— В том-то и дело, что ничего, кроме… индекса лояльности.

— А что не так с индексом?

— Дело в том, что материалы ее досье содержат допустимую величину в пятьдесят процентов. То есть на грани неблагонадежности. Однако, перепроверив расчеты на основе исходных данных, я получил результат в… двадцать пять процентов. Ровно вдвое ниже указанного. Как она вообще могла оказаться секретарем при вашем высочестве с таким индексом, уму непостижимо. Ей, по логике, даже площадь перед дворцом мести доверить нельзя. Между тем она здесь, и в должности, позволяющей… скажем так, сделать много… нехорошего.

— А есть другие кандидаты?

— Есть еще двое, но они будут на порядок ниже по эффективности.

— Значит, ее надо уговорить. Я даже знаю, кто это сделает.

На лице Томаса мелькнуло сомнение в моей умственной полноценности, точнее, уверенность в неполноценности. Понятное дело, в роли убедителя девушки он видел только себя.

— Ты, дон Томас.

Доктор расслабился и едва заметно вздохнул с облегчением, пытаясь проанализировать мое обращение на «ты». Принц не утруждал себя вежливостью, однако его «тыканье» разделялось на два прямо противоположных полюса: к одним он так обращался просто по причине своего хамского характера, к другим — из дружеского или близкородственного расположения. Удивительно, но сестер своих он любил, хотя и считал, не без оснований, набитыми дурами, озабоченными сплетнями, перемыванием косточек кавалерам, тряпками, украшениями и балами. Те на него злились, считая, что даже к членам своей семьи настоящие благородные люди должны обращаться исключительно на «вы», и не понимали, что таким образом принц выказывает им если не любовь, то дружеское расположение. Очень немногих людей в империи принц называл на «вы». Тех, кого уважал: например, отца — императора и дядю — герцога Манфреда. Последнего, правда, все чаще на «ты», включив фактически в ближний круг.

Ничего, пусть поразмыслит, то ли сработали его сеансы гипноза, то ли я по-прежнему вижу в нем всего лишь слугу.

— Что ж, ваше высочество, я постараюсь с честью выполнить возложенную на меня миссию.

— Ага. Давай… это. Выполняй миссию.

— Прошу вас только сообщить донье Илоне, что, разговаривая с ней, я выполняю ваше поручение.

Я вызвал на связь секретаршу.

— Слушаю, ваше высочество.

Я с новым интересом присмотрелся к ставшему уже привычным образу девушки. Кто бы мог подумать, что за приятной внешностью типичной курицы скрывается незаурядный ум и блестящее образование. Правда, если присмотреться, чего я, к своему стыду, не сделал раньше, возникает странное впечатление, будто образ старательной, но недалекой красотки создан специально и весьма искусно.

— Илона, сейчас… э-э-э… — Я покосился на доктора, и тот, поняв мое затруднение, показал пальцами — один. — В общем, через час к тебе подойдет дон Томас и переговорит с тобой. По моему поручению. Все, что он скажет и… предложит, мной одобрено.

— Хорошо, ваше высочество.

А секретарша явно насторожилась.

— Я вас оставлю, ваше высочество? Мне надо подготовиться к разговору. С вашего разрешения, я попрошу Илону через пару часов прислать кого-нибудь из дежурных врачей проверить состояние здоровья Макса.

Я наконец-то остался один. Пациент уже усыплен, Томас ушел — некому стать свидетелями предстоящего безобразия. Впервые после внедрения я собирался заняться исцелением не себя, а другого человека, и как там оно пойдет — неизвестно. А вдруг я утратил способность воздействовать на других и с настоящим принцем у меня получилось только потому, что мною управлял узор переноса личности? Или вдруг, кроме боевой магии, во мне ничего не осталось, то есть при переносе я потерял базу эталонных узоров органов? А вдруг в этой неприятной ситуации я не смогу исцелять путем полного слияния? А вдруг?..

В общем, в помещение камеры я входил с нешуточным волнением. Все эти «вдруг» хороводом кружились вокруг меня, нашептывая всякие гадости, сбивая с настроя. Полагаю, и наследственная память моего носителя подбросила дровишек в костер неверия в себя: дескать, магии не бывает, потому что ее не может быть, а все ее проявления суть антинаучный бред, фокусничество или злостное шарлатанство. Не более чем способ вытянуть денежки из кошельков доверчивых простаков.

