– И что же это за самая драгоценная вещь? – наконец спросил коронель, когда две последние волшебницы медленно подплыли и встали перед правителем, образовав живой щит и опять подняв жезлы в своих руках.

– Дружба, – ответил Эльминстер. – Взаимная. И моя нежность к мудрой и доброй даме. – Он повернулся лицом к Сиринши и склонился в глубоком поклоне, которые обычно человеческие посланники отвешивают королям, достойным истинного уважения.

После долгого молчания, во время которого остальные эльфы таращились на Сиринши, старая чародейка улыбнулась и ответила ему таким же поклоном. Ее глаза ярко блестели, и, кажется, от слез.

Брови у коронеля поползли вверх.

– Даже я, наверное, не сделал бы более мудрый выбор. – наконец сказал он.

Все шесть судей-волшебниц выглядели ошеломленными. А потом они и вовсе задохнулись от изумления и неприкрытого ужаса, когда правитель всего Кормантора склонился в глубоком поклоне перед Эльминстером.

– Я удостоен чести вашего присутствия в этом прекраснейшем из королевств. Добро пожаловать к нам на тех же правах, что и любой из нашего народа. Кормантор открыт для вас!

– Кормантор открыт для вас! – хором пропели волшебницы, хотя в их голосе явно слышался страх. Эльминстер улыбнулся коронелю, но повернулся, чтобы обнять Сиринши. Слезы потекли по ее увядающим щекам, когда она подняла на него глаза. Тогда он поцелуями постарался отереть их.

И опять, как перед появлением Эла в хранилище, опустилась бархатная тьма и покатилась прочь, чтобы явить огромный и светлый зал, в котором во всем своем блеске толпились эльфы.

Вся изумленная толпа корманторского Суда услышала звонкое и отчетливое:

– Кормантор открыт для вас!

К тому времени, как немного неуверенно Итритра прошла к водоему в новых сапожках по лесной дорожке, прием был уже в полном разгаре.

– Откровенно говоря, благородные дамы, – говорила Дьюла Эвендаск кому-то по секрету так громко, что листва на деревьях с лунной корой вздрагивала, – меня, не волнует, что говорят ваши старейшины! Коронель сошел с ума! Окончательно сошел с ума!

– Вам, разумеется, безумство знакомо лучше, чем кому-либо из нас, – себе под нос буркнула Итритра, ставя бокал на парящий в воздухе поднос. Эльфийская дева распустила шнуровку тесноватых, высоких, до бедра, серебристых сапожек. Какое облегчение ходить без них! Что и говорить, благодаря этим каблукам она была выше любого слуги, но как же на них тяжело ходить! Эта человеческая мода настолько же безумна, насколько бесстыдны сами люди.

Итритра повесила кружевное платье на вепсу и стала расправлять оборки на нижнем, купальном, платье до тех пор пока они не легли как положено. Затем она взглянула на себя в подвешенное на тенистом дереве овальное зеркало, отражавшее ее во весь рост.

Когда она заглянула в зеркало, то ей показалось, что в нем кружатся какие-то завитки, локоны, ленты. Тут же ей припомнилось, как кое-кто из дам шептался, будто это зеркало иногда служило Торнгларам калиткой, ведущей в самые темные и грязные улицы человеческих городов. Дамы Ториглара занимались делами, к которым Кормантор относился неодобрительно. Говорили, что они были постоянными покупателями у человеческих торговцев. А теперь дамы Торнглара…

Тут она поджала губы и решительно отогнала эта мысли. Фасоны, вот что отправлялась искать Алаглосса Торигларода; только фасоны, и ничего больше…

Итритра слегка улыбнулась знаменитому зеркалу. У нее сегодня новая прическа в виде лиры, символа ее рода. Ее уши гордо стояли торчком, их подрумяненные кончики не портила всякая безвкусица вроде драгоценностей. Она повернулась перед зеркалом одной стороной, потом другой. Все самоцветы, прикрепленные по бокам, были на месте. Напоследок она послала отражению в зеркале воздушный поцелуй. Неплохо.

