Я попыталась отвлечься от этих мыслей и в результате перетанцевала, наверное, со всеми в зале, кроме Максона. Когда же я наконец присела, решив дать отдых своим натруженным ногам, над ухом у меня вдруг раздался его голос:

— Миледи, могу я пригласить вас на танец?

В моей душе всколыхнулось что-то неуловимое, то самое чувство. Какой бы подавленной я себя ни ощущала, как бы смущена ни была, я не могла отказаться от приглашения.

— Разумеется.

Принц взял меня за руку и повел в центр зала, где оркестр уже начинал играть медленный танец. Я вдруг почувствовала себя абсолютно счастливой. Максон, похоже, не испытывал ни расстройства, ни неловкости. Напротив, он привлек меня к себе так близко, что я ощутила запах его одеколона и почувствовала прикосновение его колючей щетины к своей щеке.

— Я уж и не надеялась, что ты пригласишь на танец, — заметила я, пытаясь говорить шутливым тоном.

Максон умудрился прижать меня к себе еще крепче.

— Я приберегал тебя напоследок. Со всеми остальными девушками разделался, так что никаких обязательств ни перед кем у меня нет. Теперь я могу с чистой совестью наслаждаться остатком вечера в твоем обществе.

Щеки запылали, как случалось всегда, когда он говорил мне подобные вещи. Порой его слова звучали словно строчки из какого-нибудь стихотворения. После всего, что произошло на прошлой неделе, я и не надеялась снова услышать от него нечто подобное. Сердце бешено заколотилось.

— Ты такая красивая. Слишком красивая для такого оборванного пирата, как я.

— Ну и кем ты должен был нарядиться, чтобы выглядеть мне под стать? Деревом? — Я невольно прыснула.

— Ну, по меньшей мере кустиком.

Я снова рассмеялась:

— Дорого бы дала за то, чтобы увидеть тебя наряженным в костюм кустика!

— В следующем году увидишь, — пообещал он. Я уставилась на него. Когда?! — Тебе бы этого хотелось? Чтобы мы устроили Хеллоуин в следующем октябре тоже? — спросил он.

— А разве я еще буду здесь?

— А почему нет? — Максон остановился.

Я пожала плечами:

— Ты всю неделю избегал меня, ходил на свидания с другими девушками. И потом… Я видела, как ты разговаривал с моим отцом. Решила, что ты объясняешь ему, почему должен отправить его дочь домой.

Я сглотнула застрявший в горле соленый ком. Не хватало только разреветься у всех на глазах.

— Америка.

— Я все понимаю. Кто-то должен уйти, а я Пятерка, а Марли — народная любимица…

— Америка, не надо, — сказал он ласково. — Какой же я идиот. Я понятия не имел, что ты так все истолкуешь. Я думал, ты уверена в своем положении.

Я окончательно запуталась.

— Хочешь откровенно? — Максон вздохнул. — Хотелось дать остальным девушкам шанс. С самого начала я смотрел лишь на одну тебя, только ты была мне нужна. — (Я на миг опустила голову, не в силах выносить его пронзительный взгляд.) — Когда ты сказала мне о своих чувствах, я был так счастлив, что не мог даже до конца в это поверить. Мне до сих пор не верится, что все это происходит наяву. Ты удивишься, как редко я получаю то, чего мне по-настоящему хочется.

В глазах Максона таилось что-то непонятное, какая- то печаль, которой он не готов был со мной делиться. Но он усилием воли отогнал ее и продолжил объяснять, двигаясь под музыку:

— Я боялся сделать ошибку, ведь ты можешь в любую минуту передумать. Все это время искал подходящую альтернативу, но беда в том… — Максон снова в упор посмотрел на меня, — что другой такой нет. Может, я плохо ищу, или мы с ними просто друг другу не подходим. Не важно. Я знаю, что мне нужна ты. И это до смерти меня пугает. Постоянно жду, что ты возьмешь свое слово обратно и попросишься домой.

Я не сразу пришла в себя. Внезапно все предстало в ином свете. Я могла понять это чувство. То, что возникло между нами, было слишком хорошо, чтобы быть правдой. В это просто невозможно поверить. С Максоном я так чувствовала себя каждый день.

— Вот уж этого ты точно можешь не бояться, — прошептала я ему в шею. — Скорее уж ты поймешь, что я недостаточно хороша.

