Василиса чуть не задохнулась от удивления.

— И это, по-твоему, ничего особенного? Ведь они никогда не находили никаких улик!

— Да? — удивилась Горина. — Ну, может, я че путаю… может, ищут улики, а я решила, что уже нашли. Об этом спроси лучше Гену.

— Обидно, что Крюков приболел.

— Знаешь, Вася, мне кажется, что после случая с тобой, он решил с этими репортажами завязать, чтобы его не постигла такая же участь.

— При чем здесь Женя? Он всего лишь делал фотографии, а не давал комментарии.

— Это как сказать. Его снимки как будто подогнаны были под твои репортажи.

Василиса в недоумении молчала.

— Чего молчишь? Скажешь, нет? — тоном разоблачителя произнесла Вера.

— Скажу, что я в восхищении от твоего умения поставить все с ног на голову. Ты предмет такой знаешь — логика называется?

— Ладно, Васька, не выпендривайся, все говорят, что Крюков для твоих репортажей в лепешку расшибался, чтобы снимки на уровне были. И все это — для тебя, гениальной, — не то с завистью, не то со злорадством ответила Горина.

От удивления Василиса даже не нашлась, что ответить. Коротко попрощавшись, она положила трубку. Прав был Петрович, называя их коллектив вонючей бандой. Это же надо такое придумать? Не удивительно будет, если Женька тоже уйдет из газеты. А ведь ей всегда казалось, что в «Криминалке» она свой человек, что всегда может рассчитывать если не на горячую любовь, то хотя бы на сносные деловые отношения. Да-а… дела ее, оказывается, намного хуже, чем она себе это представляла.

Анна что-то тихо бурчала себе под нос, когда они с Василисой стаскивали по ступенькам неподъемные сумки с книгами.

— Аня, не бухти, я все равно ничего не слышу, — остановившись на лестничной клетке, чтобы перевести дух, сказала Василиса.

Подруга махнула в ее сторону рукой и громко произнесла:

— Вот поживешь с моей свекровью в одной комнате, быстро вся блажь из головы вылетит.

— Ань, ну какая блажь? Как ты себе представляешь эту жизнь втроем? Он же не один, а со своей Лизаветой здесь собирается жить. Что мы, шведская семья что ли? — Василиса с укором посмотрела на подругу.

Та отвернулась.

— Да это я так… от злости на всех мужиков, — сказала Аня. — Ну что, потащили дальше?

— Потащили, — отозвалась Василиса.

Когда последняя сумка была пристроена в багажник, Василиса бросила прощальный взгляд на дом и двор, и тронула машину с места.

— Нет, что ни говори, а мужики идиоты, — не унималась Аня. — Вот, к примеру, мой пьет, твой — гуляет… Интересно, есть ли еще какие-нибудь виды у этих особей? Что-то я сомневаюсь.

— Сволочь вульгариус, — ответила задумчиво Василиса.

— Точно! Это, наверное, самый худший вариант.

— Кто его знает…

Василису в этот момент больше всего волновал совсем другой вопрос, более серьезный, чем классификация мужской половины человечества. Звонок в кафе: чего ждать дальше? Рассчитывать на то, что это была чья-то глупая шутка, не приходится. Вопрос, каким боком это связано с убийствами? И при чем здесь она. Рассказать Анне… Нет, не стоит. Она закатит истерику и позвонит в милицию. А этого делать пока нельзя, это всегда успеется… или не успеется…

— Васька! Машина справа! — крикнула Анна.

Василиса резко затормозила. Анна ухватилась руками за ремень безопасности.

— Я тебе всегда говорю: пристегивайся, — прикрикнула Василиса на подругу.

— Вася, ты о чем, блин, думаешь, когда за рулем сидишь? — ругнулась Анна и, потерев ладони, начала вытаскивать ремень.

— О том, что меня за твой ремень оштрафовать могут, а финансы и так на подсосе.

Аня нахмурилась.

— Ты всерьез решила, что с журналистикой пока завязать надо? — спросила она.

Василиса хмыкнула:

— Решила… Это, Аня, называется — решили. Кому-то очень надо, чтобы я угомонилась.

— Ну так и угомонись! — резко бросила подруга. — В конце концов, писать можно про театр, а не про убийства!

— Насмешила, ей-богу. А я про что писала? Про театр, где главные герои — убийца и его жертва.

— Я с тобой серьезно, а ты… — обиженно засопела Анна.

