– Что еще?

– Пайпер регулярно отвлекалась от работы, как ми­нимум раз в неделю она куда-то уезжала отдыхать. Это можно легко проследить: они вели регулярные записи в компьютере. В прошлом году, например, она провела целый месяц в одном из санаториев, принадлежащих фирме. Я слышал, там занимаются кишечником, регу­лировкой сна и психологической адаптацией, а кормят только пророщенными зернами пшеницы.

– А что известно об ее партнере? Что есть на него?

– Все сведения засекречены.

– Ну что ж, сегодня после обеда ему придется предо­ставить мне некоторые сведения. Неплохая работа, Макнаб. – Ева посмотрела на вошедшую Пибоди. – Вовремя вы пришли. Вы оба забили последние гвозди в гроб этого типа. Я хочу знать, где он приобрел это оже­релье из четырех певчих птичек, которое обнаружили на шее Голловея. Ладно. Руди выглядит несколько за­мазанным в этом деле, и до него очередь дойдет. А пока я собираюсь задать несколько вопросов Пайпер. Могу взять вас с собой. Кстати, если вы будете покидать зда­ние, делайте это обязательно вместе. – Она поднялась. – Если он еще не нашел жертву номер пять, то сейчас ищет ее. Не забывайте, что вы теперь тоже среди клиентов фир­мы. Я должна все время знать, где вас найти.

Макнаб посмотрел на опущенную голову Пибоди.

– Расслабься, женщина. Я профессионал.

– Укуси меня!

Ева знала, что у Пибоди это один из стандартных ответов на приставания, но она не стала говорить об этом Макнабу. Зачем лишать человека иллюзий?

Весь распорядок дня Евы был хорошо просчитан. Если у адвоката Руди есть мозги, то, получив обещание провести тестирование, он упрятал своего клиента в какой-нибудь запертой комнате. Она решила, что у нее есть как минимум час, чтобы разговорить Пайпер, прежде чем нужно будет вернуться в управление на пресс-кон­ференцию.

На этот раз секретарша не стала препираться с Евой. Она лишь в замешательстве кашлянула и обернулась на дверь кабинета. Там стояла бледная, с холод­ным взглядом Пайпер.

– Мой адвокат сказал мне, что я совершенно не обязана разговаривать с вами до получения официаль­ной повестки явиться на допрос.

– Вы можете действовать и таким образом, Пайпер, это ваше право. Но мы можем поговорить здесь, в нор­мальной обстановке, и вы мне расскажете, почему Руди не хотел, чтобы вы имели дело с Донни Рэем Майклом.

– Здесь нечего рассказывать. – В ее голосе звучала растерянность, она судорожно сжимала руки. – Тут нет ничего интересного. Вы не сможете извлечь из этого никакой пакости!

– Прелестно. Почему бы в таком случае вам не про­яснить этот вопрос для меня сейчас, чтобы мы больше к нему не возвращались?

Не дожидаясь приглашения, Ева проскользнула в кабинет и уселась в кресло. Она молчала, наблюдая, как на лице Пайпер отражается внутренняя борьба.

– Это делалось потому, что Донни Рэй несколько… увлекся мною. Вот и все. Это чепуха. Это было совер­шенно безобидно.

– Тогда зачем эти указания служащим?

– Это была обычная предосторожность, чтобы из­бежать каких-либо… осложнений.

– И часто у вас были такие осложнения?

– Нет!

Пайпер вскочила и захлопнула дверь. На ее щеках горел нездоровый румянец, серебряные волосы сегодня были отброшены назад, открывая лицо, что лишь уси­ливало контраст между изысканностью и хрупкостью.

– Нет! Конечно, нет! Мы делали все, чтобы помочь людям найти счастье в общении, в романтических от­ношениях, часто даже в браке. Лейтенант, я могу пока­зать вам десятки писем от благодарных клиентов. От людей, которым мы помогли найти друг друга. Найти любовь, настоящую любовь.

Ева внимательно посмотрела в глаза Пайпер.

– Вы верите в настоящую любовь?

– Конечно. Безоговорочно!

– Что бы вы сделали ради своего возлюбленного?

– Все, что было бы в моих силах.

– Расскажите мне о Донни Рэе.

– Он несколько раз приглашал меня в различные места. Ему хотелось, чтобы я послушала, как он играет. Он был еще совсем мальчик, он был… Это было совсем не то, что с Голловеем. Но Руди решил, что это то же самое. И он запретил мне общаться с ним.

