– Конечно есть, – ответила она. – Но зачем?

– Я думаю, что завоевать уважение лорда Эвендаска, – безапелляционно заявила леди Лорил, – можно наутро после его очередной попойки, когда он стонет и ругает сыновей за то, что они своими насмешками и буйным весельем испортили ему ночь. Именно тогда нужно взять бутылку тройного хереса и выпить прямо у него на глазах. А затем все ему выложить, решительно и без крика. Пока он будет разевать рот от того, что его нежная леди превратилась в рыкающего льва, вы сможете надлежащим образом отчитать его и объявить, что не видите в его бесчинствах никакой необходимости.

– А потом что? – спросила Дьюла, побледнев лицом от одной только мысли, что ей придется стоять лицом к лицу с лордом.

– Потом вы можете перец всем домом отказать ему в постели, – посоветовала решительная Пуингара. – И скажете ему, что еженощные возлияния непростительны и не могут оправдать пренебрежения вами, тогда как вам, да и остальным, все время приходится спотыкаться об идиота, выставляющего на осмеяние честь дома.

На мгновение воцарилась тишина, а потом раздался смех, сначала тихий, а потом переросший в хохот, как только до всех дошла вся важность слов, сказанных Пуингарой.

Первой перестала смеяться Силиврен:

– Вы хотите, чтобы мы применяли этот фокус с тройным хересом до тех пор, пока не сможем влиять на своих лордов? Пуингара, мы же умрем. – Она содрогнулась. – Я имею в виду, что эта дрянь сжигает внутренности не хуже огня.

Леди Лорил пожала плечами:

– Для того чтобы справиться с лордом, достаточно нескольких бокалов без слез и дрожи. А, кроме того, мы сплетем заклинания, и вино будет превращаться в воду, едва коснется губ. Мы достойны уважения и не считаем, что озабоченность делами королевства можно топить в вине, как это делают наши лорды. Почему, вы думаете, они так пьют? Ведь они видят то же, что и Итритра! И пьют потому, что не хотят этого видеть, не хотят взглянуть этому в лицо.

– Значит, для того чтобы заполучить Имбраскара в свою опочивальню, я должна оскорбить его перед всем домом? – еле слышно пролепетала Дьюла. – И что потом? Да он просто обзовет меня слабоумным ничтожеством и выбросит мои кости из окна, а сам назавтра же отправится искать себе леди помоложе.

– Нет, если вы осадите его таким же взрывом слов, какой нам выдала Итритра, – возразила ей Алаглосса. – Даже если он не согласится, то будет поражен, что вы задумываетесь о подобных вещах. Возможно, он начнет спорить с вами, как с равной… А после этого вы ему сообщите, что пришли к нему только ради этого спора. И только тогда, может быть, допустите его в свою постель.

Дьюла какое-то мгновение смотрела на нее, а потом начала дико хохотать:

– О, благослови нас всех, Ханали! Если бы мне хватило сил и решимости пройти через это…

– Леди Эвендаск, – официальным тоном обратилась к ней Итритра, – не будете ли вы возражать, если мы вчетвером сплетем для вас одно-два заклинания, чтобы… ну, что ли, помочь вам с нужными словами в тяжелую минуту?

Дьюла разинула рот, а потом медленно оглядела весь водоем:

– Вы это сделаете?

– Мы все могли бы извлечь пользу из такого заклинания, – медленно и задумчиво произнесла Пуингара. – Умница, Итритра. – Она повернулась к Алаглоссе, – Поднимите херес, дамы. Кажется, у меня есть тост.

– Хотя пришло время, когда я и другие маги должны преподать вам некоторые заклинания нашего народа, – сказала Сиринши, – но сейчас вам нужно побеспокоиться о безопасности, Эльминстер. – Она улыбнулась. – Не вынуждайте меня рассказывать об угрозе.

Эл кивнул:

– Вот почему вы привели меня сюда? – Он оглядел грязные, затянутые паутиной пыльные стены и спросил: – А что это за место?

– Священный склеп нашего народа – башня с привидениями. Когда-то она была домом первого гордого и доблестного дома, который попытался возвыситься над всеми остальными. Дом Длардрагета.

– А что с ними случилось?