— И я, Анюта, серьезно. Ну какой из меня театральный критик? Я, подруга, репортер…

— И чего теперь делать?

— Хрен его знает, — тоскливо протянула Василиса.

Спустя полчаса они подъехали к дому Анны. Набрав по домофону свою квартиру, Аня вызвала Костю, чтобы тот помог поднять сумки.

— Приветик, Василиса Игоревна! — сияющий Костик подбежал к открытому багажнику. — Как добрались? Чего тащить?

— Сносно, тинэйджер, — улыбнулась Василиса и указала пальцем на самую тяжелую сумку. — Только осторожно — надорвешься еще, там книги.

— Все читаете, Василиса премудрая, — с пониманием кивнул юноша и довольно ловко подхватил поклажу. — Только от этого, говорят, в наши дни толку мало.

Стоявшая рядом Аня, отвесила легкий подзатыльник сыну.

— От болтунов толку еще меньше, — сказала она.

— Если ты, мамочка, имеешь в виду тех, кто в парламенте, то они тоже много читали в свое время! — радостно парировал Костя и скрылся в подъезде.

Василиса рассмеялась:

— Молодежи нынче палец в рот не клади.

— Откусят вместе с головой, — согласилась подруга.

К переезду Василисы в их дом семья подруги отнеслась с пониманием. Фаина Леонидовна, встретив у порога Василису, сердобольно прислонила беженку к своей груди:

— Не горюй, милая, все образуется. Такими девушками не бросаются, поверь мне, старой.

— Как видите, бросили, — вздохнула Василиса.

— Ничего ты не понимаешь, — махнула Фаина Леонидовна на нее рукой. — Это не тебя бросили, это сверху такое распоряжение пришло, — Фаина Леонидовна многозначительно подняла глаза к потолку. — Это там решили, что недостоин он тебя. А уж как это выглядит здесь, на земле нашей грешной, это другой вопрос.

— Бабуль, чего ты мозги компостируешь Васе? — решил вмешаться Костик, выглянув из кладовки, в которую он занес сумки с книгами.

— Рудик — козел, об этом давно известно. А от Василисы, между прочим, все мужики в нашем дворе тащатся, — с гордостью в голосе сообщил он.

— Костя! — предостерегающе прикрикнула Аня из прихожей, безуспешно дергая заевший замок в куртке.

— Чего? — крикнул он в сторону матери. — Мне об этом, чтоб ты знала, на прошлой неделе Колькин батя говорил.

— Сердюков что ли? — состроив презрительную мину, спросила Фаина Леонидовна.

— Ага.

— И что этот бл…н сказал? — подбоченилась старушка.

— Фаина Леонидовна, ну вы… — сокрушенно протянула Аня, снимая куртку через ноги, так как замок китайского изделия решительно не подчинялся.

Не обращая внимания на мать, Костик продолжал:

— Он, бабуля, очень сожалел, что связан какими-то там узами… Галилея что ли.

Василиса рассмеялась.

— Гименея, — поправила она.

— Вот-вот, так и сказал. Видать, тоже много читает, — сделал вывод Костик. — А если бы не эти кандалы, то, говорит, я бы с вашей Василисой так зажигал! — Костик прищурил глаза и хитро улыбнулся.

Фаина Леонидовна, скрестив руки на груди, заливисто захохотала:

— Ой, не могу! Мало он зажигает с Риткой из последнего подъезда, только дым валит, так ему еще нашу Василису подавай.

— С Риткой? — от удивления у Ани сильно увеличились глаза. — У нее же трое детей и муж боксер…

— Ну и чё? Колькин батя пацан не из робких, — заступился за ловеласа Костя.

— Так, пацан, где твоя комната еще помнишь? — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, грозно сказала Анна и указала пальцем на дверь. — Чтоб оттуда через минуту раздавался шелест страниц! Ясно?

— Да, внучек, ты маму слушай, — решила поддержать невестку Фаина Леонидовна.

— А вы… — обернулась она к свекрови.

— Салат заправила, Нюточка, как ты просила: майонез пополам со сметаной, — смутившись, отрапортовала та и поспешила скрыться в кухню.

— Похоже, скоропостижно выздоровела, а ведь еще вчера умирать от простуды собиралась, — проводив взглядом свекровь, заметила Анна. — Вот уж семейка, — растерянно глядя на подругу, произнесла она.