Каждый четвертый день после легкой закуски в час высокого солнца дамы всех пяти старейших династий собирались возле Сатирданс Пула, небольшого водоема в частном парке позади многобашенного особняка дома Торнглара. Они купались в теплой воде, в которую, на всякий случай, добавлялась розовая вода с пряным ароматом, и потягивали из высоких зеленых резных бокалов вино, настоянное на летней мяте. Подносы со сластями и заслуженно известными на протяжении многих лет прекрасными винами Торнглара свободно плавали между ними. Но истинная причина, по которой дамы снова и снова возвращались на это самое место, была в другом: сплетни.

Итритра Морнмист присоединилась к щебечущей компании и, как всегда, поприветствовала ее тихой улыбкой. Она уже начала спускаться в теплую, успокаивающую воду, млея от удовольствия, когда заметила, что только ее бокал остался полным. А почему не наполнены остальные? Где, спрашивается, слуги?

Хозяйка дома заметила взгляд Итритры, прервала беседу и, наклонившись к ней, тоном заговорщицы сообщила:

– О дорогая, я их отослала прочь, мы сами будем наполнять свои бокалы… Ведь не каждый день приходится обсуждать измену короне!

– Измену короне? Какими изменами может заниматься коронель? Этот эльф такой старый, что вряд ли он может соображать, не говоря уж о жизнеспособности вообще! – воскликнула Итритра, вызвав взрыв смеха тех дам, что уже сидели в воде.

– Ах, вы же у нас вне пределов досягаемости, дорогая Итритра. Очевидно потому, что все время проводите в своих подвалах, корчуя грибы, чтобы заработать на жизнь, – съязвила Дьюла Эвендаск. От такой грубости добродетельная Алаглосса Торнглар закатила к небу глаза.

– Что ж, это, по крайней мере, доказывает моим старейшинам, что я умею работать, – отозвалась Итритра. – Кроме того, это позволяет избежать окончательного исчезновения нашего дома – вы тоже можете попробовать… или, ну, в общем, я не предлагаю…

Силиврен Дэданс, самая тихая и вежливая из присутствующих дам, что-то буркнула в бокал, который наполняла в этот момент, и решила, что благоразумнее всего остудить тон беседы. Поставив бокал на поднос, она закрыла графин и вернула его на нужное место в маленьком ручейке среди кустарника.

– Весь город говорит об этом, – спокойно объяснила она, – Коронель посвятил в арматоры королевства какого-то человека! К тому же мужчину! Вора, который украл кийру первого дома, ворвался к ним, чтобы украсть заклинания и ограбить их дам!

– Это не дом ли Старима, а? – суховато спросила Итритра. – Между старым Элтаргримом и нашими самыми благородными домами никогда не было большой любви.

– Дом Старима служит Кормантору лет на тысячу больше, чем любой другой, какой я могу назвать, – неохотно возразила Пуингара Лорил. – Корманторцы истинно благородного духа не считают их гордость чрезмерной.

– Корманторцы истинно благородного духа вообще не позволяют себе спесивости, – нежно отозвалась Итритра.

– Ох, Итритра! Вы всегда скажете, как отрежете, язык у вас что клинок! Не знаю, как ваш лорд вас терпит! – сказала Дьюла Эвендаск, раздраженная тем, что перестала быть центром внимания.

– Я слышала как, – заметила Алаглосса Торнглар, глядя вверх, на листву.

Итритра вспыхнула румянцем, потому что дамы, сидящие в воде, захихикали. Дьюла тоже расхохоталась, а потом поспешила опять перехватить всеобщее внимание. Сегодня кончики ее ушей почти свисали под тяжестью драгоценных камней, подвешенных рядами:

– Гордые Старимы или не гордые, но это не они, – оживлённо сообщила она. – Это дом Аластрарра. В Суде говорят, что оба судейских мага скорее готовы бросить вызов перед алтарем Кодлерона, чем позволить человеку разгуливать среди нас, жить в городе и уж тем более позволить хотя бы одному из них именоваться арматором! Кое-кто из молодых арматоров, не из лордов, а те, которым почти нечего терять, уже были во дворце, преломили свои клинки и швырнули их обломки к ногам коронеля! Один даже бросил их прямо в самого Элтаргрима!