И тут он обращает внимание на меня, потому что я, повернув голову, совсем не смотрю под ноги, из-за чего поскальзываюсь, громко вскрикиваю и падаю — правда, не на ледяной тротуар, а в сугроб, усаживаясь в него задницей.

Шикарное завершение незабываемого вечера.

Вершинин

— Рома, прекрати.

— Почему?

— Мы не одни. Тимофей все видит и слышит.

— Мы по-тихому.

— А ты умеешь по-тихому?

— Я талантливый парень, я умею всяко-разно.

Продолжаю прижимать Орешкину к себе, забрался под шубку, она такая манящая и соблазнительная в этом платье. Декольте неглубокое, но грудки так аппетитно выпирают, сосочки торчат, просят, чтоб их поцеловали. Но я, растягивая удовольствие, целую девушку в шею, вдыхая ее сладкий аромат.

— Рома! — громко шепчет, широко распахнув свои синие глаза.

Отрываюсь от своей сладкой девочки, смотрю на Тимофея, тот сосредоточенно крутит баранку, лишь каждые три секунды стреляет глазами в зеркало заднего вида. После того как он, открыв рот от удивления, смотрел, как я несу Дашу к машине, при этом догадавшись взять пакеты с едой, всю дорогу молчал, наверное, онемел. Вот же мне счастье привалило.

Мы так толком с ней и не поговорили: то убежала куда-то, то засобиралась домой. А ведь на этот вечер я возлагал большие надежды: хотел хоть что-то узнать о девушке, которая забралась ко мне под кожу сладким ядом, нарушив привычный уклад и ритм жизни.

Даша загадочно шепчет, кивая в сторону водителя:

— Он наверняка все понял.

— Что он понял?

Она многозначительно хмурится.

— Что Тимоха мог понять? Ты слишком хорошего мнения о его умственных способностях.

Тимофей кашляет в знак того, что он все слышит, да я и не пытаюсь говорить тихо.

— Он догадался, что ты не мой дядя, а я не твоя племянница. Так родственники не ведут себя.

— Ну слава богу, а то я думал, грех инцеста мне никогда не смыть и не замолить.

— Рома!

— Дашка, ты такая смешная, сейчас приедем домой — и в кроватку, только голенькими.

«И чур, я первый сверху», — говорю все это, подражая Орешкиной: таким же загадочным шепотом и выпучив глаза.

Девушка ничего не отвечает, лишь поджимает губы и толкает меня в плечо. Господи, как я жил без нее раньше? Ведь как-то жил, что-то делал, приезжал каждый вечер в пустую квартиру. Никто не пытался мне ее сжечь, никто не нарывался на соседей и их подозрительную бдительность, ни одна девушка не лежала в моей ванне голой, и я в ней никогда не занимался сексом. Оказывается, это так круто.

— Что?

Снова смотрит на меня, а я зависаю на ее глазах и пушистых ресницах, как семиклассник. Из головы все моментально выветривается: какое-то дурацкое письмо, риск потери фирмы, вопросы о семье Орешкиной.

«— Если тебя кто-нибудь обидит, ты скажешь мне, я накажу того человека», — говорю это серьезно, прекрасно понимая, что реально могу убить за нее. Вот словно что-то щелкнуло в голове, тумблер переключился на режим «война».

— Роман Александрович, я вспомнил, — Тимофей так некстати влезает в мои откровения, надо точно урезать ему зарплату за говорливость.

— Ты вспомнил прекрасное выражение о том, что молчанье — золото?

— Нет.

— А зря, — держу Дашу за руку, откидываюсь на сидение.

— Я вспомнил, где видел жениха вашей племянницы, — делает ударение на последнее слово.

Даша напрягается, выпрямляет спину, я напрягаюсь в ответ, потому что слово «жених» уже звучит не так забавно, как раньше. Вот, кстати, о женихе не поговорили тоже, может, он на самом деле реально существует.

— Ну и где ты его видел?

Даша пытается вырвать из моих рук свою ладошку, отворачивается к окну, начинает нервничать. У этой девчонки все написано на лице, она не умеет скрывать свои мысли.

— Это Федор Прохоров, сын олигарха, крутой парень, крутые тачки, шмотки, тусовки, сейчас в Майами занимается серфингом, я подписан на его инстаграм.

