Он всё продолжал, и Демельзе показалось, что речь длилась несколько часов, клерк говорил одно и то же снова и снова на разные лады. Она почувствовала слабость, но постаралась это скрыть. Внезапно голос умолк. ?Тогда Росс произнес:?— Невиновен!?А клерк сказал:?— Подсудимый, теперь вы предстанете перед судом.?— Именем Господа и моей страны, — отозвался Росс:?Потом темнокожий чужак встал и начал повторять всё сначала.

Но теперь слова звучали немного по-другому. Клерк бубнил официальные фразы, бросал их, как шелуху, словно в них не было никакого смысла. Мистер Генри Булл, королевский адвокат, вдохнул в них жизнь и жажду мести. Он рассказывал присяжным простую историю, никакого официоза, а простую историю, которую мог понять любой.

Выглядело всё так, будто во время большого шторма в прошлом январе, который все, без сомнения, помнят, корабль — корабль корнуольского владельца, заметьте, попал в бедственное положение, и его прибило к берегу у пляжа Хендрона, как раз неподалеку от дома подсудимого, человека вполне благополучного, владельца шахты и земель еще с незапамятных времен. Присяжным следует ожидать, что такой человек при взгляде на судно первым делом подумает, как спасти тех, кто находится на борту. А вместо этого, как покажут свидетельства, он позаботился только о том, как пробудить в многочисленных соседях дух беззакония, чтобы те как можно быстрее разграбили потерпевший крушение корабль. И его разграбили, всего за несколько часов, не задумавшись о спасении команды и не сделав никаких попыток помочь ей на берегу, и свидетели это покажут. Человек, сидящий на скамье подсудимых, лично доплыл до корабля, первым из всех, и сам руководил разграблением судна. В это время там еще оставался один пассажир. Никто не может сказать, можно было бы его спасти, оказав немедленную помощь. Известно лишь, что такой помощи оказано не было, и человек расстался с жизнью.

Далее обвинитель предположил, что подсудимый расставил наблюдателей вдоль утесов, чтобы сообщили о новой добыче. Когда через несколько часов на берег выбросило еще один корабль, «Гордость Мадраса», все вероотступники и бандиты ближайших пяти приходов ожидали его появления. И весьма сомнительно, что, даже если бы команда приложила все усилия и сняла корабль с мели, его бы не затянула на берег толпа. И всё это — по наущению подсудимого, который в ответе за вероломное поведение своих последователей.

Некоторых членов команды жестоко избили, а когда они добрались до берега, сняли с них всю одежду. Их оставили без сознания и нагишом на морозе, так что наверняка можно утверждать, что многие погибшие были бы ныне живы, если бы с ними обошлись по-христиански, как положено обращаться со всяким потерпевшим бедствие моряком. Корабль растащили по кусочкам всего лишь за время прилива. Капитана корабля, А.В. Кларка, вызовут для дачи показаний в суде, и он расскажет о том, что так варварски с ним не обходились даже дикари Патагонии двумя годами ранее.

Но и это еще не всё. Без сомнения, самое худшее (и тут Генри Булл покачал своим длинным смуглым пальцем) — что когда на место преступления подоспели таможенники его величества при поддержке небольшого отряда пеших драгун, перед ними предстал подсудимый и предупредил, чтобы не вмешивались под угрозой смерти, угрожая самым прямым и оскорбительным образом. Когда они его не послушали и спустились на берег, подсудимый и остальные напали на них и после серьезной драки один из таможенников, Джон Коппард, получил тяжкие ранения. Также погибли и двое мятежников, а многие были ранены. По достоверным свидетельствам, число принимавших участие в разграблении составляло две тысячи.

Голос продолжал говорить, иногда проникая в уши Демельзы, а иногда становясь еле слышным и далеким ворчанием. В этой речи огульно смешалась клевета, правда, ложь и полуправда, и Демельзе хотелось закричать. В зале стало очень жарко, окна запотели до самого верха, а по стенам струилась влага. Демельза решила, что лучше бы она вообще сюда не приходила — всё лучше, чем слушать такое. Она попыталась заткнуть уши, но без толку. Если ей выпало на долю услышать самое худшее, то придется слушать.

