Я не могла заставить себя произнести эти слова вслух. Потому что, если они прозвучат, как после этого я смогу уехать?

— Спасибо, — прошептал он. — По крайней мере, теперь я могу быть уверен в том, что хотя бы в один краткий миг мы с тобой испытывали одни и те же чувства.

Глаза у меня защипало, к горлу подступили слезы. Он никогда не говорил мне прямо, что любит меня, не сказал этого и сейчас. Но подошел близко, очень близко.

— Какой же я была дурой, — срывающимся голосом произнесла я. Меня душили слезы. — Я позволила короне встать между мной и тобой. Я твердила себе, что на самом деле ты ничего не значишь в моей жизни. Упорно считала, будто ты нечестен со мной, что ты мне не доверяешь и не питаешь ко мне никаких чувств. В итоге позволила себе поверить, что ничего для тебя не значу. — Я взглянула в его прекрасное лицо. — Достаточно взглянуть на твою спину, чтобы понять, что ты был готов ради меня на все. А я взяла и все испортила. Просто все испортила…

Он раскрыл мне объятия, и я упала в них. Максон молча обнял меня и принялся гладить по голове. Как бы мне хотелось стереть все остальное и удержать этот миг, это краткое мгновение, полное понимания, как много мы друг для друга значим.

— Пожалуйста, не плачь, милая. Если бы я мог, то сделал бы так, чтобы ты в жизни больше не пролила ни слезинки.

— Я уже никогда тебя не увижу, — дрожащим голосом сказала я. — И все это по собственной вине.

Он прижал меня к себе еще крепче:

— Нет, я должен был больше тебе доверять.

— Я должна была проявлять больше терпения.

— Жаль, что я не сделал тебе предложение в тот вечер.

— Жаль, что я не дала тебе его сделать.

Он фыркнул. Я подняла на него глаза, не зная, сколько еще раз суждено мне увидеть его улыбку. Пальцы Максона утерли слезы с моих щек. Он сидел и смотрел мне в глаза. А я — ему. Мне хотелось навсегда запомнить этот миг.

— Америка… я не знаю, сколько времени у нас осталось, но не хочу растратить его на сожаления о том, чего мы не сделали.

— И я тоже.

Я потерлась щекой о его ладонь, целуя ее. Потом поцеловала кончик каждого пальца. Он запустил руку в мои волосы и притянул меня к себе, так что наши губы слились. Как же я скучала по его поцелуям, таким спокойным и уверенным. И знала, что ни с кем и никогда больше, даже если выйду замуж за Аспена или еще за кого-ни-будь, я не буду чувствовать себя так. Словно я делала его мир лучше. Словно я и была его миром. Это был не взрыв, не фейерверк. Это огонь, медленно выжигающий изнутри.

Мы переместились: я очутилась на полу, Максон надо мной. Он провел носом по моей щеке, скользнул по шее вниз, к плечу, потом тем же путем вернулся обратно, к губам, отмечая каждый шаг на этой дорожке поцелуем. Я запустила руки в его волосы. Они были очень мягкими и щекотали ладони. Потом мы соорудили из одеял импровизированное ложе, и он прижимал меня к себе, глядя в глаза. Если бы не моя глупость, так могло бы быть каждую ночь до конца нашей жизни. Максон натянул подсохшую рубашку, а сверху надел пиджак, чтобы прикрыть засохшие буроватые пятна, и снова свернулся клубочком рядом со мной. Когда мы оба устали, то принялись разговаривать. Я ни секунды не желала тратить на сон, и он, судя по всему, тоже.

— Думаешь, ты вернешься к нему? К твоему бывшему?

Мне не хотелось сейчас говорить об Аспене, но я обдумала эту перспективу.

— Он хороший выбор. Умный, смелый, пожалуй, единственный человек на планете, который более упрям, чем я. — Максон негромко рассмеялся. Глаза у меня были закрыты, но я продолжала говорить. — В прочем, должно пройти время, прежде чем я смогу об этом думать.

— Мм.

Молчание затянулось. Максон потер большим пальцем мою руку.

— Не возражаешь, если я буду тебе писать? — спросил он.

— Наверное, стоит выждать несколько месяцев. Может, ты и думать про меня забудешь. — (Максон издал звук, почти похожий на смех.) — Если все-таки будешь писать… тебе придется рассказать об этом Крисс.