— Даша.

— Что?

— Кто тот парень на фото в твоем телефоне?

Молчит слишком долго.

— Тимофей прав, это Прохоров, мы учимся на одном потоке, а то фото на каком-то пикнике сделано, просто так.

Девушка мнется, совсем не смотрит в глаза, не могу понять, говорит она правду или обманывает. С одной стороны, они могут реально учиться вместе, посещать общие лекции, фото вполне безобидное, я помню его: парень был сосредоточен только на том, как бы выглядеть красиво перед камерой.

Но все-таки сомнение скребет изнутри: красивая девушка, дорогая шуба, бриллианты в ушах, ухоженная, как с картинки модного журнала, прекрасный вкус, брендовые шмотки. Она на самом деле может быть его невестой или подругой, любовницей, да кем угодно.

— Роман Александрович!

Даша пытается освободить свою ладонь из моей хватки. Отпускаю, понимая, что делаю больно. Кретин, господи, последний кретин.

— Извини, извини, пожалуйста. Больно, да? Извини.

Мы уже подъехали, стоим у подъезда, Даша смотрит с подозрением, я чувствую себя хуже некуда от того, что сделал ей больно и усомнился. Именно вранье всегда выводило меня из равновесия. Это ранит и причиняет боль больше всего, да, я сам иногда бываю не совсем честен с заказчиками, я был не до конца откровенен в своих намерениях с Ириной, но я ничего не обещал и не врал.

— Спасибо, Тимофей, за ценную информацию. Завтра в девять будь здесь, Дашу надо отвезти на работу — написать заявление об увольнении.

— Как заявление? Какое увольнение?

— Ты хочешь поговорить об этом при водителе и на повышенных тонах? — отвечаю слишком резко, Даша вновь поджимает губы, понимая, что публичный скандал — это не есть хорошо.

— Доброй ночи, Роман Александрович, Дарья.

Выхожу, помогаю Даше, беру пакеты, молча идем к подъезду, Орешкина держит спину, уже не хромает, отлично передвигается на высоченных каблуках. Уколы и крем помогли быстро. Лифт тоже ждем молча, я представляю, как сейчас она взорвется в квартире, и ресторанный ужин может оказаться на моей голове.

— О, соседи, на сиденье были?

Выйдя из лифта на нашем этаже, сталкиваемся с Марком, тот в кожанке на голое тело, спортивных штанах и кроссовках ждет лифт.

— А тебя из дома выгнали и без вещей?

— Из дома скоро тебя попрут, — кивает в сторону моей девушки и ее сурового выражения лица. — Поверь мне, друг, у меня есть опыт: такой взгляд не сулит ничего хорошего, накосячил ты, сразу видно.

— Ошибаешься. А ты куда, за подснежниками для любимой?

— Хуже: разливное светлое и сухарики со вкусом краба.

— А, ну беги, а то скоро закроют пивнушку.

Марк уехал, Даша молчала, демонстрируя всем своим видом, что не замечает меня совсем. Открыл дверь, пропуская ее вперед.

— Я не собираюсь увольняться лишь потому, что тебе этого хочется. Я вообще не понимаю, почему ты указываешь и распоряжаешься моей жизнью.

— Ну наконец-то, а то пятиминутная тишина далась мне с трудом.

— И не надо вот сыпать шутками и издевками. Я не буду увольняться, мне нужна практика, я именно за этим и приехала.

— Расскажешь правду о женихе — будет практика.

Неспеша раздеваюсь, вешаю пальто в шкаф, разуваюсь, с пакетами ухожу на кухню, расстегиваю рубашку. Курить хочется смертельно, открыв окно, щелкаю зажигалкой, глубокая затяжка, дым в темноту. Чего я боюсь больше: слышать правду о том, что у нее на самом деле есть жених, или красивую ложь?

Ведь решил, что меня он не остановит, но это может остановить Дашу. Что может дать ей не особо богатый бизнесмен, лишь недавно поднявший фирму из долговой ямы и начавший получать стабильный доход, против сына олигарха, увлекающегося серфингом в Майами?

Поганая ситуация.

Вершинин

Слышу лишь шум и шаги по коридору, наверняка уже собирает чемодан, сейчас пошлет меня в интересном направлении и захочет уйти, чтоб не посягал на ее свободу в сотый раз.