Наконец, речь Булла подошла к концу. Указывать присяжным на прошлые беззакония обвиняемого — не в его компетенции, сказал Булл, хотя они и очерчивают характер. Но...

Тут мистер Джеффри Клаймер, рисующий карандашом круги и квадраты, вскочил на ноги и энергично запротестовал, судья поддержал протест, и мистеру Буллу пришлось отступить. Он сделал это охотно, поскольку уже заронил в умах присяжных, что хотел. О прежних действиях подсудимого говорить не дозволено, продолжил он, но — и Булл подчеркнул это «но» — вполне законно и уместно сделать выводы из тех заявлений, что подсудимый высказал на допросе, заявлений, в которых пытался оправдать свои действия, заявлений, которые обличают его как явного якобинца и почитателя кровавой тирании по ту сторону пролива. Такие люди, заявил Булл, вдвойне опасны в нынешние времена.

Каждый член жюри присяжных владеет собственностью. Если он хочет сохранить ее нетронутой, людей вроде подсудимого нужно показательно наказывать. Пламя подстрекательства к мятежу нужно гасить в зародыше. Бывший военный и джентльмен несет особую ответственность. Для него стоять на стороне подонков и отбросов общества, поощрять их к жестокости и давать указания на действия, на которые у них самих не хватило бы сообразительности, значит бросать обществу вызов. Такой человек заслуживает, чтобы его изгнали. Даже повешения недостаточно. Правосудие должно свершиться, он требует всего лишь правосудия.

Когда обвинитель сел, публика зашушукалась, и через минуту встал помощник обвинителя и произнес собственную речь, такова была традиция в серьезных делах — стороне обвинения разрешалось выступить дважды, а стороне защиты — ни разу. Наконец, вызвали первого свидетеля. Им оказался Николас Вайгас.

Он вошел в зал суда, прищурившись и неохотно, словно херувим, удивленный таким нечестивым зрелищем. На фоне потрепанных париков гладкая кожа его головы составляла вопиющий контраст с щербатым лицом. Своим тонким лукавым голосом, становящимся всё уверенней по мере рассказа, он поведал о том, что в указанное утро вскоре после наступления зари был разбужен подсудимым, который громко колотил в дверь соседнего коттеджа, крича: «Заки! Заки! Добычи хватит на всех! На берегу кораблекрушение, мы разберем корабль до последней дощечки!». Позже свидетель заметил подсудимого на берегу, тот руководил толпой и направлял ее, а также первым поплыл на корабль и забрался на борт.

Он также руководил разграблением второго судна и действовал в таком духе весь день. Свидетель видел, как обвиняемый подошел к прибывшим таможенникам и разговаривал с ними на повышенных тонах, хотя Вайгас и не стоял достаточно близко, чтобы расслышать. Потом он ушел и во время драки не присутствовал. Этим свидетель завершил свои показания. ?Все посмотрели на Росса.

Тот откашлялся. Для него это было только начало. До сих пор он не имел возможности обелить себя в глазах зрителей и лишь критически и невозмутимо отмечал цвет ногтей мистера Генри Булла, уделив этому больше внимания, чем обличительной речи, оценивал возраст и профессии присяжных, не придавая много значения тому факту, что они его судят. Теперь же он должен был заставить себя бороться, должен воспринимать всё это более близко к сердцу, если хочет выжить. Росс так и не разрешил противоречия между советом Клаймера и его собственными намерениями. Но при виде Демельзы понял, что должен бороться.

— Тем утром был сильный ветер, Ник?

Вайгас лукаво сощурился на Росса, его уверенность снова начала улетучиваться.?— Ага, думаю, что так.

— А коттедж Мартина не рядом с твоим, а через один, это так?

— Ага, точно. Между нами коттедж Дэниэлов.

— У тебя, наверное, хороший слух, раз ты так уверен в том, что я сказал, находясь так далеко.

— Ну, не так уж далеко. Я довольно хорошо расслышал ваши слова.

— Ты был обижен, что я не разбудил тебя?