– Вам нравилось, как Донни Рэй играет?

Пайпер мечтательно улыбнулась.

– Его игра доставляла мне огромное удовольствие. Все было бы прекрасно, если бы на этом все и заканчи­валось. Но было очевидно, что он надеется на большее. Я не хотела оскорбить его чувств. Я не могла разбить его сердце.

– А как дела с вашим сердцем? Какое место зани­мают в нем отношения с вашим братом?

– Я не желаю обсуждать этого с вами! – Она опять выпрямилась и крепко сжала руки.

– Кто принял решение о вашей стерилизации, Пай­пер?

– Вы заходите слишком далеко!

– Неужели? Ведь вам было всего двадцать восемь лет. – Ева усилила напор, увидев, как задрожали губы Пайпер. – И вы лишили себя надежды иметь детей, по­тому что был риск, что вы забеременеете от вашего брата. Вам пришлось после этого лечиться. Вас лишили возможности иметь нормальные отношения с другим мужчиной. Вы отказались от этих отношений, которые вам были нужны. Более того, вам пришлось оплачивать требования шантажиста, потому что кровосмесительст­во – ваша темная и позорная тайна.

– Вы просто не в состоянии понять.

– Нет, я в состоянии понять вас. – Ева вспомнила себя. Она была ребенком, ее заставили, у нее не было выбора. И все-таки от того времени осталось ощущение страшного греха. – Я знаю, с каким грузом на душе вы живете.

– Я люблю его! Пусть это неправильно, позорно, гнусно – это ничего не меняет! В нем вся моя жизнь!

– Почему вы тогда так испуганы? – Ева придвину­лась к ней ближе. – Почему вы так испугались, если вы не покрываете его, если не уверены, что он убийца? Во имя настоящей любви? Вы позволили Голловею изде­ваться над своими клиентками, вы вели себя, как свод­ники подпольной проститутки…

– Нет! Мы всегда старались найти ему женщину с подходящими наклонностями.

– Но это вам не всегда удавалось. На него жалова­лись, а вы откупались. Это вы придумали или Руди?

– Это бизнес… Руди разбирается в бизнесе лучше, чем я.

– И это, по-вашему, оправдывает все? А может быть, ни один из вас уже не может дальше так жить? Скажите, Руди был с вами в ночь, когда убили Дэнни Рэя? Можете вы, глядя мне в глаза, поклясться, что он был с вами в ту ночь?

– Вы не знаете Руди! Он не способен никого оби­деть. Он не может…

– Вы полностью уверены в нем? Настолько увере­ны, что готовы рискнуть чьей-то жизнью? Если не се­годня, то – завтра?

– Кто бы ни убил этих людей, это безумный чело­век – порочный, жестокий и безумный. Если бы я по­верила, что этим человеком мог быть Руди, я не смогла бы жить. Мы – часть друг друга, так что, если бы это все было в нем, оно было бы и во мне. Я не смогла бы тогда жить! – Она закрыла лицо руками. – Я больше не могу этого выдержать. Я не могу больше говорить с вами. Если вы обвиняете Руди – вы обвиняете меня. И я не хочу больше разговаривать с вами!

– Вы не половинки одного целого, Пайпер, хоть он вас и убедил в этом. Если вам понадобится помощь, чтобы освободиться от этого, я знаю человека, который может вам ее оказать, – сказала Ева, прежде чем уйти.

На своей визитной карточке она написала телефон­ный номер и имя доктора Миры, хотя и считала это бессмысленным, положила карточку на подлокотник кресла и вышла.

Оказавшись в машине, Ева немного посидела, пы­таясь успокоиться, а потом посмотрела на часы. «Не так много времени осталось, – подумала она, – но до­статочно». И позвонила Надин.

– Что тебе, Даллас? Я в цейтноте, через час пресс-конференция.

– Давай встретимся в клубе «Д & Д». Приведи свою команду. Через пятнадцать минут.

– Я не могу…

– Нет, ты можешь! – Ева бросила трубку и напра­вилась на встречу.

Она выбрала этот клуб потому, что была уверена: в это время там мало народу, и они смогут спокойно по­говорить. А кроме того, владелец был ее другом, и Ева не сомневалась, что он сделает все, чтобы им не мешали.