Лунный свет коснулся деревьев Кормантора. Где-то далеко на севере завыл волк.

Откуда-то совсем близко из-за деревьев раздался ответный вой, но нагая, трепещущая эльфийская леди, которая бесцельно и бессмысленно ползла вниз по заросшему склону, этого, казалось, не услышала. Она немного соскользнула вниз, а остальную часть пути проделала лицом вниз.

Ее волосы сбились в грязную массу, руки и ноги во многих местах казались черными в бледно-голубом лунном свете, там, где они сочились кровью:

Волк выскочил на поросшие мхом камни наверху склона и стоял, обратив вниз горящие глаза. Какая легкая добыча! Он понесся вниз самым удобным путем: спешить было некуда – задыхающаяся, бормочущая женщина никуда не денется.

Когда зверь скачками подобрался ближе, она даже перевернулась на спину, чтобы подставить свою грудь и глотку жадным челюстям, и лежала, купаясь в лунном свете, выкрикивая что-то бессвязное. При виде такого бесстрашия подозрительный волк на мгновение остановился, а потом приготовился к прыжку. После того как горло жертвы будет вырвано, у него еще с избытком останется времени, чтобы настороженно принюхаться, если где-нибудь поблизости есть кто-то из ее породы.

Лесной паук, который уже некоторое время осторожно пробирался поверху следом за рыдающим эльфом, при виде волка попятился и спрятался. Возможно, этой ночью удастся добыть даже две кровавые пищи, а не одну.

Волк прыгнул.

Симрустар Аугламир так никогда и не увидела одинокую светло-голубую звезду, сверкнувшую над ее раскрытыми губами. Как не услышала и испуганного, резко оборвавшегося визга волка, как и опустившейся вслед за этим тишины.

Несколько шерстинок из волчьего хвоста – вот и все, что от него осталось, – плавно опустились на ее бедро. И тут кто-то невидимый произнес:

– Несчастная гордыня. Погубленное магией пусть магией и восстановится.

От земли взвилось кольцо звезд, потом вокруг Симрустар вспыхнул светло-голубой круг. Паук отскочил от внезапного сияния и стал ждать. Свет означал для него огонь и смерть.

Когда светящийся круг исчез и остался только лунный свет, паук снова двинулся вниз по дереву, на этот раз довольно бойко, небольшими перебежками и скачками. Сильнее голода была только его ярость, когда, добравшись до помятых листьев там, где ползла добыча, он обнаружил пустое место. Бесследно исчезла! Как и волк! Озадаченный паук некоторое время поискал вокруг, а потом побрел обратно в лес, вздыхая тяжко и громко, словно потерявшийся эльф… или человек.

Кстати, о человеке. В нем так много жира, крови и соков… Давно потускневшие воспоминания расшевелили паука, и он торопливо поднялся на дерево. Люди живут где-то там, далеко, и…

Голова гигантской змеи метнулась вперед, челюсти, щелкнули только один раз, и паук исчез. Он даже не успел испугаться, даже пожалеть о том, что выбрал не то дерево.

Весенний день. Прошло двадцать лет с тех пор, как Эльминстер познакомился с Маской. И вот золотой, блестящий символ так неожиданно предстал в воображении аталантарца, символ, о котором он почти забыл.

Эл встревожился не на шутку. Знак медленно поворачивался, зашевелились в человеческом сознании другие, давно преданные забвению воспоминания. Мистра. Он услышал собственный зов, и взгляд упал на него – ее взгляд. Он не видел, но благоговейно ощущал бремя ее заботы: глубокой, теплой, необыкновенной, более могущественной, чем самые яростные взгляды Маски, и более любящей, чем… чем…

Накасия.

Оттуда, где Эл качался в огромной накаленной сети заклинаний, которую все утро человек и эльфийский колдун создавали вместе, он взглянул вниз, на Накасию. И их взгляды встретились.

У нее были темные, влажные и очень большие глаза, и сейчас, когда она смотрела на него, в них было страстное томление. Губы затрепетали и беззвучно произнесли его имя.

Это было все, на что она осмелилась. Эл подавил внезапное желание лягнуть волшебника в маске, который плавал спиной к ним не слишком далеко, сплетая собственное заклинание. Принц быстро подмигнул ей и отвернулся: мастер слишком часто копался в их умах, чтобы от него могла укрыться обоюдная нежность его подопечных. И так уж таинственный эльфийский маг повадился заставлять Накасию шлепать человеческого ученика, он вообще старался держать ее подальше от Эльминстера и резко выговаривал, если она заговаривала с аталантарцем.

Маска редко заставлял ученика что-нибудь делать. Казалось, он наблюдал за Элом и чего-то ждал. Одним из удовольствий (маг этого и не скрывал), ради которых он следил за человеком, было наказание своего подмастерья за любое вызывающее действие. Вспомнив о некоторых таких наказаниях, Эл непроизвольно вздрогнул.

Он рискнул бросить еще один взгляд на Накасию и обнаружил, что она делает то же самое. Их взгляды встретились, и оба поспешно отвели глаза. Эл стиснул зубы и начал медленно подниматься по паутине заклинания. Лишь бы двигаться, лишь бы чем-нибудь заняться.

Чтобы вытолкнуть из воображения улыбающееся лицо Накасии, он подумал о Мистре. Ох, Мистра, как мне нужны твои наставления… Неужели все эти годы рабства тоже были частью твоего плана?

Мир вокруг него вдруг начал мерцать, и внезапно он оказался на горном лугу. Он узнал это поле над Хелдоном: когда-то, еще мальчиком, он здесь пас овец.

Над лугом носился ветерок, и стало зябко. Ничего удивительного – ведь он был совершенно нагим.

Подняв голову, он обнаружил, что смотрит на волшебницу, у которой он так давно, много-много лет назад, и так долго учился: Мириала, известная под именем Темноокая. Большие темные глаза, из-за которых ее так называли, сейчас показались еще глубже и завораживали еще больше. Она тоже разглядывала его, склонившись в воздухе над примятой травой. Ветер не касался ее атласных одежд.

Мириалой была Мистра.

Эл нерешительно протянул к ней руку.

– Великая леди, – едва слышно прошептал он, – это правда вы? Через столько лет?

– Конечно, – ответила богиня, ее глаза были двумя глубокими манящими озерами. – Как ты можешь сомневаться во мне?

Эл едва не поежился от внезапно охватившего его стыда. Он пал на колени и опустил глаза:

– Я… я не прав, я ошибался, и… и потом, просто это было так давно, и…

– Не так уж давно для эльфа, – ласково возразила Мистра. – Наконец-то ты начинаешь учиться терпению. Или ты и вправду уже отчаялся?

Эльминстер смотрел на нее, глаза у него заблестели, он поймал себя на том, что вот-вот может разрыдаться.

– Нет! – вскрикнул он. – Ты же видишь и знаешь, что я делаю назначенное тобой. И… и я все еще нуждаюсь в руководстве.

Мистра улыбнулась ему:

– Наконец-то ты знаешь, что тебе необходимо. Некоторые этого так никогда и не понимают, впустую и с успехом портят себе жизнь, не совершив ничего, чего рядом с ними достиг Фэйрун. Осознают ли они это когда-нибудь? – Она подняла руку, и улыбка ее изменилась. – Подумай над этим еще, дорогой мой избранник: большинство народа в Фэйруне никогда не имело такого наставника и все еще учится стоять на собственных ногах без помощи. Они следуют собственным представлениям о том, как должна идти их жизнь, и совершают собственные ошибки. И ты, конечно, в полной мере владеешь этим талантом.