Джимми весь передернулся.

— Спокойствие?.. О господи! Да вы знаете, каково это, когда тебя подозревают в том, чего ты никогда не мог бы совершить? Знаете?

— Я могу знать только то, что вы мне скажете. Вернитесь, пожалуйста, к событиям минувшей субботы и расскажите, что произошло.

— Да… да… я все расскажу, — Джимми нашарил в кармане носовой платок и высморкался. — Вы хотите знать, что случилось в субботу? У меня была назначена встреча с Мириам… Вы это знаете. Она… она хотела меня видеть. А я ее — нет. Я знал, чего ей от меня надо… О да! Я знал. Но я ее так и не увидел. Я хочу сказать… когда я пришел туда, она уже была мертва. Я опоздал, потому что к моей матери пришла ее старинная приятельница, и мать настояла, чтобы я встретился с ней и поговорил. Они меня здорово задержали. Я приехал почти на час позже и понимал, что Мириам уже вне себя от злости. Она сказала, чтобы я встретил ее в Хэйзлдон-Хиис, это вверх по холму, недалеко от дома ее родственницы, у которой она гостила. Там у дороги есть заросли можжевельника. Мы с Мириам уже раньше там встречались. Ну вот!.. Я проехал мимо кустов, остановил машину и пешком вернулся назад. Я опоздал почти на час и подумал, что она устала меня ждать и ушла.

Я не знал, как действовать дальше. Знаете, такое бывает. Когда настроишься на что-нибудь и думаешь, лучше сейчас с этим разделаться, чтобы через неделю не нужно было затевать все сначала.

— Да, я это могу понять. Продолжайте, пожалуйста, мистер Моттингли, — попросила мисс Силвер.

Джимми опять стала бить дрожь. Теперь нужно было говорить о том, что постоянно преследовало его и не давало спать по ночам.

— Я подумал, — начал он слабым, изменившимся голосом; руки, сжимавшие платок, дрожали. — Я подумал, может быть, она не стала ждать. Обошел кусты… и она была там… — Дрожащий голос замер. Джимми сидел, тупо уставившись на свои трясущиеся руки, сжимавшие мокрый носовой платок. Но он явно их не видел. Он видел только то, что открылось ему той ночью при свете фонарика: ужасное, искаженное лицо Мириам в ярком желтом пятне. Джимми продолжал говорить безжизненным тоном. — Она была там, — повторил он без всякого выражения. — Но мертвая. Задушена. Я выбежал на дорогу… увидел свет велосипедного фонарика: он приближался. Я замахал руками и закричал. Это был мистер Фулбрук. Я не знал тогда, кто это. Просто закричал, и он остановился. Я сказал ему, что приехал, чтобы встретиться с Мириам, и нашел ее, а она мертвая. Он пошел следом за мной… за кусты… и там ее увидел. Как она лежит. Потом он задал мне много вопросов. Я не помню, что говорил. Это не важно, верно?

Я ничего не помню. Мы сели в мою машину, я ее у дороги оставил. Он сел за руль… У меня тряслись руки.

Мы поехали в полицейский участок. И как-то все сразу решили, что это я ее убил. Только я этого не делал.

Нет! Нет! Говорю вам, что не делал… Я бы не смог! От одной мысли об этом мне становится плохо. Я все думаю и думаю о том, что бы я мог сделать и чего никогда, никогда не мог бы совершить. И всегда прихожу к одному и тому же выводу: я никого не мог бы убить. Есть вещи, которые… ну, ты знаешь, что мог бы на это пойти… а есть то, что вообще исключено.

Он наклонился вперед, ухватившись руками за край стола.

