Сейчас он не мог бы с уверенностью сказать, что ожидал там увидеть и каковы были его намерения. Разумеется, он и подумать не мог, что в столь поздний час свет в ее доме все еще будет гореть. Но, как бы там ни было, в два часа ночи он стоял в саду миссис Пауэлл и наблюдал через раздвинутые шторы, как Аманда, прямо на ковре в гостиной, занималась любовью с каким-то мужчиной. (Дикон на всякий случай спросил, не узнал ли Барри партнера миссис Пауэлл, но тот отрицательно покачал головой. Как ни странно, он в подробностях описал этого человека, и при этом ни словом не обмолвился об Аманде.)
— Это было восхитительно, — только и сказал лаборант.
«Да уж, не удивительно», — усмехнулся про себя Дикон. — Но противозаконно, — заметил он вслух. — Я не уверен, могут ли тебе предъявить обвинения в вуайеризме, но уж наверняка вспомнят, что ты прошел на территорию частного владения и вел себя неприлично. Ну, а сегодня ты что там делал? Было уже светло, и тебя обязательно бы там заметили.
Объяснение оказалось на редкость простым. Барри положил конверт с фотографиями на землю (чтобы руки оставались свободными, как догадался Дикон) и благополучно забыл его там. Более запутанное объяснение включало в себя достаточно сложные семейные отношения с матерью. («Я не хочу возвращаться домой», — постоянно твердил Барри.) Он практически не помнил родительской ласки, и в голове его таилось смутное желание снова подогреть чувство возбуждения, испытанное несколькими часами ранее. Но в доме его ждала пустота, и единственным волнительным опытом оставалось лишь развлечение с фотографией Аманды.
— Мне так стыдно, — признался Гровер. — Я даже не знаю, зачем я все это делал. Это… произошло как бы само собой.
— Ну, если хочешь знать мое личное мнение, — грубо начал Дикон, растирая горящий кончик сигареты пальцами, — то я даже где-то доволен, что полиция тебя схватила. Может быть, теперь ты поумнеешь и задумаешься над своей жизнью. Ты все же должен добиться большего, чем остаться каким-то замухрышкой, у которого стоит только тогда, когда он подглядывает в чужие окна. Я, конечно, не психиатр, но могу уверенно сказать, что тебе надо как можно быстрее принять решение по двум пунктам. Первое — выбраться из-под крылышка своей мамочки, и второе — разобраться со своими сексуальными влечениями. Нет никакого смысла направлять свой гнев против женщин, если тебе предпочтительнее общаться с мужчинами, Барри.
Но Гровер только беспомощно покачал головой:
— А что на это скажет мама?
— Да уж, наверное, целую кучу самых неприятных вещей, если ты настолько глуп, что собрался все ей поведать. — Дикон хлопнул Барри по спине. — Ты же взрослый человек. И пора уже вести себя соответственно. — Он улыбнулся. — А чего ты ждешь, кстати? Когда она умрет, чтобы стать, наконец, тем, чем ты мечтаешь быть?
— Да.
— План — хуже не придумать. Тот человек, из твоей мечты, умрет раньше. — Он поднялся. — Ты разрешишь мне передать сержанту все то, о чем мы сейчас с тобой говорили? В зависимости от того, что он скажет, тебе может понадобиться адвокат на время допроса. И будь готов к тому, что Глена Хопкинса тоже попросят подтвердить тот факт, что это он тебя снабдил карточками проституток. Понятно?
— А они меня отпустят, если я расскажу всю правду?
— Не знаю.
— И куда мне идти, если меня освободят? Домой мне нельзя. — Его глаза снова наполнились слезами. — Лучше уж я останусь здесь.
Боже Всемогущий! Даже не вздумай говорить этого, Дикон!
— Пока мы решим, как быть дальше, ты можешь пожить у меня. Там есть один лишний диван.
Ну, ты даешь!.. Ведь наступает Рождество…
И не забывай еще одно: Барри знал, кто такой Билли Блейк, и ничего тебе не сказал…
Харрисон выслушал Дикона со скептическим выражением на лице:
— Вы очень наивны. Я знаю таких типов. Классический случай сексуального преступника. Подавленный одинокий мужчина с нездоровым интересом подглядывать за людьми. Не может принимать решения, свойственные взрослым. Первое правонарушение происходит на глазах у публики. В следующий раз мы его арестуем за изнасилование ребенка или за совращение несовершеннолетнего.
— Ну, если все время так рассуждать, можете меня тоже посадить в соседнюю камеру, — дружелюбно улыбнулся Дикон. — Я одинок. Я настолько плохо относился к своей матери, что не разговаривал с ней в течение пяти лет. Я не могу принимать правильные решения, характерные для зрелых людей, — именно поэтому я дважды разводился. А первое мое правонарушение, которое, судя по порке, я совершил, была покупка порнографического журнала в возрасте двенадцати лет. Более того, я пытался спрятать его в доме и тайком наслаждался своей эрекцией перед зеркалом, разглядывая картинки.
Сержант прыснул:
— Серьезное преступление, ничего не скажешь. Но вам было всего двенадцать, а Барри уже исполнилось тридцать четыре. Вы тренировались в своей спальне, а он — в чужом саду. Если бы в двенадцать вы попытались к кому-нибудь пристать, на этом все и закончилось бы. А в тридцать четыре можно стать очень опасным человеком. Особенно, когда тебя отвергают.
— Но вы не можете предъявить ему обвинения в том, что могло бы случиться. Самый серьезный его проступок — нарушение границ частного владения и неприличное поведение, но это не слишком испугает его. — Послушайте, — как можно убедительней произнес Дикон и весь подался вперед, — нельзя навешивать на человека ярлык извращенца из-за одного недостойного эпизода. Ничего бы не произошло, если бы этот идиот Глен Хопкинс не навязал ему свои дурацкие идеи. Или если бы у Барри было больше ума, и он нашел бы себе другой способ поразвлечься. Сейчас этот несчастный не знает, как ему быть дальше. Он очень любил своего отца, который умер, когда мальчишке едва исполнилось десять лет, а потом мать затерроризировала его так, что он был готов отдать сотню за то, чтобы лишиться невинности с женщиной, которая отнеслась к нему как к куску мяса. И в довершение всего, мы с Терри напоили его до одури. Наверное, так сильно он тоже надрался впервые в жизни. Да и наблюдал за половым актом неумышленно. — Майкл тихо хохотнул. — Да еще вы заявляетесь к нему с утра пораньше. Представляю, как он перепугался. Барри-то наверняка решил, что Аманда заметила его и прислала вас. Он хотел только вернуться за фотографиями и тихонько себе мастурбировать, поскольку все еще был возбужден. Неужели именно так и выглядит классический сексуальный маньяк?