— Да, нимфа, я ж не спорю, штраф она, конечно, получит, может даже билет чёрный ей выпишем. Но блин, это не шпионы, это как бы так выразится… «секс–клуб». Они там твоего друга затрахали конечно, но боюсь он бы не скончался. Как бы это сейчас не звучало.

— А Принцесса где? — ошарашено спросил Моцарт.

— Вот ведь срань…

— Максим, ты опять меня не слушаешь. — сердито проговорила женщина с густыми, чёрными волосами, пышным телом и яркими, голубыми глазами.

— Прости, мам. Новый альбом у Jesters выложили. Я пол дня качал…

— Совсем со своей музыкой свихнулся, скоро экзамены… Как в институт поступать собираешься! Отцу бы это не понравилось. — поучительно проговорила женщина.

— Ой, мам…

— Не ойкай. Выключай свои «вопли из Ада» и открой учебники.

— Сейчас уберу. — нажимая на паузу, парень встал, поцеловал маму в щеку и играючи спросил, — Мамочка, а почему бы тебе не сделать тот волшебный пирог?

— Это ты мне сейчас так намекнул, что моё место у плиты? — весело произнесла хозяйка.

— Ну, как–то же тебя надо с моей комнаты спровадить. — произнёс парень, доставая из пакета учебники…

Каскадом мыслей, образов и воспоминаний неслась информация из потаённых уголков сознания. Такие утечки происходили всё чаще. Всё это причиняло боль, порой не только физическую. Сознание прежнего носителя по крохам отвоевывает поле боя под названием личность. Однако это действительно были незначительные участки. Никаких существенных изменений монстр, что сейчас был доминантном в этом теле, не чувствовал. Он по–прежнему активно обучался. Конечно, не понимал откуда у него те или иные знания, но анализировать это не мог и не хотел. Пределом его умственных способностей ныне было то, что он научился манипулировать более мелкими зараженными. А периодические головные боли вызывали неудобства, но прежняя личность была слишком слаба и тоже не осознавала себя.

Уже почти год он находился этом мире, постоянная вражда с людьми и охота на других особей научила его драться, находить у соперника слабые места. Но самое главное, монстр в чёрном плаще научился ждать. Ждать, когда пройдёт громкая колонна с тяжёлой техникой. Ждать, когда очередной сильный соперник ошибётся в сражении. Ждать, когда пройдёт кислый, страшный туман, что иногда возникает на пути миграции.

Голод перестал единолично править всем его естеством, об окончательной победе ныне говорить не приходится, но всё же, он научился его контролировать. Теперь заражённый в плаще всегда окружал себя более слабыми и тупыми собратьями. И когда голод начинал давить на него, он просто сокращал поголовье своей стаи. Однако взамен опрометчивости, пришёл азарт. Охота для него стала новой забавой. Он бросал вызов более сильным и большим соперникам и всегда побеждал. Его стая росла, после победы над иными зараженным, либо после очередного посещения свежих небольших кластеров. Новые члены стаи быстро забывали их прежнего лидера и шли за новым. К сожалению, из таких сражений не всегда получалось выйти невредимым. Сломанные конечности, разорванные мышцы и сухожилия. Всё это было неминуемым атрибутом победы. В частности, в последней драке мертвяк в плаще, потерял множество пальцев на передних лапах, часть клыков, переломал два ребра и ключицу. Так же кусач, что был им повержен, один раз зацепил горло, из–за чего звуки урчания больше походили на кряхтящий кашель.

Маленькая деревня, на два десятка бараков, что в большей своей массе пустовали, и сотней частных домов, называлась Усобое. Население, как, впрочем, в большинстве подобных сёлах, преимущественно престарелые. Молодежь редко остаётся жить в угасающих деревнях. Отсутствие перспектив и хоть сколько–то приемлемого будущего, гонит юношей и девушек покинуть отчий дом. Малая Родина редко вызывает у них привязанность, и они с большим удовольствием меняют привычный, грубый кров на хрущёвки, а те, кому повезёт, высокие новостройки в городах. Деревня Усобое не была исключением, её населяли старики, больные, алкоголики и конечно женщины, на которых держится и дом, и скот, и уже старенькие родители.

Попав под кислый туман, она, как и прочие деревни, была обречена на ускоренную гибель.

Сильный дождь преследовал стаю второй день подряд. Ни смена кластера, ни время не могли побороть силу стихии, что, казалось, приклеилась к лидеру. Тупые мертвяки падали в лужи, тонули в грязи и затаптывали друг друга. В после закатных сумерках, во тьме, лишь гром озарял окрёстные леса и поля светом. Численность стаи неумолимо сокращалась, под натиском разбушевавшегося потока воды. Помимо прочего, где–то прорвало плотину и бурный поток подхватив то, что оставалось от внушительной некогда группы монстров, понёс её остатки на свежий кластер. Среди прочих был и лидер, его так же не минула судьба его электората. Поток воды сошёл на нет, когда они ворвались на старое кладбище при деревне. Перепахав землю и выкорчевывая свежие могилы, поток подселил в них новых жителей. Пусть и не добровольных. Выжившие зараженные копошились, пытались выбраться из проглотивших их тела грязи, мусора и крошки мрамора. Однако поток миновал, а стихия всё же решила оставить в покое изрядно исхудавшую стаю. И когда деревенские, пока ещё не понимая, что произошло с ними и куда они попали, выходили посмотреть, что стало с их жильём и откуда доносился сильный скрежет. Стая заражённых выбиралась из своих временных тюрем и медленно ковыляла на звуки и шум, а также волнительный запах еды.

— Халя! Мёртвые восстали? Где Батюшка Иннокентий…

— Чё несёшь, дэбил…

— Вот те крест. Я сам их видел, на окраине за калиткой. Трупы оживают, землю разрывают. Как есть мертвяк. Идёт, ногу волочит, в груди обломок хроба.

— Совсем сполоумил! Белая горячка как есть…

Сильная пощечина, заставила хозяйку сначала замолчать, а после секундной паузы открыть рот для того, чтобы набрать воздух. Но никакие слова не сорвались с губ сильной женщины, что не привыкла к такому обращению. Вот уже двадцать лет, она была стальным стержнем этой семьи. Не раз она поднимала своего мужа из постели, после бесконечных запоев и чередой болезней ослабленного алкоголем организма.