Леди герольд врезалась в толпу нарядных эльфов, как оса, ищущая, кого бы ужалить, и наконец добралась до дряхлого эльфа в простых темных одеждах. Она улыбнулась, повернулась лицом к трону и провозгласила:

– Митантар хочет говорить!

Опять среди придворных поднялся шорох возбужденного перешептывания, три лорда в замешательстве нахмурились, но коронель сделал жест, требуя молчания, и шепот резко оборвался. Когда наступила тишина, леди герольд коснулась рукавом старого мага, и силой ее волшебства его слабый дрожащий голос разнесся по всему просторному залу:

– Я напомнил бы корманторцам, что когда-то, три тысячи лет назад, создавал «поля заклинаний» для мантий, которыми пользовались наши воины. Потом нужда прошла, и я стал заниматься другими вещами. Сейчас мне известно, в каком направлении нужно работать. В былые дни наши создатели легко изменяли волшебство в зависимости от того, какая магия и в какой области действовала. Я создам заклинание, которое сделает то же самое, и дам Кормантору эту мантию. Из конца в конец над этим прекрасным городом раскинется мифал. Дайте мне три сезона, чтобы серьезно подготовиться к этому делу, а потом я представлю вам список того, что мне понадобится.

Некоторое время еще висела тишина, поскольку все ждали, не скажет ли он еще что-нибудь, но Митантар махнул рукой – он сказал все – и отвернулся от герольда. Суд взорвался взбудораженными голосами.

– Милорд, – лорд Малгат бросился к трону и от возбуждения даже воздел руки – очень ему хотелось, чтобы его услышали (наверху Сиринши нацелила на него два жезла, ее лицо стало строгим и решительным), – пожалуйста, выслушайте меня. Обязательно нужно, чтобы этот мифал препятствовал действию магии любого, кто не чисто корманторской крови!

– И он должен, – присоединился к нему взволнованный лорд Халадавар. – защищать нас от зверей, меняющих свой облик, и всех, кто осмелится притворяться эльфом. И даже от некоторых эльфийских лордов!

– Хорошо сказано! – поддержал его лорд Урддаск. – Еще нужно предотвратить перемещение материальных предметов усилием мысли и воли. Иначе каждую ночь к нам будут лезть армии авантюристов в наши ущелья и лощины!

Теперь почти каждый эльф в Суде проталкивался вперед, тряс головой, размахивал руками и выкрикивал собственные предложения. Шум достиг невероятной силы. Коронель, наконец, простер руки, призывая к спокойствию, но это не помогло, и тогда он нажал одну из кнопок, утопленных в подлокотнике трона.

Все были на мгновение ослеплены ярким блеском – вступил в действие легкий световой удар заклинания коронеля. Поэтому почти никто не заметил кинжала, брошенного в коронеля из шеренги придворных. Клинок ударился о защиту, созданную жезлом Сиринши, который она держала в левой руке, и был отправлен в глубокий пустой подвал под северным крылом дворца на хранение.

Это тоже возымело свое действие: все ошеломленно отшатнулись от трона, и наступила полная тишина, нарушаемая только тихими жалобами тех, кто все еще пытался избавить зрение от огненных кругов.

Правитель всего Кормантора ласково сказал:

– Не стоит надеяться, что мифал сможет включить каждое пожелание каждого корманторца, но, разумеется, он должен действовать как можно более приемлемо и надежно. Пожалуйста, выскажите все ваши предложения леди герольду Суда, а она передаст их старшим магам Суда и мне лично. Митантар, примите мою глубочайшую благодарность… и мои надежды, что весь Кормантор скоро отзовется такой же благодарностью. Я желаю, чтобы вы скорее создали начальную версию вашего ми-фала – независимо оттого, насколько он неполон и недоделан, – и представили Суду.

– Высокочтимый лорд, я так и сделаю, – ответил Старый эльф, низко поклонившись. Он снова отвернулся, а высоко над ним у Сиринши широко раскрылись глаза. Возникал или не возникал на какое-то мгновение вокруг его головы круг из девяти искр?

Ладно, сейчас уже все равно ничего не видно. С серьезным лицом Сиринши наблюдала, как задумавшийся о чем-то Митантар ковылял к одному из гобеленов. Мгновением позже ее глаза снова расширились – на этот раз один из жезлов в ее руках слегка подпрыгнул. Это означало, что старику потребовалось куда-то метнуть волшебство.

