Ужин был не таким как раньше, однако самым лучшим, что им доводилось пробовать за последние два года. На столе стояли ветчина, курица и приготовленная в соусе из каперсов баранина. После этого подали пудинг и смородиновое желе, пироги с черносливом, ежевику в заварном креме и бланманже.

Демельза никогда не видела родителей Элизабет, и они ее поразили. Если идущий с девятьсот семьдесят первого года род приводит к подобному внешнему виду, то уж лучше иметь такую родословную, которую по-тихому забудут. Мистер Чайновет был худым и жилистым, со слегка напыщенными манерами, и это удивляло, потому что они подразумевали слишком много претензий. Миссис Чайновет представляла собой жуткое зрелище: тучная, один глаз поблек, а шея опухла. Демельза никогда не видела ее до болезни и не могла представить, откуда у Элизабет такая восхитительная внешность. Довольно быстро стало ясно, что Чайноветы — недовольные судьбой люди. Что-то в их жизни пошло не так, и они воспринимали это как личное оскорбление. Демельза предпочла бы старую тетушку Агату с ее усами и слюнявым подбородком. Она почти не отвечала, но в ее разговоре всегда присутствовали живость и смысл. Жаль, никто при ее жизни не записал ее воспоминания, и все они исчезнут, затерявшись навсегда во вчерашнем дне.

После ужина, к ужасу Демельзы, хотя ей следовало помнить, что таковы правила, женщины пошли к себе, предоставив мужчинам пить портвейн; даже в самом страшном кошмаре Демельза не смогла бы выбрать трех более ужасных спутниц, чем Элизабет в ее нынешнем настроении, тетушку Агату и миссис Чайновет.

Они поднялись наверх, в спальню Элизабет, и болтали, прихорашиваясь перед зеркалом и поправляя прически, дамы по очереди посетили отвратительную уборную в конце коридора, которая, как отметила Демельза, оказалась гораздо хуже уличных удобств в Нампаре. Элизабет поправила кружевной чепец тетушки Агаты, а миссис Чайновет рассказала о том, что новая мода в Лондоне и Бате граничит с неприличием. Тетушка Агата заявила, что у нее до сих пор где-то хранятся рецепты для ухода за лицом: помады и тому подобное, бальзамы для губ, белая пудра и заговоренная вода, и что она найдет это всё для Демельзы перед ее отъездом. А Элизабет отметила, что Демельза сегодня очень тихая, и поинтересовалась, хорошо ли та себя чувствует. На что Демельза ответила: «О да, всё прекрасно и замечательно». Миссис Чайновет смерила ее обыденным взглядом снизу вверх, казалось, раскрыв ее секрет, и сказала, что сейчас в моде платья с завышенной талией, ниспадающие, подобно канделябру, и с глубоким вырезом сверху.

Демельза присела на кровать из палисандра с розовыми атласными занавесками, поправила подвязки и подумала, что Росс был прав, им не следовало сюда возвращаться до прихода Верити. Она сглаживала все различия, она — ее талисман и счастье. Сегодня Демельза чувствовала себя глупо, и даже портвейн не спасал в присутствии Элизабет, с ее прекрасными блестящими волосами, тонкой талией и большими серыми глазами, культурной речью, грацией и гармоничностью. Как же пережить остаток вечера и завтрашний день?

Внизу бутылка портвейна уже совершила два круга, и Джонатан Чайновет, человек унизительно слабый в отношении выпивки, клевал носом и говорил невнятно. Дуайт, у которого никогда не хватало денег на выпивку, постоянно помнил об отсутствии опыта и пил помалу, доливая лишь каплю. А кузены, конечно же, даже не ощущали, что они уже начали пить.

— Осталось всего три бутылки портвейна 83 года. Ты пополнил запасы? — спросил Росса Фрэнсис.

— У меня не хватало денег, я вернулся из Америки к руинам. До прошлого года у меня не было ничего. Когда портвейн закончится, придется перейти на дешевый джин.

Фрэнсис хмыкнул.?— Деньги. Их отсутствие отравляет жизнь нам обоим. Я бы ограбил банк, если бы он принадлежал Уорлегганам, а я бы смог избежать виселицы.

Росс перевел на него скучающий взгляд.?— Из-за чего ты с ним поссорился?

Этот вопрос оказался первым, коснувшимся основ взаимоотношений между кузенами. Фрэнсис немедленно осознал его важность и невозможность дать развернутый ответ при всех собравшихся, но и избегать его не хотел. ?— Осознал, что твоя оценка той семейки оказалась верна.

