Эл осторожно, с бесконечным терпением подплывал все ближе, осмотрительно вытягивая перед собой самую тонкую струйку дыма, чтобы коснуться пульсирующей голубизны.

Сияние продолжало пульсировать, внешне никак не меняясь, а он по-прежнему ничего не почувствовал. Тогда он продвинулся еще дальше, быстро и легко дотронулся дымным пальцем до трех камней, висящих на цепочках прекрасной работы под потолком огромной шкатулки Дьюлы Эвендаск.

Он снова ничего не почувствовал, и в волшебстве, кажется, тоже ничего не поменялось. Не без внутреннего сопротивления он подтянулся еще ближе. Никаких признаков боли или распада, и никаких волшебных трансформаций. Подавшись назад, он опять пересек комнату, покрутился немного вокруг лорда и леди Эвендаск, которые в этот момент мурлыкали, друг другу на ухо что-то нежное, выдавая сильное желание. Потом он промчался через всю комнату, целясь прямо в волшебный щит вокруг драгоценностей.

Эл почти достиг цели. Он прорвался к центру шкатулки, не задев ни одного колечка, и выскочил с другой стороны, снова миновав преграду и затормозив в развороте буквально в нескольких дюймах от стены.

Позади него сияла «вуаль», так и не изменив своего вида. Эл отметил это с некоторым удовлетворением, когда нарочно обернулся, чтобы посмотреть, как ведет себя защита. Глядя на томные танцы парящей в воздухе парочки эльфов, он улыбнулся – или попробовал это сделать – и выскочил из овального окна наружу, в парк. Нужно было набирать знания.

Эльминстер хотел найти коронеля, дабы убедиться, что кровожадные ардаванши – или, хуже того, маги-старейшины самых высокородных домов, к которым принадлежала отчаянная молодежь, – не настолько еще потеряли рассудок, чтобы ударить по сердцу и голове королевства.

Потом следовало принять, если потребуется, меры к тому, чтобы высокочтимый лорд высочайшего Кормантора остался невредим. А затем, если к тому времени нынешнее его состояние не пройдет само собой, найти время, чтобы разыскать Сиринши и получить обратно тело человека.

Эл повернул в том направлении, где, по его понятиям, должен располагаться дворец, потом поднялся выше, над верхушками деревьев, и прибавил скорости, огибая башни, глядя вниз на красоты Кормантора.

Вот, например, парки, немного похожие на зеленые водоемы. Деревья в них растут полумесяцем, чтобы между ними и под их защитой можно было расположиться на небольших мшистых полянах. А там – каменные шпили, вокруг которых поднимаются верхушки гигантских деревьев с тщательно ухоженными ветвями в кружевах сочной листвы. Везде открытые в коре небольшие окна и, насколько хватало глаз, фигурки молодых эльфов, танцующих или занимающихся борьбой. А вон флаги из прозрачного шелка колышутся на ветру, как легчайшие паутинки. Видны были и вращающиеся дома, искрящиеся на солнце отблесками стеклянных украшений, что свисали с балконов и оконных створок, как замороженные капли дождя.

Эл смотрел на это все с неподдельным восхищением, как в первый раз. За всеми взрывами и драками он совсем забыл, как хороши могут быть творения эльфов. Но, к сожалению, если старейшие эльфийские дома будут продолжать в том же духе, то человеческие особи никогда не увидят ни одного из этих творений, а немногие незваные гости, вроде некоего Эльминстера Омара, столь мало оставались бы живыми, что просто никому не успели бы рассказать об увиденных красотах и блеске.

Через некоторое время он выбрался из лабиринта многооконных зданий и с трудом пробрался сквозь стену, таившую в себе несколько заклинаний. За ней располагался сад с множеством водоемов и статуй. Сад, как понял Эльминстер, продвигаясь все дальше и дальше, был очень велик.

И все же он не был похож на дворцовый сад коронеля. Где же?..

Нет, это был не дворец. Это был огромный холм зелени, из которой выглядывали окна или стройные башни. Крылья особняка, заросшие плющом, спускались к ленивому потоку. Вода спокойно скользила мимо островков, которые напоминали глыбы мха, связанные между собой арками легких мостиков.

