Иногда я даже тосковал по состоянию безмятежного спокойствия, в котором пребывал до обретения тела. Никаких гормонов, нервов и сердца — чистый разум в океане магии. Ни боли, ни печали. Хорошо. Вроде бы. Только вот «хорошо» или «плохо» в таком состоянии просто никак не ощутить. Следовательно, можно ли такое существование назвать жизнью? Читал у одного философа про его мечту стать чистым разумом и наслаждаться бесконечным процессом познания мира. Глупец! Какое такое наслаждение? Чем он собирался наслаждаться? Какой орган будет генерировать в этот гипотетический чистый разум сигналы наслаждения? Что конкретно «обдаст теплой волной» и что именно «подпрыгнет в груди от счастья»? По какому маршруту будут маршировать мурашки удовольствия?
Мотивировать для герцога и Томаса свое прилежание в области издевательства над собственным телом удалось довольно легко. Константин был натурой увлекающейся. Правда, все его увлечения длились не более месяца, но зато в этот период он на полном серьезе копал тему. Иногда возвращался, перекапывал и снова бросал. Года три назад, например, ему приспичило заниматься борьбой. И выбрал почему-то славяно-горский стиль. Дескать, это соответствует его корням, так как нынешняя империя в свое время была образована народами, населявшими континент Евразия родоначальной планеты Земля. Отсюда и название империи — Евразор. В общем, к корням потянуло принца, а государь этому не препятствовал. Наоборот, по его приказу перетрясли любительские клубы и нашли принцу самого распрекрасного тренера. Константин с упорством медведя-алкоголика, попавшего в винный погреб, честно прозанимался три недели и все-таки бросил это дело, узнав о том, что первые успехи появятся не раньше чем через пару лет подобных нудных и тяжелых тренировок и что божественная кровь императоров, текущая в его жилах, ничуть не способствует немедленным успехам.
Потом принц загорелся идеей стать великим фехтовальщиком. Мастер-инструктор абордажников, прикомандированный для этих целей, смог погонять его целый месяц, затем Константин отправил и его. Охладев к фехтованию, он загорелся идеей собирать этикетки от бутылок старого коллекционного вина. Необязательно тех, что выпил сам. Своей коллекцией он вскоре топил камин, прознав о том, что младший братец приказал напечатать кучу этикеток из каталога, заляпать дешевым портвейном и выдавать Константину раз в два-три дня — дескать, сии уникальные экземпляры с немалым риском для жизни обдирателя бутылок были буквально недавно добыты непосредственно в подвале старинного родового гнезда графа такого-то.
Вот эту черту характера я и решил поэксплуатировать. Тщательно перелопатив информик, нашел старую книгу-самоучитель древней борьбы карате-до и немедленно объявил ее настоящим божьим откровением в области костоломства и членовредительства, ибо, разумеется, древнее — значит, самое лучшее. После чего заперся в спортивном зале и стал усердно, до изнеможения, заниматься. Герцог поприсутствовал на паре занятий, с легкой улыбкой наблюдая за моими «неуклюжими» потугами, а затем спросил: зачем я так себя извожу? На что я с апломбом заявил, что должен соответствовать образу несгибаемого воина-командира, которым стал по воле своего батюшки.
Манфред ничего необычного в поведении принца не усмотрел, к тому же дон Томас сообщил герцогу о возможных незначительных отличиях в поведении копии. Тело-то все же чужое, и остатки его некоторых реакций и подспудных влечений вполне могли проявляться в период активной эксплуатации двойника.
В общем, мне не запрещали делать то, что я хочу, и заниматься не мешали, хотя пару камер наблюдения в спортивно-тренажерном зале я по энергетическим всплескам все-таки обнаружил. Ломать не стал. Пусть любуются, а странность телодвижений, если они и вправду покажутся кому-то странными, можно списать на замшелые приемы и методики обучения. Кстати, сама книга была действительно древней и относилась примерно к девятнадцатому-двадцатому веку по летоисчислению Земли и, соответственно, была написана китайскими иероглифами современным стилем: горизонтально, слева направо. То есть так, как теперь пишут все жители империи Евразор. Алфавитная письменность, конечно, гораздо проще в изучении, но трудности в запоминании десятков тысяч иероглифов преодолевались современными методами обучения и искупались смысловой тонкостью передачи информации, емкостью и скоростью восприятия текстов.
