Как было бы все просто, если бы это именно он умер полгода назад в ее гараже…

— Мистер Стритер, у вас не найдется фотографии Джеймса, которую вы смогли бы одолжить мне на некоторое время? Лучше снимок, сделанный в фас. Во вторник я вам ее уже верну.

…и как же ужасно, если она не сможет доказать этого…

— Полиция, очевидно, исследовала банковские счета Джеймса после того, как он исчез, — продолжал Дикон, забирая у Кеннета предложенную им фотографию. — Они не нашли там ничего такого, чего не должно было бы быть?

— Разумеется, нет. Да и искать в действительности было нечего.

— А вы рассказывали им об удивительном богатстве Аманды?

На лице старика появилось усталое и измученное выражение:

— Да так часто, что меня официально предупредили не тратить понапрасну рабочее время полиции. Доказать невиновность человека труднее, чем вам может показаться, мистер Дикон.

Майкл позвонил своему хорошему знакомому и бывшему коллеге, который уже вышел на пенсию, но все равно продолжал помогать репортерам разных газет вести финансовые страницы. Старые друзья договорились встретиться в тот же вечер в одном из пабов Камдена.

— Вообще-то, я официально не употребляю спиртных напитков, — прорычал в трубку Алан Паркер, — поэтому не могу тебя пригласить к себе. У нас в доме нет ни капли алкоголя.

— Я не отказался бы и от кофе, — парировал Дикон.

— А я бы отказался наотрез. Увидимся ровно в восемь в «Трех Голубях». Если придешь первым, закажи мне двойной «Белл».

Дикон не виделся с Аланом года два, и был шокирован внешностью старого приятеля. Он очень сильно похудел, а кожа приобрела желтоватый оттенок, характерный для больных гепатитом.

— Может, тебе не стоит? — спросил Дикон, расплачиваясь за виски и кивком указывая на стакан.

— Только не вздумай говорить, что я похож на смерть, Майк.

Хотя Алан смотрелся именно так, Дикон улыбнулся и пододвинул к нему стакан.

— Как Мэгги? — поинтересовался он, имея в виду жену Паркера.

— Она стерла бы меня в порошок, если бы знала, где я сейчас и что делаю. — Он поднял стакан и пригубил виски. — Никак не могу вдолбить своей старухе, что я сам себе доктор, и сам прекрасно понимаю, что мне можно, а чего нельзя, лучше всяких шарлатанов.

— А почему тебе запрещают пить?

Алан усмехнулся:

— Это новейшая форма тирании, Майк. Теперь никому не дают умереть просто так. Последние оставшиеся месяцы ты обречен влачить самое жалкое существование. Мне нельзя ни курить, ни пить, ни есть все то, что хотя бы отдаленно напоминает нормальную вкусную пищу, потому что это якобы меня убьет. Очевидно, подохнуть от тоски более политически корректно, чем умереть, потакая собственным слабостям.

— Так, перестань канючить на эту тему. Мне кажется, что Мэгги из меня всю душу вынет. Неужели ты думаешь, что она предполагает, будто ты вместе со мной решил посетить церковь?

— Ну, конечно же, она в курсе, где мы. Мэгги — своеобразный тиран. Она не возражала против нашей встречи, и поджаривать меня на медленном огне будет после моего возвращения. В глубине души, Мэгги, конечно, рада, что я смогу хоть полчаса побыть счастливым. Итак, о чем ты хотел со мной поговорить?

— О человеке по имени Найджел де Врие. Единственное, что мне известно: он живет в Гемпшире, в собственном поместье, которое приобрел в 1991 году. Какое-то время этот господин входил в совет директоров коммерческого банка «Левенштейн», откуда впоследствии ушел. Меня интересует, где он раздобыл средства на покупку такой очень недешевой недвижимости в Гемпшире?

— Все довольно просто. Он и не думал покупать это поместье, поскольку уже владел им. Его жене отошел дом в Хемпстеде, а ему достался Халком-хаус. Правда, я не помню, какой это по счету развод де Врие: первый или второй. Скорее, второй, потому что раздел имущества прошел удивительно тихо. Дети у Найджела только от первого брака.

— А мне сказали, что именно он купил это поместье.

— Да, как только накопил свой первый миллион. Это было лет двадцать с лишним назад. В восьмидесятых годах Найджел сильно пострадал, когда направил инвестиции в трансатлантическую авиакомпанию, которая обанкротилась во время войны картелей, но ему удалось при этом сохранить все свое имущество. Единственная причина, по которой он пошел в «Левенштейн», была переждать период нестабильности, пока рынок буквально лихорадило. В обмен на весьма неплохую зарплату де Врие сумел расширить влияние банка в странах Востока и помог укрепить его в тихоокеанском регионе. Найджел хорошо постарался, и своей популярностью во всем мире «Левенштейн» обязан именно ему.

— А что ты скажешь насчет парня по имени Джеймс Стритер, который обчистил их на десять миллионов?

— А что насчет него? В наши дни десять миллионов — капля в море. Чтобы лопнул, например, «Бэрингз Банк» потребовалось украсть восемьсот миллионов фунтов. — Алан отпил еще глоток виски. — Ошибка «Левенштейна» состояла в том, что они вынудили Стритера сбежать и, таким образом, это дело стало достоянием общественности. Свои десять миллионов они возместили за сорок восемь часов работы на валютном рынке, но вот публикации в прессе и нехорошая шумиха по поводу недоверия к банку откинули их назад на полгода.

Дикон вынул из кармана пачку сигарет и, вопросительно приподняв брови, протянул ее Алану:

— Я ничего не скажу Мэгги, даже если ты откажешься.

— Ты отличный парень, Майк. — Алан с благоговением зажал сигарету между зубов. — Я бросил курить только из-за того, что моя старая корова постоянно рыдала. Поверишь? Я умираю как жалкое существо, и все только для того, чтобы она наблюдала за этим со спокойной душой. И при этом она постоянно напоминает мне, что я — самый эгоистичный человек из всех, живущих на свете.

Дикон рассмеялся, и одному Господу Богу было известно, как это ему удалось.

— Она права, — заявил Майкл. — Никогда не забуду того вечера, когда ты пригласил меня пообедать, а потом заставил платить за угощение, заявив, будто оставил бумажник дома.

— Так оно и было.

— Чушь собачья! Я видел, как предательски оттопыривался твой карман.