Для Авенариуса представляется бесспорным, что перевес ассимиляции над дезассимиляцией — мы назовем это «положительной» жизнеразностью — и перевес дезассимиляции над ассимиляцией — жизнеразность отрицательная — имеют принципиально одинаковое значение, именно — приближают систему к гибели или дегенерации, словом, означают неприспособленность. С биологической точки зрения такой взгляд, хотя до сих пор еще очень распространенный между физиологами, представляется совершенно недопустимым; он противоречит и общей концепции прогресса жизни, и конкретным фактам развития.

Положительная жизнеразность, преобладание ассимиляции означает во всяком случае возрастание энергии системы, именно потенциальной энергии, которая может затем тратиться в жизненном процессе. Очевидно, что в борьбе за жизнь система должна, при прочих равных условиях, сохраняться тем дольше, побеждать тем вернее, чем больше энергии она способна затратить на эту борьбу, чем выше сумма потенциальных сил, которыми располагает система. Поэтому именно положительные жизнеразности представляют из себя количественную сторону биологического прогресса. Наоборот, жизнеразность отрицательная, перевес затрат энергии, ведет к понижению потенциальной энергии системы, к уменьшению ее сил в жизненной борьбе; это количественная деградация системы. Оба типа явлений взаимно противоположны по жизненному значению, и их нельзя ставить под одну скобку.

Всю первую половину жизненного цикла организма, от зарождения до полной зрелости, с полным основанием принято считать прогрессивной эволюцией, возрастанием жизнеспособности организма, силы его сопротивления в жизненной борьбе с внешней природою. Между тем вся эта половина эволюции в своей основе имеет положительные жизнеразности, перевес ассимиляции, то накопление энергии, которое обозначается как «процесс роста» организма. Когда же преобладание переходит на сторону отрицательных жизнеразностей, начинается вторая половина жизненного цикла: энергия системы шаг за шагом падает, система деградирует.

Чтобы устранить еще некоторые сомнения в вопросе о том, как следует истолковать эти основные жизненные факты, я позволю себе привести несколько строк, написанных мною несколько лет тому назад в другой работе[30].

«…Эпоха относительного равновесия — зрелый возраст есть вместе с тем эпоха наибольшей приспособленности системы. Не следует ли вывести из этого, что равновесие системы и должно признаваться ее „идеальным состоянием“?

Чтобы убедиться в том, насколько такая мысль неправильна, достаточно вспомнить те случаи, когда жизненное равновесие достигается преждевременно. Если процесс роста задерживается в детском возрасте, не доходя до нормы, то равновесие системы выступает в соединении с весьма невысокой жизнесохранимостью; жизнесохранимость эта значительно меньше той, которая наблюдается при одинаковых прочих условиях, но при обычном перевесе „питания“ над „работою“.

Впрочем, вряд ли кто станет утверждать, что высокая приспособленность зрелого возраста зависит именно от того, что устранены нормальные жизнеразности детства и юности, перевес „питания“ над „работою“. Вероятно, всякий согласится, что здесь высокая приспособленность достигается в значительной мере именно благодаря этим жизнеразностям, благодаря тому возрастанию энергии системы, которое ими создано».

Все это представляется довольно элементарным и бесспорным. Но такова ли точка зрения Авенариуса? Вот что говорит он в своей «Kritik der reinen Erfahrung» (Bd. 1. S. 63–64):

(«Младенец насильственно удаляется из чрева матери, этого святилища сохранения жизни, он выбрасывается в новую, почти абсолютно иную среду, непривычную, только отчасти благоприятную для поддержания его жизни. Тут он подвергается изменениям, которые возникают для него из условий среды с происходящими в ней переменами; и затем ему предстоит переживать те судьбы, которые с необходимостью навязываются ему типической последовательностью изменений в его собственном цикле развития.

Другими словами: система С путем акта развития перемещается из среды, приблизительно соответствующей идеалу, в среду идеальную.

…Наша ближайшая задача заключается в том, чтобы анализировать изменения системы, а именно постольку, поскольку их приходится рассматривать либо как уменьшения жизнесохранимости системы С, либо как акты-поддержания этой системы при наличности (среди) таких уменьшений».)

Таким образом, для Авенариуса с самого рождения ребенка начинаются «уменьшения жизнесохранимости», которые идут вплоть до наступления смерти и, к счастью, ею заканчиваются. Куда же девается с этой точки зрения весь период прогрессивной эволюции человека?[31] Сущность дела заключается в абсолютном характере самого понятия жизнесохранимости у Авенариуса.

(«Как систему С в ее целом, так и ее составные части — соответственно этому, и ее форменные элементы (клетки. — А.Б.) — мы представляем в процессе возникновения и разрушения; поэтому если для какого-нибудь момента времени мы принимаем означенную наибольшую мыслимую величину жизнесохранения, то тем самым мы принимаем абсолютное сохранение всех частичных систем центрального аппарата и соответственно этому всех форменных элементов: другими словами, идеальная наибольшая жизнесохранимость системы С должна мыслиться как сумма идеально наибольшей жизнесохранимости всех ее составных частей, — всех ее форменных элементов».)

Оперируя с такими «абсолютными» величинами, нельзя, разумеется, дать верной картины прогрессивного развития жизни: всякое, даже самое целесообразное для жизненной борьбы изменение системы представится как нарушение, как «уменьшение» («Verminderung») абсолютного сохранения жизни, которого нигде не наблюдается в природе. В сущности, даже с логической стороны эта концепция очень сомнительна: где есть абсолютный консерватизм, там нет жизни, потому что жизнь немыслима без представления активности, борьбы с внешней средою: а где нет жизни, там неправильно и говорить о какой бы то ни было «величине сохранения жизни». Но даже оставляя это в стороне, концепция идеального консерватизма совершенно несостоятельна с биологической точки зрения.

С тех пор как эволюционные идеи проникли в область наук о жизни, статическое представление о неизменных, абсолютно установленных формах жизни делалось все более непригодным, и день ото дня вытеснялось из научного мышления. Дарвинизм, наконец, довершил гибель этого представления, показав, что условием действительного сохранения жизни является, вообще говоря, изменение ее форм. Только прогрессивное приспособление к среде с ее непрерывно изменяющимися влияниями гарантирует всякой данной форме жизни ее сохранение; и это сохранение означает, конечно, не абсолютный, а только относительный консерватизм. Но зато оно может означать и нечто большее, чем какой бы то ни было консерватизм, — именно возрастание, прогресс жизни. Задача биомеханики — понять этот прогресс, дать его верное и стройное изображение для познающего. Раз такая задача поставлена, формулы, построенные на идее абсолютного консерватизма, становятся познавательно бесполезны.