Редкие часы отдыха на яхте герцога я любил проводить на смотровой палубе, вглядываясь в звездный мрак бесконечности. Есть что-то завораживающее в этом зрелище. Иной раз хотелось раскинуть руки, упасть в бархатную черноту космоса и бесконечно падать, падать, падать… Один раз я попытался сознанием выйти за пределы обшивки яхты в попытке получить более полное представление о космосе, но практически тут же вернулся обратно, настолько меня пробрал холод отчужденности от всего живого и нахлынуло чувство одиночества и оторванности от себе подобных.
В данный момент я смотрел на постепенно растущий в размерах город-крепость. Он представлял собой слегка вытянутый астероид, в самой длинной части достигающий двухсот тридцати километров, а в самой узкой — ста девяноста. Внутри, насколько мне было известно, астероид был проточен множеством туннелей, конечных либо пересекающих гигантские залы. Население города составляло более полутора миллионов человек, а точнее, один миллион семьсот сорок тысяч, из них собственно военных было не более двухсот пятидесяти тысяч. Остальные — техники, обслуга, торговцы, наемные работники и члены их семей. Военные тоже имели право взять с собой в поход семью и содержать за свой счет, разумеется. Этим правом многие пользовались, так как походы были длительные, а город-крепость теоретически очень трудно уничтожить. На планете, атакованной чужим флотом, куда опаснее, чем в таком вот городе.
Крепость была просто нашпигована всевозможным оружием, боевыми кораблями различного класса и орудиями, способными за три залпа разнести в пыль планету размером с Землю. Следовательно, за свою жизнь можно не опасаться. Вряд ли кто рискнет напасть на такое сооружение. Ну а если рискнет, будет лететь пылевым облачком до ближайшей звезды.
— Здорово, молодцы!
— Здра жлам ва всочес-тво!
— Поздравляю вас с началом похода!
— Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а! Ур-ра-а-а!
Под музыку бодрого марша я начал торжественный проход вдоль строя славных воинов новейшего города-крепости Валькирия. В строю — только отборные представители всех частей моих (ага, моих… пока) вооруженных сил. Я шел, заложив… нет заложить пальцы правой руки за борт мундира у меня не получилось. В комбинезоне не хватало пуговиц для такой торжественной позы. Проще говоря, их не было вообще. Края просто склеивались на ту длину, которая была необходима. А вот за спину заложить — получилось очень даже недурно. Так и шел, выпятив тощий живот, подняв подбородок и поглядывая на воинов из-под полуопущенных век. Именно так обычно и шествовал настоящий принц при всевозможных торжественных встречах.
Глаза рядовых светились восторгом. Еще бы! Можно всю свою жизнь прожить бесцельно и жалко, так и не встретив на расстоянии вытянутой руки ни одной большой шишки. А тут особа императорской крови, целый принц и наследник славного престола! Какая честь!
В противоположность прямодушным солдатам большинство офицеров изображали в лучшем случае каменное равнодушие, за которым тщательно скрывалась пламенная ненависть. В худшем — ненависть просто не скрывалась. Чем я их успел обидеть, мне было пока неясно, но в самое ближайшее время необходимо будет разобраться в этом вопросе.
Одни только абордажники, бравируя своим статусом суперэлиты, стояли слегка вольно и чуть-чуть ослабив молнии комбинезонов, демонстрируя подлинное безразличие к моей персоне. Как ни странно, но, несмотря на небольшую численность, — всего сотню выделил батюшка, — реально я мог положиться в этом походе только на них. Воинам было откровенно наплевать на то, что творится в высокой политике, для них все это мусор, прах и тлен. Что там взаимоотношения благородных семейств, когда есть дела поважнее: неустанно и беспрерывно совершенствовать и оттачивать свое мастерство по управлению скафандром силовой защиты.