Последовала пауза, прерванная боем часов. Металлическое эхо отдавалось в комнате еще долго, пытаясь вырваться наружу.

Фрэнсис прочертил вилкой три полоски на скатерти.?— Подобное осознается медленно. Не замечается, пока однажды ты не проснешься, поняв, что человек, которого годами считал другом — просто подлец и... — Фрэнсис махнул рукой, — и всё!

— Ты как-то уладил свои дела?

— Нет, предоставил это им. Я вел себя достаточно вызывающе, чтобы Джордж умыл руки, но он ничего не предпринял.

— Я собираюсь уладить свои.

— Это невозможно. Никто больше не выкупит твои долги.

— Слушайте, — произнес Дуайт, чувствуя неловкость, — я мог бы забрать свою выпивку, а вы обсудите личные финансовые вопросы...

— Вздор, в финансовых вопросах не может быть ничего личного, — ответил Фрэнсис. — Эти сведения являются достоянием всех. И в этом состоит единственное утешение... В любом случае, я не собираюсь скрывать этого от вас.

Бутылка снова пошла по кругу.

— Кстати, — сказал Фрэнсис, — что там сотворила Демельза с кобылой Бодругана?

— Сотворила? — с опаской переспросил Росс.

— Да. Я повстречался с ним нынче утром, и он находился на вершине блаженства, потому что его любимая Шеба пошла на поправку. Я даже не знал, что лошадь больна. Он сказал, что это всё дело рук Демельзы. В смысле выздоровление, а не болезнь.

Бутылка оказалась в руках Росса.?— У Демельзы есть кое-какие умения обращаться с животными, — твердо сказал он. — Бодруган заходил к нам и жаждал получить ее совет.

— Что ж, теперь она пользуется его расположением. Бодруган мне все уши об этом прожужжал.

— А что было с лошадью? — поинтересовался Дуайт.

— Лучше спроси Демельзу, — ответил Росс. — Не сомневаюсь, она объяснит.

— Ссоры с Уор-Уорлегганами — весьма опасное дело, — вмешался мистер Чайновет. — Они оч-очень влиятельны. Дотянутся повсюду.

— Как вы красноречивы в последнее время, батюшка, — сказал Фрэнсис.

— Что?

— Позвольте снова наполнить ваш бокал, и тогда вы сможете спокойно уснуть.

— Они уже год пытаются купить долю в Уил-Лежер, — сказал Росс.

— Не сомневаюсь. Уорлегганы заинтересованы в любом приносящем доход предприятии, особенно в том, что принадлежит тебе.

— Уил-Лежер мне не принадлежит. Хотел бы я, чтобы принадлежала.

— Но ты крупнейший акционер. Ты сумел связать шахту со старыми выработками в Треворджи?

— Нет. Мы прекратили работы на несколько дождливых месяцев, но теперь начали снова. Не думаю, что остальные будут долго терпеть эти дополнительные расходы.

— Где-то там есть хорошая жила.

— Я знаю. Но в счетных книгах накапливаются выплаты по жалованию работникам.

— Ты помнишь, как мы вместе спускались к старым выработкам, Росс? Кажется, это было совсем недавно. В Треворджи и Уил-Грейс есть деньги. Я прямо-таки чуял их в тот день.

— Но прежде чем извлечь деньги, их придется вложить. Это главное требование горного дела.

— И медь, и олово опять поднялись в цене, — сказал Дуайт. Он взял в руки бутылку и позволил ей охладить пальцы. — Как думаете, есть какой-нибудь шанс вновь запустить Грамблер?

— Ни единого, — ответил Фрэнсис. — Ладно, допивайте уже свой бокал, вы выбились из ритма.?Он посмотрел на Росса, чье худое беспокойное лицо до сих пор не раскраснелось. ?— Ты знаком со старым Фредом Пендарвом? Он уже месяц как исследует мои земли. А Эллери ему помогает. Не думаю, что даже если Эллери доживет до восьмидесяти, из него выйдет путный фермер, он и морду коровы от хвоста не отличит. Но горное дело у него в крови, как терьер рожден для охоты, так что надеюсь, что они создадут работоспособное предприятие. В глубине души я такой же, как Эллери: медь у меня в крови, и если бы мне пришлось выбирать ремесло, я бы снова начал заниматься именно этим, вместо того чтобы пропалывать сорняки или тащить свиней на рынок.