— Ты права.

Он не пояснил, значило это, что он скажет ей или что просто не будет писать. Впрочем, мне сейчас не хотелось уточнять. В голове не укладывалось, что все это произошло из- за какого-то дурацкого дневника. Я ахнула, распахнув глаза. Дневник!

— Максон, а что, если повстанцы-северяне ищут дневники?

Он пошевелился, по-прежнему не открывая глаз.

— О чем ты?

— Когда я в тот день убежала от повстанцев в лес, то видела, как они пробегали мимо меня. Девушка с парнем тащили по котомке книг. Они крадут книги. А что, если им нужна какая-то конкретная?

Максон открыл глаза и задумчиво сощурился:

— Америка… что именно было в том дневнике?

— Много всего. О том, как Грегори практически обманом захватил власть над страной, как он силой навязал людям касты. Это было ужасно.

— Но выпуск «Вестей» прервали, — возразил он. — Даже если повстанцы ищут дневник, они не могли узнать ни что это был он, ни что там написано. Поверь, после этого маленького представления отец позаботится о том, чтобы до дневников больше никто не добрался.

— Они ищут дневник. — Я закрыла рот ладонью, давя зевок. — Я это знаю.

— Не надо, — сказал он. — Не надо так беспокоиться. Может, они просто очень любят читать.

Эта попытка пошутить вызвала у меня стон.

— Я ведь на самом деле думала, что хуже уже не сделаю.

— Ш-ш, — произнес он, придвигаясь ближе. Его сильные руки пригвождали меня к земле. — Не волнуйся. Попробуй лучше поспать.

— Но я не хочу, — прошептала я и еще крепче прижалась к нему.

Максон снова закрыл глаза, не выпуская меня из объятий.

— Я тоже не хочу. Даже в спокойные дни это заставляет меня нервничать.

Защемило сердце. Я не представляла, в каком нервном напряжении он жил, особенно если учесть, что до этого его довел родной отец. Он выпустил мою руку и стал что-то искать у себя в кармане. Я кое-как разлепила веки, но он проделывал это все с закрытыми глазами. Мы оба почти спали. Максон снова взял мою руку и принялся что-то завязывать вокруг моего запястья. Я узнала браслет, который он привез мне из Новой Азии.

— Я все это время носил его в кармане. Романтик несчастный. Я собирался оставить его себе, но хочу, чтобы у тебя что-то осталось на память обо мне. Он надел браслет поверх того, что соорудил для меня Аспен, и я ощутила, как пуговица впилась мне в кожу.

— Спасибо. В нем я чувствую себя счастливой.

— Тогда я тоже счастлив.

Больше мы ничего не говорили.

Разбудила меня скрипнувшая дверь. Ударил такой яркий свет, что пришлось прикрыть глаза ладонью.

— Ваше высочество? — раздался чей-то голос. — Боже правый! Я нашел его! Он жив!

Наше маленькое убежище внезапно заполнилось гвардейцами и слугами, и вокруг нас поднялась суматоха.

— Ваше высочество, вы не успели спуститься в подвал? — спросил один из гвардейцев.

Я взглянула на нашивку с именем. Марксон. Я не уверена, но он, кажется, был из высших чинов.

— Нет. Офицер, который проводил нас сюда, должен был сообщить моим родителям, что я в безопасности. Я приказал отправляться прямиком к ним, — объяснил Максон, пытаясь пригладить волосы. Если бы я не знала, что ему больно шевелиться, то никогда не догадалась бы об этом по его лицу.

Лишь однажды он себя выдал.

— Какой офицер?

— Я не спросил, как его зовут, — вздохнул Максон и вопросительно взглянул на меня.

— Я тоже. Но у него на большом пальце было кольцо. Такое серое, вроде оловянного.

— Таннер, — кивнул Марксон. — Его нет в живых. Мы потеряли около двадцати пяти гвардейцев и десяток слуг.

— Что? — Я прикрыла рот руками.

Аспен. Только бы он был жив. Всю прошлую ночь я была так поглощена собственными переживаниями, что мне и в голову не пришло беспокоиться за него.

— Что с моими родителями? И с остальными девушками из Элиты?

— Все живы и здоровы, сир. Впрочем, у вашей матушки случился нервный срыв.