Я упомянула увиденные в одном из журналов Селесты результаты очередного голосования по итогам той программы, в которой мы говорили о переходе на добровольный призыв. Шестьдесят пять процентов сочли, что это хорошая идея. Зачем лишать людей возможности избрать для себя это поприще? Затем я процитировала один старый отчет о результатах всеобщей аттестации в общественных школах. В нем акцент делался на том, что хороший уровень знаний продемонстрировали всего три процента Шестерок и Семерок, а поскольку показатели были такими низкими, перспективы у них отсутствовали. Я же сделала акцент на том, что нам всем должно быть стыдно за то, что эти люди обречены всю жизнь копать канавы, хотя вполне могли бы, к примеру, преуспеть в кардиохирургии.
Наконец я закончила излагать суть:
— Может, у нашей страны и есть недостатки, но никто не станет отрицать, что у нее огромный потенциал. Боюсь, что без перемен в обществе этот потенциал будет растрачен впустую. А я слишком сильно люблю нашу страну, чтобы позволить этому случиться, и слишком сильно в нее верю. — Я сглотнула, радуясь, что хотя бы с этим покончено. — Благодарю за внимание, — произнесла я и вполоборота повернулась к королевскому семейству.
Дело было худо. Максон сидел с таким же каменным лицом, как в день экзекуции Марли и Картера. Королева избегала смотреть на меня, но вид у нее был разочарованный. Король, напротив, сверлил меня взглядом. Не дав мне опомниться, он кинулся в бой.
— И каким же образом вы предлагаете избавиться от каст? — осведомился он. — Вот так просто взять и отменить?
— Э-э… Не знаю…
— А вам не кажется, что это вызовет бунты? Повергнет страну в хаос? Позволит повстанцам воспользоваться неразберихой в обществе?
Эту сторону я не продумала. Слишком сильно была возмущена несправедливостью.
— Я думаю, образование нашей страны тоже сопровождалось изрядной неразберихой, но мы как-то справились. На самом деле, — я потянулась к своей стопке книг, — у меня тут есть описание.
Я вытащила дневник Грегори и принялась искать нужную страницу.
— Мы еще в эфире? — проревел король.
— Нет, ваше величество, — отозвался кто-то.
Я вскинула глаза и увидела, что лампочки, которые обычно сигнализировали о том, что работают камеры, не горят. Каким-то жестом, которого я не заметила, король распорядился прервать выпуск «Вестей».
Он поднялся:
— Направьте их на пол.
Все камеры уткнули объективами в пол. Король подлетел ко мне и вырвал у меня из рук дневник.
— Где ты это взяла? — рявкнул он.
— Отец, перестань! — подскочил встревоженный Максон.
— Где она это взяла? Отвечай!
— Это я ей дал, — признался Максон. — Мы искали, что такое Хеллоуин. Он писал об этом в дневниках, и я подумал, что ей интересно будет узнать об этом побольше.
— Идиот! — выплюнул король. — Так я и знал, что надо было тебе дать их прочитать раньше. Никакого от тебя толку! Ты понятия не имеешь о своих обязанностях!
Ох, только не это. Только не это.
— Чтобы к вечеру духу ее во дворце не было! — распорядился король Кларксон. — Я по горло сыт ее выходками.
Я съежилась и отступила, пытаясь очутиться как можно дальше от короля, но чтобы это не бросалось в глаза. Постаралась даже не дышать слишком громко. Посмотрела на девушек, сосредоточившись почему-то на Селесте. Я ожидала увидеть на ее лице улыбку, но ей явно было не по себе. Никогда еще король не впадал в такую ярость.
— Ты не можешь отправить ее домой. Это мой выбор, и я говорю, что она остается, — спокойно возразил Максон.
— Максон Калике Шрив, я король Иллеа, и я говорю…
— Можешь хотя бы на пять минут перестать быть королем и побыть просто моим отцом?! — заорал Максон. — Это мой выбор. Ты принимаешь свои решения, и я тоже хочу принимать свои. Никто никуда не поедет, пока я не скажу!
Я заметила, как Натали прижалась к Элизе. Обеих, похоже, била дрожь.
— Эмберли, отнеси это на место, — сказал король, сунув дневник ей в руки. Королева кивнула, но никуда не пошла. — Максон, я жду тебя в моем кабинете.
