Каково же содержание этих двух конкурирующих группировок? Гамлет, прежде всего, сын великого воина и потомок страшных норманнских витязей. Масса впечатлений его детства связана с войной и военной славой; несомненно, что все его домашнее воспитание, начиная с бесчисленных рассказов о походах и подвигах, кончая постоянными упражнениями со всяким оружием, направлено было именно к тому, чтобы сделать его воином в полном смысле слова. И юношей он не перестает, конечно, интересоваться военном делом и заниматься всем, что к нему относится; он, наверное, хорошо изучил стратегию и всю теорию войны, а по его фехтованию можно судить, насколько ему близка ее практика. Итак, Гамлет — воин; это одна сторона его психологии, одна систематическая группировка его переживаний.
Другая сторона: Гамлет — эстетик, артист, вероятно поэт. Гамлет-юноша жил полной и светлой жизнью в сфере искусства, красоты, любви. Какое глубокое эстетическое воспитание обнаруживается в его беседе с актерами и в тонком изяществе многих его насмешливых замечаний! Сколько поэзии должна была внести в его душевную жизнь юношески свежая, чистая и счастливая любовь к Офелии! Гамлет-эстетик слишком долго жил в атмосфере гармонии, и эта атмосфера стала для него жизненной необходимостью; но такая гармония есть дело счастья, исключительного счастья в наши суровые времена, — и под ее дыханием вырастают слишком нежные, тепличные растения; а когда счастью приходит конец, печальная судьба предстоит нежному растению.
Две личности Гамлета — воин и эстетик — могли уживаться хорошо, пока борьба, кровавая и беспощадная, существовала для него только в воображении да в воинских забавах: в представлениях юноши война эстетична как величественное столкновение грозных сил, и Гамлет-эстетик мог находить наслаждение в воинственных мечтах Гамлета-воина, воина пока еще в возможности, а не в реальности. Но когда суровую борьбу приходится переживать, то эстетике плохо. Получать удары больно, а разрушать чужую жизнь для впечатлительной, тонкой натуры еще больнее; и еще если бы тут текла одна чистая кровь, эстетику было бы легче, но кровь смешивается с грязью, а раны чаще всего отвратительны и неопрятны. Тут надо хитрить, подстерегать, обманывать, а это очень неэстетично. Быть все время в напряженном состоянии, как требует борьба, для нежной души мучительно: гармония жизни возможна только тогда, когда за растратой сил идет исцеляющий отдых, а непрерывное утомление убивает всякую гармонию. Для Гамлета дело обстоит еще хуже, борьба несет для него еще больше противоречий, еще сильнее обостряет разлад между его боевой и его эстетической личностью: врагами оказываются самые близкие ему люди: мать, которую он обожал, и дядя, которого он уважал и любил. Что может вызвать в душе более мучительную дисгармонию, чем превращение любимого существа в объект ненависти и отвращения?
Дух отца постоянно будит в Гамлете воина, вся обстановка ежеминутно воскрешает в нем эстетика. Воин хочет наносить удары, эстетик отступает перед кровью и грязью. Жажда мести сталкивается с жаждой гармонии — в этом смысл всей трагедии; колебания Гамлета, его непрерывная рефлексия — это долгие бесплодные переговоры между одной его личностью, которая хочет борьбы, и другой, которая хочет любви и счастья. Первая — личность недоразвитая, потому что реально жить жизнью борца Гамлету еще не приходилось; вторая развита вполне, потому что жизнью артиста и любящего человека он жил в действительности и много. Но за первой личностью стоит развивающаяся действительность, новые и новые воздействия «среды», которые будят в Гамлете борца; за второй же — только воспоминания и грезы; первую выдвигает «объективный» ход вещей, вторую поддерживают «субъективные» желания и стремления. Гамлет-эстетик, во всяком случае, должен погибнуть или потерять свою самостоятельность; вопрос в том, уцелеет ли Гамлет-боец.