Это был самый красивый особняк из всех виденных Элом. Он повернул к ближайшему окну. По обыкновению, в нем тоже не было стекла: вместо него окно прикрывало поле невидимого заклинания, которое предотвращало проникновение любого плотного предмета, но беспрепятственно пропускало дуновения слабого ветерка. Два нарядно одетых эльфа с кубками в руках прислонялись к чему-то невидимому.

– Милорд Мэнделлин, – сказал кто-то тонким начальственным голосом, – едва ли можно думать, что в обычае одного из моих домов легко и быстро объединяться с более молодыми и совсем молодыми семьями. Это поистине наш бич.

– Значит, Лломбаэрт, открытая поддержка Старимов у нас есть?

– О, не думаю, что это так уж необходимо. Тот, кто желает изменить Кормантор и при этом сохранить честь и положение, должен иногда думать и о том, как справиться с последствиями.

– А пока что Старим с улыбкой наблюдает как зритель, – сухо сказал третий голос, – он готов протянуть руку даже самым дерзким домам, если они победят, и разразиться в праведном гневе за грязное предательство, если они потерпят неудачу. Да, такая политика дает Старимам шанс на долгую жизнь и приносит неплохую прибыль. И в то же время ставит весь этот дом перед нелегким вопросом – как читать другим лекции об этике или пользе для королевства.

– Милорд Йесчант, – холодно ответил тонкий голос, – меня не волнуют ваши замечания.

– И все же, лорд спикер Старима, вы можете найти причину для объединения с нами? Ведь вы потеряете больше, чем кто-либо из нас.

– В каком смысле?

– Дом Старима сейчас занимает самое высокое положение среди всех остальных. И если этому безумному плану, в котором коронель убеждает наш Кормантор, позволено будет осуществиться, то Старимы потеряют больше, чем, скажем, дом Ириднэ.

– А есть такой дом? – спросил кто-то из глубины комнаты, но Эл, хоть и подобрался поближе, не услышал никакого ответа.

– Милорды, – поспешил вмешаться лорд Мэнделлин, – давайте оставим в стороне эти разногласия и продолжим загонять оленя. Ради общей пользы надо покончить с правлением коронеля и его безумным Открытием.

– Какую бы цель мы ни преследовали, – с отчаянием произнес густой голос, – это не вернет мне сына. Погубил его человек. Коронель привел этого человека в королевство, но поскольку человек уже мертв, должен умереть и коронель во имя отмщения моего Аэрендила.

– Я тоже потерял сына, лорд Тассарион, – прозвучал еще один, новый, голос, – но из этого не следует, что за смерть моего Лейонадаса надо заплатить кровью правителя Кормантора. Если Элтаргрим должен погибнуть, то для этого необходимо обоснованное решение, принятое ради будущего Кормантора. Он не может стать жертвой кровавой мести.

– Дому Старима лучше многих знакома боль утраты и цена крови, – снова возник тонкий голос Лломбаэрта Старима, лорда спикера дома. – Мы нисколько не хотим умалить боль вашей потери, бесспорно, очень глубокую, но призываем к правосудию. И еще мы полагаем, что вопрос длительности правления коронеля должен рассматриваться как вопрос государственный. Плохой правитель обязан заплатить за свои возмутительные идеи и неспособность править Кормантором, независимо от того, сколько доблестных сыновей королевства погибли из-за его ошибок.

– Могу я предположить, – вступил в разговор кто-то шепелявый, – что мы решаем и вопрос об убийстве коронеля? Те из нас, кто преследует эту цель, – это я сам, лорд Йесчант, лорд Тассарион и лорд Ортоурэ, – согласятся со мной, что мы должны принять непосредственное участие в убийстве, чтобы удовлетворить честь наших домов. Это, в свою очередь, позволит дому Старима идти к нашей цели с руками, чистыми от всего, кроме вопросов преданной защиты Кормантора.

– Хорошо сказано, милорд Беллас, – согласился лорд Мэнделлин. – Все согласны, что коронель должен умереть?

– Все, – ответил нестройный хор.

– И все мы согласны с тем, когда, почему и кто взойдет на трон коронеля после Элтаргрима?