– Они искали расположения злых духов сновидений и дьявола в виде женщины, приходящей ночью к спящим мужчинам. Они хотели вывести самую сильную расу. Не многие пережили эти отношения. Еще меньше смогли впоследствии родить. И все эльфы ополчились на них. Оставшиеся в живых были обнесены здесь крепостной стеной самых сильных заклинаний до своих последних дней. – Сиринши задумчиво погладила рукой колонну, не сумев скрыть облегчения на хитроватом лице. – Некоторые из этих заклинаний все еще держатся, хотя больше чем тысячу лет назад смелые молодые лорды Кормантора прорывались сюда для того, чтобы ограбить этот замок. Род Длардагета был самым богатым. Они не много нашли ценного, но все, что смогли найти, забрали. А еще они нарушили силу слова, которое сдерживало здешних призраков.

– Призраков? – спокойно уточнил Эльминстер. Сиринши кивнула:

– Да, здесь их несколько, но из-за них не стоит беспокоиться. Вопрос, скорее, в том, чтобы нас не побеспокоил кто-нибудь другой.

– Вы собираетесь учить меня магии?

– Нет. – Сиринши подплыла ближе и встала прямо перед ним. – Вы будете учить меня магии.

Эльминстер вздернул брови:

– Я?..

– Вот по ней, – спокойно добавила она, протянула пустые руки, и вдруг на них появилась его книга заклинаний.

Она немного пошатнулась под ее весом, и он машинально забрал у нее книгу. Да, это была его книга. Та самая, которую он оставил в седельной сумке, там, в папоротниковой лощине глухого леса, где патруль Белого Ворона встретился со слишком большим количеством рукхов.

– Моя глубочайшая благодарность, леди, – признался Эльминстер, опустившись на одно колено, чтобы стать одного с ней роста и не возвышаться над ней башней. – Рискну показаться неблагодарным, но не будут ли те, кого расстроило, что человек был назван арматором, ожидать от меня каких-нибудь обязательств в соответствии с моим рангом? Не взыщут ли с меня?

– Взыщут, и довольно скоро, – сурово отрезала Сиринши. – И интриг, и заговоров, и разных проектов уже сейчас предостаточно даже среди тех, кто не желает вам зла. Эльфы немного пресыщены впечатлениями, и все, хоть сколько-нибудь интересное, становится чем-то вроде развлечения для всех наших домов. Но слишком часто азарт разрушает или даже губит то, с чем они играют.

– Эльфы становятся все больше похожими на людей, – заметил Эл, усевшись на кусок колонны.

– Как вы смеете! – взорвалась чародейка. И он, подняв взгляд, успел заметить улыбку под рукой, протянутой к его космам. – Как вы смеете говорить правду мне, – проворчала она. – Это позволено делать избранным эльфам, и далеко не все из них это делают, и то в качестве редкого удовольствия или для разнообразия.

– Как так? Разве эльфы не честны? – поддразнил ее Эл, потому что глаза ее подозрительно заблестели, что опять могло быть слезами, подступающими к ее старым глазам.

– Давайте скажем так, некоторые из нас слишком любят жизненные блага, – с улыбкой сказала она, неторопливо отлетев от него. Потом, повернувшись, добавила: – А другие слишком пресытились и изнывают от вселенской скуки.

При этих словах за спиной у Сиринши поднялась тьма, и внезапно протянулась лапа с когтями. Эл с криком бросился вперед, но когти пронзили старого эльфа насквозь и пронеслись прочь, оставив после себя только писклявое рыдание. Вскоре звуки пропали где-то вдали.

Эл наблюдал за происходящим, потом опять повернулся к маленькой чародейке.

– Один из призраков? – спросил он, вздернув брови.

Она кивнула:

– Они тоже хотят изучать вашу магию.

Он улыбнулся, но потом, когда увидел выражение ее лица, ухмылка медленно сползла с его губ.

– Вы не шутите, – почти невежливо сказал он. Она покачала головой. Опять печаль вернулась в ее глаза.

– Надеюсь, вы начинаете понимать, насколько вы и другие, вроде вас, нужны моему народу. Для того чтобы вдохнуть в нас новые идеи, пробудить пламенный дух, который заставит каждого из нас подняться над Фэйруном и научиться жить в согласии с людьми, с нашими полуродственниками и с малыми народами, даже с карликами, как о том мечтает коронель. Он так ясно видит, что мы должны делать… А высокородные наши династии со всем своим алмазным упорством не желают видеть ничего. Мечтают только о том, чтобы эта дремота длилась как можно дольше и чтобы они при этом оставались на вершине всего.