— Записка была для меня, — тихо сказала она. — На имя Дженни Хилл. Кто мог ее написать? Мне это совсем не нравится.

Дики Прэтт отправился домой. Он явился как раз к обеду, что было невероятной редкостью. Нельзя сказать, чтобы еды было много: несколько крупных картофелин да остатки вчерашнего кролика. Картофелины Дики принес около месяца назад. Сама миссис Прэтт никогда бы ничего не взяла ни у кого. Но она давно научилась не спрашивать у Дики, откуда он приносит еду. В глубине души она себя успокаивала: то, чего не знаешь, можно не стыдиться. Ну подумаешь, несколько залежавшихся картофелин — стоит ли об этом думать? Она сварила их прямо в кожуре и выложила на засыпанный крошками от предыдущей трапезы стол, где уже стояла тарелка с холодной крольчатиной. Дики кроличьим мясом не брезговал. Правда, «микси» (так Дики называл миксоматоз) сильно сократила кроличье население. К величайшей досаде Дики, кролики почти исчезли. А они были практически единственным источником мяса на их столе с тех пор, как Дики поймал первого кролика, примерно лет в шесть. И вот теперь, когда он так здорово наловчился охотиться на них, началось это ужасное заболевание «микси», и кроликов в округе почти не осталось. Вынужденное вегетарианство еще больше возбуждало аппетит Дики. Птицы его совсем не интересовали: на них почти не было мяса, да мать и готовить их толком не умела…

Но вот однажды Дики опять увидел за домом кроличьи следы, а еще через месяц удалось поздно вечером убить одного около дома мистера Фулбрука. Кроликов было пока немного, и они стали очень пугливыми, так что Дики понимал, что теперь он сможет добывать одного кролика в месяц, не больше.

Сегодня Дики ел холодного кролика и горячую картошку с большим удовольствием, но вид у него был крайне рассеянный. Поев, он сразу отправился наверх в свою комнату и закрыл дверь. Ключа у него не было, и если Дики необходимо было уединиться, он подпирал дверь кроватью, что вполне его устраивало. Мебели в комнате почти не было. На кровати как попало было навалено всякое барахло, но Дики спалось на ней так сладко, что ему, пожалуй, мог бы позавидовать не один миллионер.

Однако сегодня Дики было совсем не до сна. Забаррикадировав дверь, он вытряхнул на кровать все, что накопилось в карманах. Такой «великий осмотр», как правило, происходил уже тогда, когда карманы буквально лопались. Не то чтобы Дики не хотелось тратить время на эту процедуру, но так было интереснее. Вещь могла пролежать в кармане Дики неделю, а то и больше, и вдруг выяснялось, что она совсем особенная. Как, например, тогда, с сережкой миссис Мерридью. Дики нашел сережку у ее калитки и сунул в карман. Ему и в голову не приходило, что эта штучка может кому-то понадобиться. Целую неделю он вообще о ней не вспоминал. И вот однажды его мама вдруг здорово разговорилась. С ней это случалось не часто, и Дики не очень-то слушал. Эти взрослые! Вечно чем-то недовольны и обсуждают всякую ерунду!.. Но на этот раз Дики стал прислушиваться и, как оказалось, очень даже вовремя. По словам матери получалось, что сережку потеряла миссис Мерридью.

— Мам, а эта сережка… какая она из себя, а? — спросил Дики, вроде бы просто так.

— Я и не знаю. Некоторым людям всегда везет…

Дики, сунув сережку в карман, начисто забыл о ней, и если бы его маме не вздумалось вдруг поболтать, тем бы все и кончилось. Сережка была грязная, погнутая и перекрученная. Но Дики видел что-то похожее в витрине магазина в Коллингдоне, и цена была указана жуть какая…

Дики, конечно, не думал, что одна сломанная сережка вообще может что-то стоить, но все-таки на всякий случай се не выбросил. На следующий день после разговора с матерью Дики подошел к миссис Мерридью.

— Мама сказала, что вы вроде потеряли сережку? — спросил он со своей сияющей улыбкой, незаменимой в таких случаях. — Это правда, мэм?