Митантар благополучно исчез за гобеленом, при этом Олуэваэра с удовольствием отметила, что два самых лучших молодых арматора коронеля в коротких нарядных плащах, создававших, насколько могло видеть ее магическое зрение, защиту от летящего металла, заняли места перед ним и позади него. А собственная мантия Митантара должна была защитить его от любого брошенного заклинания. Таким образом, теперь, когда первому нападению на него удалось помешать, он, невредимый, доберется до своей башни.

Сиринши мрачно наблюдала, как один из придворных в темно-фиолетовой тунике чьего имени и родословной она не знала, бессильно осел на стену, уставившись на свои руки. Его лицо было белым, а рот разинут в безмолвном потрясении.

Прицел ее жезла оказался хорош: теперь его рука стала сухой и похожей на коготь, вся покрылась возрастными пятнами и стала слишком слаба, чтобы удержать смертоносный трехгранный кинжал. Оружие вывалилось и со звоном упало рядом с предателем.

– Должна признаться, я все еще восхищаюсь тем успехом, которого добилась Дьюла, – доверительно сообщила Алаглосса Торнглар, когда слуги уже не могли их услышать. Две группы одетых в ливреи эльфов тщательно записывали все покупки, которые совершали их леди-хозяйки на каждой стороне улицы, и терпеливо стояли, охраняя приобретенное.

– Боюсь, все не так просто, – пробормотала леди Итритра Морнмист.

– В самом деле? А вы видели леди Аугламир? Амарантэ, я имею в виду. Она и сегодня еще как статуя молчит, не двигается. Интересно, не тревожат ли ее ухаживания некоего мага Верховного Суда?

– Нет, – задумчиво возразила Итритра. – тут что-то другое. Она за кого-то беспокоится, но не за себя. Она едва замечает, что на ней надето, и дюжинами рассылает мальчиков-слуг с множеством поручений, бесконечно, час за часом. Она потеряла что-то… или кого-то.

– Интересно, что могло случиться? – Леди Торнглар вздохнула и нахмурилась, прекрасные черты ее лица обрели даже некоторую торжественность. – Я чувствую, что это должно быть серьезно.

– Устраиваем тайные заговоры на улицах, не так ли? – Голос, который приветствовал их, едва ли не сочился спесью. Эландор Ваэлвор, краса и гордость третьего старейшего дома королевства, ликовал по какому-то поводу.

Он надвигался на них, великолепный в черном бархатном жилете, отделанном белыми молниями, пурпурно-красном плаще, ладно облегавшем плечи, и в блестящих высоких сапогах до бедра. Тонкие, изящные пальцы были сплошь усыпаны кольцами, а украшенный драгоценными камнями меч был так длинен, что на каждом шагу бил его по лодыжкам. Обе леди с бесстрастными лицами наблюдали за его величественной поступью.

Эландор, кажется, почувствовал их молчаливое неодобрение: он нахмурил брови, сцепил руки за спиной и начал крутить пальцами.

– Хотя есть что-то свеженькое и забавное, – легко сказал он, – в том, что молодежь самых решительных домов Кормантора выросла, наконец, и заинтересовалась делами королевства. Но должен предостеречь вас, леди, что чересчур много говорить о важных делах – плохое, нет, очень плохое занятие. Недавно я с огромным сожалением был вынужден ограничить одну своенравную даму, леди Симрустар Аугламир. Возможно, вы об этом слышали что-нибудь, перенесенное на печальных ветрах сплетен.

Мучительное любопытство в голосе и выгнутые аркой брови подсказывали ответ, но несколько смущало, что дамы молчали, не отводя от него презрительно-пристальных взглядов.

Глаза лорда вспыхнули раздражением. Он круто, щегольски взметнул плащом и повернул прочь от дам. Потом Эландор приложил руку к груди, театрально вздохнул и опять повернулся к ним.

– Мне было весьма огорчительно слышать, – пылко заявил он, – как весь город обсуждает такие же трагические новости, касающиеся чести гордых леди домов Морнмиста и Торнглара. Мало ли какие еще несчастья могут случиться с любой эльфийской девой, которая не знает своего места, но все равно стремится… в новый Кормантор.