Принцип «общественного подбора» для социальных наук вовсе не есть нечто по существу новое. Уже классики-экономисты в исследовании экономической жизни, несомненно, стояли на почве этого принципа, хотя, конечно, и не формулировали его определенно; их абстрактный метод имеет именно такой смысл, их понятие «экономической выгоды» выражает именно условия положительного социального подбора, их «конкуренция предприятий» есть один из частных случаев социального подбора вообще; приспособленность или неприспособленность определенных форм к данной (привычной для них самих, именно буржуазной) социальной среде есть то, что они постоянно стремятся выяснить своим абстрактным анализом.

Маркс освободил этот принцип исследования от его буржуазно-статической ограниченности и изучал причинную связь развития и деградации социальных форм в изменяющейся и различной социальной среде. Он расширил метод на всю социальную жизнь, установив необходимую зависимость развития идеологических форм от социального подбора со стороны глубже их лежащих, основных социальных формаций. Но специальной, отчетливой формулировки самого метода он не дал и логической его связи с современными методами наук о жизни вообще он не установил. Да иначе и быть не могло, потому что Маркс выполнил коренное преобразование социальных наук как раз в то самое время, когда аналогичная реформа проводилась в науках естественных.

Теперь мы рассмотрим, в каком виде предстанут перед нами основные связи и зависимости социального развития, если их исследовать с точки зрения определенно выясненного принципа социального подбора. После всего изложенного легко предвидеть, что существенных изменений в историко-философской концепции Маркса при этом не окажется: но можно достигнуть большей точности и определенности как в основной ее формулировке, так и в ее частных применениях.

Мы условились под термином «социальный подбор» подразумевать основную жизненную зависимость общественных форм от их социальной среды. Если так, то по отношению к обществу как целому, как жизненной единице это понятие является неподходящим: само общество не подлежит «социальному подбору», потому что оно есть та самая среда, которая обусловливает этот подбор, среда, взятая во всем ее объеме. Среда же, от которой общество как целое зависит в своем развитии и деградации и перед которою оно является как объект подбора, это та, что лежит вне его, — внешняя природа[156].

Отношения общества к этой внешней природе выражаются — так же, как и для всякой другой жизненной формы, — в усвоении и затрате энергии, в «ассимиляции» и «дезассимиляции». Если усвоение энергии из внешней природы преобладает над затратами, то сила общества возрастает, оно находится в состоянии «положительного подбора»; если трата перевешивает усвоение, то сумма энергии понижается, общество подвергается действию «отрицательного подбора». В сущности, все, что говорится о возрастании «власти общества над природою» или «власти природы над обществом», об увеличении или уменьшении «производительных сил общества», — все это служит описательным обозначением этих двух моментов подбора для социального целого.

Общество состоит из человеческих особей, но было бы большой ошибкой считать социальный «обмен энергии» со средою простой суммой физиологического обмена энергии отдельных организмов. В жизни человеческого организма далеко не все функции социальны; а для познания, объединяющего однородное, понятие «социальной системы» имеет смысл и ценность лишь тогда, когда оно охватывает систему социальных и только социальных функций. В дыхании, в кровообращении, в пищеварении отдельного человека нет ровно ничего социального; а эти процессы играют огромную роль в индивидуальном балансе усвоения и траты энергии. Общественная борьба за существование есть нечто совсем иное; она лежит вся в рамках труда и мышления людей; или так как мышление с полным основанием можно рассматривать как частную форму труда, то социальная борьба за жизнь вся заключается в пределах труда, и притом труда социального. Общественный процесс есть процесс сотрудничества людей[157].

Во всякой сложной жизненной системе, а особенно такой максимально сложной, как социальная, приходится различать функции, относящиеся к непосредственной борьбе с внешней природою, и функции, имеющие косвенное, непрямое отношение к этой борьбе. Например, коллективное добывание пищи в виде охоты есть акт непосредственной борьбы за жизнь; коллективное обсуждение способов добывать пищу, составление плана охоты и т. п. — акт, косвенно входящий в систему этой борьбы. Различие отнюдь не в степени социальности тех или других функций — они одинаково социальны и не в их жизненной ценности — они могут быть одинаково важны для жизни; различие только в направлении функций: в первом случае их объектом является внешняя природа, во втором — другие социальные функции. В акте охоты предмет воздействия — птицы, звери и т. д., в акте составления плана охоты — представления людей об этом трудовом процессе. Функции первого рода обозначаются как социально-технические; функции второго рода мы оставим пока без специального обозначения.

Разграничение это для социальной энергетики имеет основное значение. Только в области непосредственной борьбы с природою, только в социально-техническом процессе происходит социальное «усвоение» энергии из внешней среды; тогда как «трата» энергии происходит не только там, но и в остальных областях социальной жизни. Поэтому самая возможность вне-технических социальных функций и их реальные границы определяются всецело тем «избытком» энергии, тем перевесом усвоения над тратою, какой дается в сфере социально-технической жизни. Весь социальный процесс в его целом совершается за счет технического.

Это элементарное положение, совершенно недоступное пониманию теоретиков «исторического идеализма», недоступное, по крайней мере, в своих необходимых выводах, если не в голой формулировке, — это положение составляет действительный базис доктрины исторического монизма.

Прежде чем перейти от основного положения к его необходимым выводам, нам надо принять во внимание и устранить одно очень естественное недоразумение, которое может вызвать у читателя наша формулировка.

Социально-технический процесс есть процесс трудовой. Что в нем затрачивается энергия социального целого, это очевидно само собою; но где же здесь усвоение энергии? Раз мы не признаем социальными функциями индивидуально-физиологические процессы усвоения, как личное потребление, пищеварение, кровообращение и т. п., то возможно ли вообще говорить об «усвоении» энергии из внешней природы, когда дело идет о социальной системе? У нее нет, по-видимому, своих собственных органов и функций усвоения, и бесполезно их искать — система сотрудничества вовсе не есть организм, и все рассуждения о социальном пищеварении, кровообращении и т. д. сводятся к плохим метафорам и аналогиям, способным удовлетворить только отжившую школу социологов-органицистов.

Возражение это всецело исходит из смутного и наивно-материалистического понимания энергетики. «Усвоение» энергии к тому же не вполне удачный термин, до известной степени поддерживающий неясность. Необходимо отчетливо установить понятия.

«Энергия» не заключает в себе ничего абсолютного; это не «субстанция» вещей, а их соотношение. «Сумма энергии» всегда относительная величина, это мера тех изменений, которые одна «вещь» может вызвать в другой «вещи». Когда мы говорим о сумме энергии жизненной системы, то при этом всегда подразумевается: «по отношению к ее среде». Если совершается «усвоение» или «накопление» энергии, это значит, что потенциальная энергия системы по отношению к ее среде возрастает, энергия среды по отношению к ней уменьшается. То и другое может происходить различными способами.