Тут перед нами выступает в полном своем выражении великая гармонизирующая сила страдания. Для такой натуры, как Гамлет, душевные муки — это тяжелый, но благодетельный молот, который выковывает душу в новые, высшие формы. Отрицательный подбор, который уничтожает или разлагает всякую непрочную, ирреальную или дисгармоническую комбинацию, освобождая место для комбинаций, имеющих прочные реальные основы и жизненно-гармоничных, которые он не в силах разрушить, отрицательный подбор вносит в психику Гамлета то, чего ей недоставало: строгую реально-монистическую тенденцию. Ведь недостаток цельности в организации эллина и чрезмерно большая роль фантазии зависят именно от того, что счастье и положительный подбор слишком сильно преобладают над страданием и отрицательным подбором; трагедия, протекающая в душе Гамлета, устраняет эту неравномерность и тем самым создает условия для перехода эллинского типа в еще более высокий, тот, который мы назвали «идеальным». Герой шаг за шагом на глазах зрителя становится другим человеком.
Разрушение старых координаций в психике Гамлета идет, благодаря его ужасным страданиям, так быстро, что образование новых не поспевает за ним, и наступает даже период временной дезорганизации — душевная болезнь Гамлета, гораздо менее «притворная», чем он сам, по-видимому, полагал. Но могучая душа выживает — и в конце пьесы перед нами выпрямляется во весь рост Гамлет-боец, спокойный и решительный, с ясным взглядом и твердой волей. Что же стало с Гамлетом-эстетиком? Он не умер, он органически слился с другой душой Гамлета. Жажда гармонии в жизни нашла себе новый выход, она внутренно преобразовалась: из пассивного желания жить среди гармонии она перешла в активную волю создать гармонию в жизни, наказавши преступление и восстановивши справедливость. Сознательный боец за право и справедливость — это и есть активный эстетик, стремящийся к жизненной гармонии в человеческих отношениях. Теперь психика Гамлета чужда всякого дуализма, и воля не ослабляется внутренней борьбой. Он уже не сокрушается о том, что именно ему приходится восстановлять «разрушенную связь вещей»: он твердым шагом идет к разрешению этой задачи, достойной истинного воина и истинного эстетика.
Гамлет гибнет, но гибнет как победитель, выполнив свое дело. Гибнет он, конечно, не случайно, а именно потому, что за время его внутренней борьбы, которая не давала ему целесообразно вести борьбу внешнюю, объективные условия, условия «среды» сложились в самую неблагоприятную для него сторону: враги не бездействовали и пустили в ход все средства. Но Гамлет все же сильнее — и даже при этих условиях он увлекает их в своей гибели; уже умирая, он не забывает восстановить последнее звено «разрушенной связи» и с гениальной простотой выполняет это, назначая своим наследником молодого героя чужой страны, надежного и цельного человека — принца Фортинбраса.
Итак, вот сущность трагедии: это история преобразования эллинской души в иную, более законченно-целостную форму силою мучительной борьбы, силою глубоких страданий.
Ничего принципиально загадочного для нашей точки зрения трагедия Гамлета не представляет: она всецело соответствует в своем развитии законам действия психического подбора; она самое авторитетное свидетельство в пользу их познавательной ценности.
Теперь мы возьмем для нашего метода другую иллюстрацию, несравненно менее трагического характера, — явление очень распространенное в современной русской жизни, называемое «поумнением» интеллигентной души, история радикальных «детей», становящихся в свое время умеренными «отцами».
Тот материал опыта, который современные молодые люди приносят с собою из жизни школьной в жизнь студенческую, как известно, весьма небогат, однако он не отличается и особенной односторонностью. Правда, наша средняя классическая школа построена до сих пор главным образом на принципе специализации, притом очень своеобразной специализации: большую часть познавательного материала детям дают из одной, очень узкой области, имеющей в глазах организаторов школы то громадное преимущество, что она «мертва» и, как таковая, в самой себе не заключает никаких объективных возможностей прогресса. Но материал этот имеет «отрицательную» аффекциональную окраску, и молодая психика стремится свести его разными путями к minimum; последнее, вообще говоря, и удается благодаря пособничеству семьи и товарищеской среды. Таким образом, фактически содержание опыта сводится тут по преимуществу к следующим группам переживаний: то, что дает семья, — то, что дает товарищеская среда, — то, что дает школа со стороны «классовой борьбы» учащихся с ее официальной организацией, и, наконец, уже то, что дает школа со стороны познавательного материала «наук». Из всех этих групп именно последняя отличается наибольшей относительной разрозненностью и неполнотой своего содержания, а потому и значение в развитии молодой души она имеет минимальное.