Его губы щекотали мое ухо.

— Милая, ты само совершенство.

Я притянула к себе его, а он притянул меня, и мы оказались друг к другу гак близко, как никогда не бывали прежде. Где-то на задворках сознания брезжила мысль о том, что мы находимся в людном зале, что маму, если она сейчас нас видит, точно хватит удар, но мне было наплевать. В тот миг меня охватило такое чувство, будто, кроме нас двоих, в мире больше никого нет. Когда я отстранилась, чтобы взглянуть на Максона, то поняла, что перед глазами у меня все плывет от слез. Но это были сладкие слезы.

— Я не хочу никуда спешить. Завтра объявлю имя той, которой придется уйти, это потешит моего отца и публику. Но я вовсе не хочу тебя торопить. Ты должна взглянуть на покои принцессы. Они примыкают к моим, — добавил он негромко.

При мысли о такой близости к нему у меня подкосились ноги.

— Думаю, тебе стоит начать обдумывать, как ты хочешь там все обустроить. Ты должна чувствовать себя как дома. Тебе придется выбрать еще несколько служанок и решить, хочешь ли ты, чтобы твои родные жили во дворце или где-нибудь поблизости. Я буду во всем тебе помогать.

Где-то в моем сердце прозвучал тихий голосок: «А как же Аспен?» Но я была так поглощена Максоном, что едва ли его слышала.

— Когда будет прилично закончить Отбор и я сделаю тебе предложение, хочу, чтобы твое «да» было таким же естественным, как дыхание. Обещаю, что приложу все силы, чтобы это произошло. У тебя будет все, что тебе нужно. Все, что ты захочешь, только скажи.

Меня переполняли эмоции. Он все прекрасно понимал: и как трудно мне решиться сказать ему «да», и как пугает перспектива стать принцессой. Максон готов был ждать, сколько потребуется, бросив к моим ногам все блага мира. Это было одно из тех мгновений, когда я с трудом верила, что все происходит наяву.

— Максон, это несправедливо по отношению к тебе, — выдавила я. — Разве во всем мире найдется что- то такое, чем я могу отплатить тебе?

Он улыбнулся:

— Я хочу лишь, чтобы ты пообещала, что будешь со мной, будешь моей. Иногда у меня возникает такое чувство, как будто ты слишком хороша, чтобы существовать наяву. Пообещай, что никуда не исчезнешь.

— Разумеется. Обещаю.

С этими словами я положила голову ему на плечо, и мы принялись танцевать один медленный танец за другим. На глаза мне случайно попалась Мэй. Лицо у нее было такое, как будто она готова умереть от счастья, глядя на нас вдвоем. Мама с папой тоже наблюдали за нами. Папа качал головой, как будто хотел сказать: «Ну вот, а ты считала, что он собирается отправить тебя домой». Тут мне пришла одна мысль.

— Максон? — спросила я, вскидывая на него глаза.

— Да, милая?

Я улыбнулась этому обращению.

— О чем ты разговаривал с моим отцом?

Максон фыркнул:

— Он в курсе моих намерений. И хочу тебе сказать, он всецело одобряет наш союз, при условии, что ты будешь в нем счастлива. Я заверил его, что так и будет, и сказал, что ты, похоже, и так счастлива здесь.

— Это правда.

Я почувствовала, как Максон прерывисто вздохнул:

— Значит, нам с ним больше ничего не нужно.

Рука Максона скользнула по спине и остановилась на талии, крепко удерживая меня. Этот жест говорил больше, чем тысяча слов. Значит, это все происходит наяву, со мной, что я могу разрешить себе поверить в это. Я знала, что ради того, чтобы быть с ним, готова отказаться от всех дружеских отношений, которые успела завязать во дворце, хотя была уверена, что Марли ничуть не расстроится, если не станет победительницей. И что я должна подавить в себе чувства, которые питаю к Аспену. Это не будет быстро, и мне придется признаться во всем Максону, но я это сделаю.

Потому что теперь я принадлежала ему. Я вдруг поняла это. Никогда и ни в чем не была уверена так твердо. Впервые за все время я четко увидела эту картину. Узрела длинный проход, собравшихся гостей и Максона, ожидающего меня у алтаря. Его прикосновение сделало все осязаемым.