Я не сводила с принца глаз, и, возможно, мне это только показалось, но в его взгляде промелькнуло паническое выражение.
— Или, — предложил король, — я могу просто поговорить с ней сам. — Он кивнул в мою сторону.
— Нет, — поспешно ответил Максон, вскидывая руку в защитном жесте. — Это излишне. — Девушки, — добавил он, поворачиваясь к нам, — почему бы вам всем не подняться к себе? Ужин подадут в ваши комнаты. — Он помолчал. — Америка, думаю, тебе стоит собрать вещи. Просто на всякий случай.
Король улыбнулся. На фоне недавней вспышки это выглядело зловеще.
— Превосходная идея. На выход, сын.
Я посмотрела на Максона. Вид у него был убитый. Мне стало стыдно. Принц открыл рот, чтобы что-то сказать, но лишь покачал головой и двинулся прочь. Крисс ломала руки, провожая его взглядом. Я ее понимала. Во всем этом было что-то угрожающее.
— Кларксон, — негромко сказала королева Эмберли. — Осталось еще одно дело.
— Какое еще дело? — раздраженно бросил он.
— Ну, новости же, — напомнила она ему.
— Ах да. — Он опять подошел к нам.
Я поспешила вернуться в свое кресло, чтобы не оказаться снова совсем рядом с ним. Голос короля звучал твердо и спокойно.
— Натали, мы не хотели сообщать тебе об этом перед эфиром, но мы получили плохие новости.
— Плохие новости? — эхом отозвалась она, беспокойно теребя ожерелье.
Король подошел еще ближе:
— Да. К моему огромному сожалению, похоже, сегодня утром твою сестру захватили повстанцы.
— Что? — прошептала она.
— Днем было обнаружено ее тело. Прими наши соболезнования.
К чести короля, в его голосе и в самом деле звучало что-то близкое к сочувствию, хотя он произнес эти слова так, словно тренировался выражать соболезнования, а не демонстрировал подлинные чувства. Он быстро вернулся к Максону и грубо вывел его за дверь. Натали душераздирающе закричала. Королева бросилась к ней, принялась гладить по волосам, пытаясь успокоить. Селеста, никогда не отличавшаяся сострадательностью, молча вышла. Ошеломленная Элиза последовала за ней. Крисс задержалась и попыталась утешить Натали, но когда стало понятно, что ее усилия не дают никаких результатов, тоже вышла. Королева сказала Натали, что на всякий случай к ее родителям приставят охрану и что она может поехать на похороны, если захочет. Все это время она не выпускала Натали из объятий.
Все так стремительно и так зловеще изменилось, что я оцепенела в своем кресле.
Когда перед самым лицом у меня мелькнула чья-то рука, я от неожиданности шарахнулась.
— Не пугайтесь, пожалуйста, — сказал Гаврил. — Я просто хотел помочь вам подняться.
Булавка на лацкане у него поблескивала, отражая свет. Я протянула ему руку и поразилась тому, как нетвердо держусь на ногах.
— Должно быть, он очень вас любит, — заметил Гаврил, когда я кое-как поднялась.
Я не смогла заставить себя взглянуть на него.
— Почему вы так говорите?
Гаврил вздохнул:
— Я знаю Максона с детских лет. Никогда еще он не давал такого отпора отцу. — Гаврил отошел от меня и велел членам съемочной группы не распространяться о том, свидетелями чего им довелось сегодня стать.
Я подошла к Натали. Нельзя сказать, что я очень хорошо ее знала, но если я в чем-то и была уверена, так это в том, что она любила свою сестру так же сильно, как я любила Мэй. Сложно представить, какую боль она испытывала.
— Натали, мне очень жаль.
Она кивнула в ответ. Это было самое большее, на что Натали сейчас была способна.
Королева сочувственно взглянула на меня, не зная, как выразить свою печаль.
— И еще… Простите, что так получилось. Я не пыталась… просто…
— Знаю, милая.
В свете того, что случилось с Натали, требовать прощания было бы слишком эгоистично, поэтому я в последний раз сделала перед королевой реверанс и медленно вышла за дверь пожинать все последствия собственноручно организованной катастрофы.