— Это-то я могу объяснить, — сказал Эш, разминая затёкшую шею. Выражение его лица, по обыкновению, было спокойным, только синие глаза смотрели устало.

— У каждой расы — свои собственные развлечения. Я замечаю это, когда мне приходится колесить по городу. Йилайлам, похоже, безразлично, чем другие занимаются у себя по домам. К примеру, никто не отбирал у нас ноутбуки, никто не арестовал за обмен короткими сигналами. Но ведь кто-то должен был об этом узнать. Техника тут на таком высоком уровне, что было бы странно предполагать обратное.

Ирина кивнула.

— Это так. Я видела, как мува собирались вокруг своего жийона… — Взмахнув тонкими руками, она жестами изобразила круглое плоское блюдо, которое ставили посередине стола, любуясь проецируемыми им пейзажами. — Мне показалось, что там всего лишь мува, плывущие под водой, но они просто глаз не отрывали от этих картин.

— Верно. И слышался вроде бы плеск, — добавила Павлова с усмешкой. — Я такое тоже видела. — На миг её круглая мордашка стала очень серьёзной.

— Но это для них дело сугубо личное. Они смотрят жийон, только когда рядом нет других нурайлов.

«Отличная шпионская работа», — подумала Эвелин и мысленно прибавила русским женщинам по паре очков.

Они успели заметить больше, чем она с мужем. Ей снова — сильнее, чем прежде, — захотелось выйти на разведку, но она подавила это стремление. Если бы она отправилась на вылазку, то же самое сделал бы и Росс, а он всегда слишком сильно рисковал. Стоило Риордан вспомнить о том, что случилось с биологом из русской экспедиции, и она сразу трезвела и окончательно теряла желание давать мужу повод для риска.

Американка украдкой посмотрела на Мердока — как раз вовремя, чтобы поймать на себе взгляд его прищуренных глаз из-под нахмуренных бровей. О чем он думал? На этот раз угадать его мысли Эвелин не смогла.

— Я устала, — неожиданно проговорила Базарова. — Пожалуй, пора спать.

Вера зевнула.

— Должна признаться, у меня почти весь день болела голова, и мне тоже нужно хорошенько поспать.

Гордон улыбнулся и сказал:

— Может быть, в воздухе что-то не то? У меня тоже словно череп раскалывается.

Павлова отозвалась:

— К той пыльце, которую определяет в воздухе мой анализатор, у нас иммунитет. Но можно предположить, что есть какие-то ещё аллергены, которых наша аппаратура не фиксирует.

Эш понимающе кивнул.

— Вероятно, так и есть. Аллергическая планета! Что ж, на этой приятной ноте я, пожалуй, со всеми попрощаюсь.

Он встал и вышел следом за русскими, которые тоже пожелали супругам спокойной ночи.

Отвернувшись от закрывшейся двери, Росс спросил у жены:

— У тебя нет ощущения, что все друг от друга подустали?

Эвелин покачала головой.

— У меня такое чувство, что всем паршиво, только никто не желает в этом признаваться.

Она решила, что не станет упоминать о взгляде, брошенном Ириной на Веру, не станет, пока сама не убедится в справедливости своих подозрений. Рассуждать о чем-то без веских доказательств — это слишком сильно походило бы на сплетни, хотя единственным, с кем Риордан планировала поделиться своими выводами, был её муж. Она не хотела портить его отношение к коллегам, тем более что Базарова, в чем у Эвелин не было никаких сомнений, была очень и очень наблюдательной особой.

— Не только им погано, — к удивлению жены, объявил Росс. — Признаться, жутко трудно сосредоточиться на работе, когда так башка трещит.

— Ты ничего не говорил, — озабоченно проговорила женщина.

Он пожал плечами — так, что сразу стало ясно, как ему неприятно признаваться в собственной слабости.

— А чего скулить? От жалоб только ещё тоскливее.

— Сказать, что у тебя голова болит, — это ещё не скулить, — рассудительно заметила Риордан. — Между прочим, у меня тоже голова весь день ноет. Даже не столько голова, сколько шея.

Мердок посмотрел на жену и нахмурился.

— Гордон говорит: аллергия, но, может, дело не только в этом. Думаешь, мы заболеваем? Не только мы с тобой, а вся группа?