Я подошел вплотную к телу Макса, но капсулу открывать не стал. Все равно — либо получится, либо нет. Пара глубоких вздохов — и волнение улетучивается, словно его и не бывало. Легкий транс, настолько привычный, что я уже не могу отличить, когда я в нормальном состоянии, а когда в трансовом, — следствие слияния с магией. С другой стороны, зачем отрезать свое сознание от дополнительных, изумительно красивых и изменчивых красок мира, которые открываются в этом состоянии? Да, работать при этом приходится гораздо больше, фильтруя многократно возросшие объемы информации, но и структура тела у меня уже не та, что раньше. Расход энергии восполняется значительно быстрее и не требует специальных усилий, как было в самом начале пути, когда приходилось тянуть нити из магии. Теперь это стало так же просто, как дышать.

Стоило сосредоточиться на работе, как страхи развеялись, словно утренний туман. Я привычно сформировал и запустил в спящее тело узор полной диагностики. Парень был практически здоров, исключение составляли перепутанные и кое-где пережженные линии магической структуры коленного сустава. Это самое нарушение как раз и не давало суставу правильно регенерировать, упорно возвращая физические ткани в состояние, соответствующее деформированной магической структуре. Чтобы выправить повреждение и дождаться полного закрепления положительного результата, потребовалось чуть больше двадцати минут. Там, у себя, я делал такие операции гораздо быстрее, но здесь откровенно наслаждался привычным делом и, признаюсь, немного растянул удовольствие. Тем более парню это ничуть не повредило.

Кибердоктор, лишившись работы на самом интересном месте, обиженно звякнул, информируя об идеальном здоровье пациента, и отключился. Я не стал ничего трогать — для Макса поспать часок-другой будет нелишним, — а сам подсел к информику и стал просматривать досье Илоны. Не верилось мне, что доктор добьется успеха. Психолог он, конечно, хороший — дай ему пару недель, и он непременно договорится с девушкой, но, боюсь, в моем распоряжении не больше двух-трех дней.

Воспользовавшись нитью, я прошелся поисковым узором по телу находящейся в своей комнате секретарши и выявил маленький изящный флакончик на тонкой золотой цепочке, висящий между аппетитными грудями. В таких склянках некоторые верующие носят святую воду. Немного, миллилитров десять. Вот только жидкость во флаконе Илоны была далеко не святой. Скажу прямо — такого убойного яда я еще не встречал. Минуты три потребовалось, чтобы разложить яд на составляющие и с помощью идеального моделирования структур выявить принцип его действия. Не буду вдаваться в подробности, но тому, кто проглотит хотя бы каплю, даже кибердоктор не поможет. Разве что потенциальный употребитель уже будет лежать в регенерационной камере, а кибердоктор — держать наготове противоядие. И, похоже, долго раздумывать, кому она собралась преподнести этот яд, не придется.

Об этом же свидетельствовали и данные из досье Илоны. Не предусмотренная планом похода встреча с транспортами и связанная с этим событием некоторая неразбериха, обусловленная погрузкой, разгрузкой, приемом на борт новых людей и увольнением нерадивых, дает девушке шанс выполнить свою миссию и уйти живой. Если она и впрямь умна, такой шанс точно не упустит.

При этом о ее замысле ни в коем случае нельзя говорить Томасу. Он не смирится и непременно доложит дону Абраму, а это проблемы, причем серьезные. Тот тоже не сможет просто проигнорировать информацию, и тогда прощай, команда, — взаимное недоверие и слежка не лучший стимул для совместной продуктивной работы.

Решать нужно быстро, прямо сейчас, а для этого необходима шоковая терапия. Во что бы то ни стало следует разбить призму ненависти к императорской семье, сквозь которую Илона с недавних пор смотрит на мир. Недаром говорят: «Ослеплен ненавистью». Люди гораздо более опытные, мудрые и устойчивые, чем Илона, порой не способны отгородиться от своих эмоций, чтобы начать мыслить конструктивно и непредвзято. Их поле сознания настолько сужается, что они видят только объект мести, словно мишень в оптический прицел, и еще пути утоления своей жажды уничтожить цель, не останавливаясь даже перед убийством ни в чем не повинных людей, препятствующих по каким-либо причинам исполнению их планов.