— Послушайте… я вам скажу, потому что это… подтверждает мои слова. Наверное, мне должно быть стыдно… не знаю. Я не могу убить… тошно даже подумать об этом. И это правда. А Мириам… она была так полна жизни… так во всем уверена… Мне она, если честно, не нравилась, — Джимми поднял голову и удивленно посмотрел на мисс Силвер. Вид у него был совершенно озадаченный, и это почему-то ее растрогало. — Даже как-то странно. Но когда я ее не видел, я обычно думал, как ужасно было бы жениться на такой женщине. Каждый день садиться с ней за стол… спать… — Он, осекшись, покраснел и потер руками глаза. — Я постоянно думал обо всем этом, но когда мы встречались опять, она… она каким-то образом брала верх. Наверное, у нее была очень сильная воля. А у меня нет. Я думал о том, что скажу о… о нашем разрыве… и все в мыслях говорил правильно — пока ее не видел. Но когда она была рядом, все, что я собирался сказать, куда-то улетучивалось. Она составляла планы относительно нашей женитьбы, а когда я говорил ей, что мой отец никогда не позволит, она… она только смеялась и отвечала, что его и спрашивать никто не станет. Я пытался ей объяснить, но все было напрасно. Она продолжала твердить свое. Когда я сказал, что мой отец никогда не простит, если мы просто зарегистрируемся, не обвенчавшись, она продолжала смеяться.

Все мои доводы не действовали. У нее сложился конкретный план: мы хотим то-то и то-то (или, вернее, это она сама хочет), а меня она просто не слушала. Этого мой отец понять не в состоянии. Думаю, он никогда не встречал таких людей, как Мириам… Я и сам раньше таких не встречал. Стоило ей чего-нибудь захотеть, она каким-то образом всегда добивалась своего.

Джимми снова прижал носовой платок к глазам и за этой спасительной ширмой совершенно потерял контроль над собой.

Мисс Силвер молча ждала. История была не из тех, которые производят благоприятное впечатление в суде.

И судья, и присяжные поймут, что имеют дело со слабой личностью. Молодой человек, который не может убить даже паука, но, обезумев от отчаяния, решился самым ужасным способом обезопасить себя — так пугала его перспектива провести всю жизнь с Мириам Ричардсон. Все, что он рассказал, лишь подтвердит подобную версию. Мириам явилась к назначенному месту встречи, и именно там она была найдена мертвой. Об их свидании никто не знал. Никаких следов ограбления или насилия. Мириам нанесли удар в висок, а потом задушили. Сама мисс Силвер не верила в то, что Джимми Моттингли, в каком бы состоянии он ни находился, смог бы ударить женщину, а потом еще и задушить. Однако придет ли суд к подобному заключению? По ее мнению — нет! Это было трудное дело, но она не могла от него отказаться.

— Мистер Моттингли, я возьмусь за это расследование, — сказала мисс Силвер бодрым уверенным тоном, ничем не выдав своих сомнений. — А теперь мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

Четыре дня Мэк Форбс провел, по его собственному определению, «в настоящем аду». Он совершил убийство, но, как выяснилось, абсолютно бессмысленное. Убитая им девушка не была Дженни. Что толку теперь доискиваться, каким образом она оказалась в том месте, где он рассчитывал встретить Дженни? Он вспомнил: ведь вышла-то она из дома, где жила Дженни, и не спеша направилась к Хэйзлдон-Хиис. Мэку и в голову не приходило, что там могла оказаться другая. Уезжая из Хэйзлдон-Хиис, он был абсолютно уверен, что расправился наконец с Дженни. Случись это даже при ярком солнечном свете, он не стал бы проверять, она это или нет. Она, кто же еще? Совесть его не мучила. Раз надо, значит, надо. Дело было сделано. Единственный досадный промах — записка… надо было ее забрать.

Первый порыв был — бежать, и немедленно, но Мэк его подавил и стал анализировать сложившуюся ситуацию, очень обстоятельно. Дженни могла пренебречь его указанием и порвать записку, а могла поступить так, как он велел, то есть принести записку. Оба варианта были возможны. Третий же вариант, что записка вообще могла не попасть к Дженни, просто не пришел ему в голову. Он продолжал думать о той девушке, которую угораздило разгуливать у пустоши. Единственная улика, связывавшая его с ее смертью, — пол-листа бумаги с парой строчек. Мэк вспомнил, что там было написано:

А вот поставил ли он дату? Вообще-то в письмах он всегда ставил число. Если нет, то всегда можно сказать, что она написана давно… еще до того, как Дженни покинула Элингтон-хаус. Конечно, он, наверное, это учел и не стал указывать число. Но полной уверенности не было.