— О боже. Надеюсь, это не так! — воскликнула американка. — Страшно представить, с какими инопланетными микробами нам приходится бороться…

Перед её мысленным взором развернулась ужасная картина: джекки — носители какого-то опаснейшего вируса… Росс и Эвелин заразились и заразили остальных. А может быть, это мува всех заразили через пищу?

Риордан решительно покачала головой и поморщилась из-за боли в висках.

— Нет, — сказала она. — Даже думать об этом не желаю, пока что-то не прояснится.

— Если так, — с кривой усмешкой проговорил Мердок, — давай-ка займёмся тем, чем, как я думаю, сейчас занимаются и Эш, и русские дамы: есть предложение порыться в ранцах и поискать чего-нибудь обезболивающего.

Через неделю они чувствовали себя примерно так же плохо.

Росс перестал принимать что-либо, кроме противоаллергических препаратов, так как уже истратил половину своего запаса обезболивающих лекарств. Он помалкивал, но мрачно думал о том, что если им станет хуже, то анальгетики ещё понадобятся.

А лучше им уж точно не стало. Через пару дней Гордон велел всем описать свои симптомы, дабы он мог составить подробный отчёт — наподобие того, какой в своё время составили участники русской экспедиции, которые проболели около месяца.

— Мне казалось, наши медицинские умники решили, что это — аллергия, — сказала Эвелин мужу как-то раз, когда они шли на работу. — Разве нам не так сказали во время первого инструктажа?

— Честно говоря, не припомню, кто и что там говорил, — с усмешкой отозвался Мердок.

Дождь шёл сильно, и большинство нурайлов пережидали его под навесами. Супруги развернули свои дождевики, нацепили их и смело вышли под дождь.

— О-о-о-о! — блаженно выговорила женщина. — Может быть, это всего лишь иллюзия, но мне кажется, что воздух стал чище.

— Стало быть, ты думаешь, что плохо нам из-за аллергии? — спросил её Росс.

Риордан пожала плечами и посмотрела на него с кривой улыбкой. Взгляд у неё был немного напряжённым, под глазами темнели круги — следствие недосыпания, но тяжелобольной она не выглядела.

«Хорошо бы она действительно не была тяжело больна», — подумал Мердок.

Для себя он твёрдо решил: если жена серьёзно заболеет, они обязательно вернутся в настоящее время, к стерильному воздуху звездолёта — и гори огнём любое задание.

— Не знаю, — ответила Эвелин. — Откуда мне знать? Я просто представляю себе, что воздух кишмя кишит всякой пакостью, которая совсем не нравится нашей иммунной системе. А когда дождь идёт вот так, как сегодня, я внушаю себе, что воздух очищается, и надеюсь на то, что эта дурацкая головная боль пройдёт.

Росс ничего не сказал. Он уже начал гадать, а не придётся ли ему жить с этой болью всю жизнь. Ведь даже после приёма лекарств голова продолжала ныть хотя и не раскалывалась.

— Мы уже напичканы всеми антигистаминами, какие только производятся на Земле, — напомнил Мердок. — А научная группа сразу после приземления произвела кучу проб на аллергены, помнишь?

Женщина сдвинула тонкие брови.

— Теперь все труднее помнить о чем-либо, кроме того, как собирается охлаждающий контур, — с негромким смехом отозвалась она. — А ты полагаешь, что мы подхватили какой-то вирус?

— Понятия не имею, — ответил Росс. — Но дело явно не в том, что мы общаемся с джекками, мува или ещё кем-то из нурайлов, потому что Михаил и Виктор, похоже, тоже нездоровы.

Эвелин вздохнула.

— Я совсем забыла об этом. Не могу сказать, что Эш так уж подробно рассказал о своей встрече с русскими.

Её муж пожал плечами.

— А какие могли быть подробности? Чувствуют они себя примерно так же, как мы, хотя рядом с ними никто не появлялся — кроме летунов, которые, похоже, преследуют их, как только увидят.

Супруги уже были недалеко от большого здания, в котором размещался транспортный центр, и потому перешли на йилайлский. Росс почувствовал, что Риордан делает это с такой же неохотой, как и он сам. Вообще думать на любом языке трудновато, если голова трещит, а уж тем более — на чужом языке.