Некоторое время спустя два воина из дозора галопом подскакали к Терарну Гаштеку.

— Город, повелитель! Маленький — взять его можно будет без труда.

— Наконец-то. Что ж, проверим наши клинки и посмотрим, что за плоть у жителей Запада — легко ли ее пронзить мечом. А потом поищем добычу покрупнее.— Он повернулся к Элрику.— Ты знаешь этот город?

— Где он расположен? — хрипло спросил Элрик.

— В десяти миль отсюда на юго-запад,— ответил воин.

Хотя и понимая, что город обречен, Элрик все же испытал облегчение. Речь шла о Горджане.

— Я его знаю,— сказал он.

Кавим Седельщик, собиравшийся доставить свое новое изделие на окраинную ферму, увидел вдали всадников, чьи яркие шлемы неожиданно засверкали в лучах выглянувшего из-за туч солнца. Эти всадники, вне всяких сомнений, пришли из Плачущей пустоши. Кавим сразу же почувствовал угрозу в их неуклонном продвижении.

Кавим развернул коня и в страхе погнал его назад — в город Горджан.

Жирная грязь улицы расплывалась под копытами его коня, его высокий возбужденный крик проникал через закрытые окна:

— Разбойники идут! Разбойники!

Через четверть часа все знатные жители города собрались, чтобы решить, что им делать — бежать или сражаться. Старики советовали бежать. Те, кто помоложе, предпочитали остаться и попытаться отразить возможное нападение. Некоторые утверждали, что их город слишком беден и разбойники обойдут его стороной.

Горожане спорили и ссорились, а тем временем первая волна разбойников подступила к стенам города.

Поняв, что времени на споры больше нет, они поняли и еще одно: что обречены,— но все же бросились на стены, вооружившись чем попало.

Терарн Гаштек кричал варварам, месившим грязь под стенами Горджана:

— Не будем терять время на осаду. Тащите сюда колдуна!

Воины приволокли Дриниджа Бару. Терарн Гаштек вытащил из-под одежды маленького черно-белого кота и поднес к его горлу лезвие ножа.

— Начинай свое колдовство. Мне нужно, чтобы эти стены рухнули как можно скорее.

Чародей нахмурился, ища глазами Элрика, но альбинос отвел взгляд и развернул коня.

Чародей вытащил из поясной сумки горсть порошка и швырнул его в воздух. Сначала порошок превратился в газ, потом — в огненный шар, а затем в лицо — жуткое человеческое лицо, охваченное пламенем.

— Даг-Гадден Разрушитель,— нараспев проговорил Дринидж Бара,— ты блюдешь наш древний договор. Будешь ли ты мне подчиняться?

— Я должен, а потому буду. Приказывай, что я должен делать.

— Разрушить стены этого города и оставить жителей без защиты, как краба без панциря.

— Разрушать доставляет мне удовольствие, и я разрушу эти стены.— Лицо в кольце пламени стало пропадать, видоизменяться, оно завизжало, взмыло вверх и превратилось в цветущий алый полог, закрывший небо.

Потом этот полог накрыл город, и в тот же миг стены Горджана застонали, рухнули и исчезли.

Элрик ужаснулся — если Даг-Гадден окажется в Карлааке, город обречен.

Толпы торжествующих варваров бросились в беззащитный Горджан.

Элрик и Мунглам, избегавшие участия в бойне, ничем не могли помочь горожанам. Зрелище зверского кровопролития производило на них гнетущее впечатление. Они бросились в небольшой дом, который беснующиеся варвары пока не тронули. Внутри они нашли трех детей, которые испуганно жались к девочке постарше, державшей в слабеньких руках старую косу. Дрожа от страха, она приготовилась защищаться.

— Не трать попусту наше время, девочка,— сказал Элрик,— ты рискуешь жизнью. У этого дома есть чердак?

Она кивнула.

— Быстро забирайтесь туда. Мы вас защитим.

Они остались в доме, не желая видеть орущих варваров, которых обуяла жажда крови. Они слушали жуткие звуки резни и ощущали запах смерти и крови.

Варвар, весь забрызганный чужой кровью, тащил за волосы женщину, направляясь в дом, где находились Элрик с Мунгламом. Женщина не пыталась сопротивляться, на ее лице застыла гримаса ужаса от увиденного.

