяйки, не так ли, миссис Поттер, ведь благородства в вас ни на грош? Ни фамильного, ни врожденного.
Слезинка все-таки покатилась у женщины по щеке, но вряд ли то были слезы раскаяния – скорее скупая слеза оскорбленного самолюбия.
– Да, вы правы, то была я, – смахнув слезу, очень жестко подтвердила вдруг собеседница. – Вуалетку я одолжила у миледи де Моранвилль, у неё их было так много, что она вряд ли заметила бы, что одна временно пропадала. И вы ошибаетесь: любовник у этой блудницы все-таки был. Тот самый шотландец, о котором я говорила! И ребенка она родила от него. Даже однажды привела его в дом, чтобы с Анри познакомить... Представьте себе! Выдавала его за учителя музыки, а хозяин, вернувшись и будто почувствовав что-то, погнал его прочь. Графиня так взбеленилась, что кричала, как уличная торговка, называла супруга ничтожеством и скотиной... Мол, от одного его вида ее тошнит, как от запаха сточной канавы. Он тогда залепил ей пощечину – мы все это видели – и, затащив в библиотеку... – Лицо ее дернулось, как при тике. – В общем, я его не оправдываю, но графиня сама напросилась! В конце концов, граф – её муж и имеет полное право требовать от жены исполнения долга.