Миссис Мерридью страшно разволновалась, а когда она волнуется, то начинает ворчать и браниться. Но это ничего. Когда она отвела душу. Дики вытащил из кармана сережку. И все закончилось тем, что миссис Мерридью дала Дики полсоверена[3], и он даже прыгал от радости, когда бежал домой!

Однако теперь задача перед Дики стояла совершенно особенная. Тут требовалось все хорошенько обдумать, поломать голову. Записка к Дженни лежала на самом дне кармана его штанов. Дики внимательно ее рассмотрел. Недельное пребывание среди всякого хлама не улучшило ее вида, но почерк был четкий и разборчивый. Дики прочитал:

Слева в верхнем углу стояло число.

Дата прошлой субботы. День, когда ему передали записку, — это он помнил точно. Сегодня был понедельник… второй уже понедельник после убийства. И это Дики тоже сразу сообразил. Вот только непонятно, стоит ли ему что-то делать? Записка ценная — это ясно. И он вообще много чего может рассказать. Но что он за это получит, и получит ли? В этом он не был уверен. А он должен быть вполне уверен, прежде чем что-то кому-нибудь скажет. В том, что на самом деле случилось, он не сомневался ни капельки. Раз уж он так решил, так оно и есть, сколько бы эти взрослые ни морочили ему голову.

Но точно ли он так решил? Надо бы разведать что к чему, узнать, что за этими фактами кроется. Хотя клятву он будет давать именно из-за известных ему фактов. Дрожь пробежала по телу Дики. Он уже бывал в суде, только, конечно, никакого убийства тогда не было. Ему велели держать Библию и побожиться, что «будет говорить правду, всю правду и ничего кроме правды». Тогда вся кутерьма поднялась из-за аварии. Дики, к счастью, оказался как раз рядом с местом происшествия. Дики страшно понравилось тогда быть… этим… свидетелем, но сейчас-то дело касалось убийства. Ну спросят его, почему он сразу ничего не рассказал… Что он на это ответит?

Дики удрученно покрутил вихрастой головой. Ну что же делать? В общем-то было бы здорово! Он, Дики, на скамье для свидетелей! Он единственный человек, который знает правду… И если он выгородит этого парня, которого арестовали, того самого Джимми Моттингли, что он получит за это? Говорят, у него богатый папаша. Дики его не видел. Его видел Боб Уилкинс. Но Боб слабак. Он ничего толком не скажет, даже если знает. Пожалуй, если бы Дики сам повидал мистера Моттингли, он бы знал, как поступить. И Дики стал обдумывать способы, как бы его повидать. Но ему нужно быть очень осторожным и случайно себя не выдать — что ему что-то известно. Тут надо хорошенько все обмозговать. Если уж свяжешься с судьями и копами[4], они тебя нипочем не выпустят, пока все не выудят! С ними держи ухо востро!

Надо все хорошенько обдумать. Все-все факты.

Дики мысленно вернулся к своей встрече с этим Мэком на дороге. В темноте он толком его не разглядел, но это не велика беда, ведь записка была подписана именем Мэк. Полиция запросто его отыщет. А что потом? Что будет потом с ним самим? Вот в чем вопрос! Это тоже требовало серьезного обдумывания. Записку писали для мисс Дженни Хилл, а убитой оказалась не она, а мисс, гостившая у миссис Мерридью. Ну та, которая приезжала сюда прошлым летом. И чего ее понесло ночью в этот самый Хэйзлдон-Хиис?

Все эти мысли вертелись в голове Дики. И ему было совсем не до сна.

.34 После полудня Картер с обеими девочками отправилась в Лангтон. Джойс сидела тихо, но Мэг была в крайне возбужденном состоянии — вертелась и все время болтала ногами. На Джойс Картер просто не могла нарадоваться: глаза опущены, руки чинно сложены на коленях. Правда, что-то бледненькая, но, возможно, так кажется из-за новой синей фетровой шляпки. Девочек всегда одевали одинаково, соответственно на Мэг были такие же шляпка и пальто, и она всем своим видом старалась показать, что на ней все новенькое, с иголочки. Картер решила, что лучше ей сесть в середину, чтобы они друг дружку не донимали. На обеих были новые туфельки, и Мэг выбрасывала то одну ногу, то другую, с удовольствием их рассматривая. Она думала, что, когда вырастет, у нее будут красивые ноги.