Элрик прорычал:

— Найди себе другое гнездышко, это уже занято.

Человек ответил:

— Здесь хватит места для того, что мне нужно.

И тут напряженное тело Элрика среагировало помимо его воли. Его правая рука метнулась к левому бедру, пальцы сомкнулись на эфесе Буревестника. Меч выскользнул из ножен, а Элрик шагнул вперед. Его малиновые глаза сверкали ненавистью. Он одним ударом убил варвара, а потом нанес уже ненужный удар, разрубая его пополам. Женщина осталась там, где лежала. Сознания она не потеряла, но пошевелиться не могла.

Элрик поднял ее безвольное тело и бережно передал Мунгламу.

— Отведи ее наверх к остальным,— резко бросил он.

Покончив с жителями, варвары приступили к грабежу, а заодно подожгли город. Элрик встал в дверях.

Грабить тут было почти нечего, но, одержимые жаждой разрушать, они давали выход злобе, уничтожая имущество горожан и поджигая разрушенные, разграбленные дома.

Буревестник свободно висел на руке Элрика, который смотрел на горящий город. На его лице тени мешались со зловещими отблесками пламени, рвущегося все выше в туманное небо.

Вокруг него варвары делили свою жалкую добычу. Время от времени раздавались женские вопли, перекрывавшие другие звуки — грубые крики и звон металла.

Потом он услышал звуки, непохожие на те, что раздавались прямо рядом с ним. К голосам разбойников примешивался чей-то новый голос — жалобный, умоляющий. Из дыма появилась группа варваров, во главе которой шел Терарн Гаштек.

В пальцах он сжимал кровавый обрубок — человеческую руку, отсеченную в запястье. За ним шествовали несколько его командиров, которые тащили за собой голого старика. Все его тело было в крови, хлеставшей из обрубков рук.

Увидев Элрика, Терарн Гаштек нахмурился, а потом крикнул:

— Ну, чужеземец, ты видишь, как мы ублажаем наших богов. Наши дары куда лучше, чем та еда и кислое молоко, которое им подносил этот боров. Но скоро он за это ответит, я это обещаю. Правда, священник?

Жалобный вой прекратился, и старик поднял гневные глаза на Элрика. Голос его поднялся до высоты безумного вопля, вызывавшего скорее отвращение, нежели жалость.

— Вы, собаки, можете сколько угодно лаять на меня! — выкрикнул он.— Мират и Т’ааргано отомстят за священника и разрушение храма. Вы принесли сюда огонь — в огне вы и погибнете.— Он вытянул кровавый обрубок руки в сторону Элрика.— А ты... ты предатель, ты предавал не раз, я вижу это по тебе. Хотя сейчас ты...— Священник перевел дыхание.

Элрик облизнул губы.

— Я тот, кто я есть,— сказал он.— А ты — просто жалкий старик, который скоро умрет. Твои боги не могут повредить нам, потому что мы их не почитаем. Я больше не желаю слушать твой безумный бред!

На лице старика-священника было знание и о прошлой пытке, и о грядущей. Казалось, он, взвесив это, выбрал молчание.

— Побереги голос для крика,— сказал Терарн Гаштек потерявшему ощущение реальности священнику.

И тут Элрик сказал:

— Убивать священника — дурное предзнаменование, Поджигатель.

— Ты слабак, мой друг. Мы отдадим его в жертву нашим богам, и это принесет нам удачу. Можешь не сомневаться на сей счет.

Элрик отвернулся. Входя в дом, он услышал крик боли, прорезавший ночной воздух, а последовавший за ним смех вызывал ужас.

Позднее, когда продолжавшие гореть дома все еще освещали округу, Мунглам и Элрик, с тяжелыми тюками на плечах и каждый в обнимку с женщиной, отправились, изображая пьяных, к границе лагеря. Мунглам, оставив тюки и женщин с Элриком, пошел обратно и вскоре вернулся с тремя лошадьми.

Они развязали тюки и выпустили оттуда детей, женщины молча сели в седла, а Элрик с Мунгламом подсадили детей.

Потом лошади поскакали прочь.

— А сейчас,— свирепо сказал Элрик,— мы должны разработать план и попытаться воплотить его, независимо от того, найдет гонец Дивима Слорма или нет. Еще одной такой резни я не вынесу.