В социальной жизни, с ее громадной сложностью, организующие приспособления играют роль величайшей важности, и притом возрастающую по мере социального развития. Они охватывают всю ту область, которая возвышается над «техническим процессом», и образуют в своем развитии, в своем возникновении и разрушении процесс идеологический. Их можно сгруппировать в три основных типа:

1. Формы непосредственного общения — крик, речь, мимика. Они служат для непосредственного объединения и координирования человеческих действий, а затем и представлений, и эмоций — психических реакций, неразрывно связанных с действиями и их собою определяющих[160].

Каким образом «формы общения» служат для координации человеческих действий, прямой или косвенной (через призывы, приказания, указания, просьбы и т. п. или через передачу мотивов для действий — сообщение фактов, объяснение фактов, выражение настроений и т. д.), на всем этом мы здесь останавливаться не можем, тем более что все это достаточно знакомо каждому из личного опыта.

2. Формы познавательные — понятия, суждения и их сложные комбинации в виде религиозных доктрин, теорий научных и философских и т. п. Они служат для систематического координирования труда на основе пережитого опыта. Это координация менее непосредственного и более сложного характера. Она имеет тенденцию создать maximum гармонии не только между действиями, выполняемыми в настоящем, но также между ними и действиями, выполненными в прошлом, и действиями, которые еще предстоит выполнить в будущем. И здесь координация представлений служит средством координации трудовых актов. Каким образом познавательные формы фактически выполняют эту функцию, здесь также специально излагать не приходится: по отношению к понятиям и «знаниям» технического характера это достаточно очевидно, по отношению к знаниям и теориям естественнонаучным это становится тоже очевидным, если принять во внимание их связь со знаниями техническими, для которых они служат средством систематизации и регулирования, объединяющими и контролирующими формулами; наконец, по отношению к остальным познавательным комбинациям — религиозным, научным, философским — их координирующее значение для человеческих действий является менее очевидным благодаря тому, что осуществляется еще более косвенным путем, но всегда может быть выяснено при достаточном исследовании[161].

3. Формы нормативные: обычай, право, нравственность, приличия, практические правила целесообразности для поведения людей. Их роль заключается в устранении противоречий социальной жизни путем ограничения тех или иных функций, которые без этих ограничений дисгармонически сталкивались бы между собою. Чтобы убедиться, что именно таково значение этих социальных норм, достаточно представить их себе ясно в их действии[162]. Жизненная нераздельность координации представлений и координации действий здесь выступает особенно ярко.

Если провести параллель между тремя типами организующих приспособлений социального процесса и организующими функциями нервного аппарата в отдельном организме, то формы непосредственного общения можно, пожалуй, сравнить с простой передачей возбуждения через нервные клетки и волокна от одних частей организма к другим (например, «распространение рефлекса»). Формы познавательные тогда соответствуют накоплению раздражений в нервных клетках и выработке сложных ассоциативных связей между различными психомоторными реакциями, при которых изменяется и совершенствуется сама форма этих реакций. Наконец, «нормы» являются тогда аналогами «задерживающих» функций центрального аппарата. Несовершенство этой аналогии вытекает из того факта, что общество не есть организм; самая же аналогия — из основного сродства, связывающего все сложные и высокоорганизованные формы жизни, здесь же в особенности — из сродства между формами — организм и общество, — реально относящимся между собою как часть и целое.

Рядом с теми тремя типами идеологических приспособлений, которые нами уже отмечены, ставят обыкновенно как отдельный тип формы искусства. С точки зрения нашей социально-философской задачи выделять эту группу форм не приходится, особого типа приспособлений они не представляют. Чтобы кратко мотивировать такое отношение, я позволю себе привести несколько строк из другой своей работы:

«Социальное содержание искусства сводится частью к передаче непосредственных переживаний от одного человека другим, частью к сообщению другим накопленного опыта (т. е. частью к первому, частью ко второму типу организующих приспособлений). Пение, музыка, ритмические движения танцев служат, подобно речи и мимике, способами „выражения“, передачи другим переживаемых настроений, только в менее определенной форме; многие дикие и варварские племена пользуются музыкой и особенно танцами для того, чтобы достигнуть единства настроения, когда предстоит сообща вести какое-нибудь важное дело — совещание племени, выступление на войну или охоту и т. п.; аналогичное значение имеют пение и музыка даже у культурных народов в некоторых случаях жизни, например в военных походах. Песня, рисунок являются, кроме того, особенно на ранних ступенях развития, средством передачи накопленного опыта: припомним только, какое громадное познавательное значение имели в воспитании древних греков песни Гомера и Гесиода, произведения живописи и скульптуры в храмах и на площадях и т. д. Пение и поэзия имеют, несомненно, общее происхождение с речью, танцы и пластические искусства — с мимикой, музыка — с мимикой и речью. Словом, искусство есть ряд идеологических приспособлений довольно различного рода, оно заключает в себе немало и технических элементов, особенно, например, архитектура»[163].

Теперь я только еще прибавлю, что сфера искусства заключает в себе и элементы третьего идеологического типа — социально-нормативные. На заре истории многие проявления искусства неразрывно сливаются с обычаем (так же, как и с религией); наоборот, на высших ступенях культуры возникает стремление превратить всю жизнь людей в художественное произведение искусства, и принцип искусства — красота — становится нормою человеческого поведения.

Итак, намеченные три типа организующих приспособлений социальной жизни охватывают весь идеологический процесс. Идеологический же процесс образует всю ту область социального, которая лежит вне процесса технического, вне непосредственных отношений борьбы социального человека с внешней природою.

Для признания технических социальных приспособлений генетически первичными, а идеологических — вторичными, в сущности, вполне достаточно выясненного нами соотношения их жизненной функции, достаточно людям, вполне усвоившим себе научное или, точнее, динамическое мышление. Но оно далеко еще не является всеобщим, даже в науке; и потому вполне возможно ожидать далее возражений еще в таком смысле, что «идеологическое» не может быть генетически вторичным, производным по отношению к «техническому», в силу качественного различия того и другого, различия, исключающего генетическую связь. Возражение это устраняется путем не особенно сложного анализа.

Различие «организующих» приспособлений и приспособлений «непосредственной борьбы за жизнь» во всей живой природе не только не имеет характера безусловного качественного различия, но зачастую даже вообще с трудом уловимо. Нервная система — организующий аппарат отдельного организма; но генетически нервная клетка принадлежит к той же группе «эпителиальных», как и железистая клетка или роговая клетка эпидермиса: первая развилась в сторону «организующей» функции, вторая и третья — в сторону различных «технических» функций; этим, конечно, маскируется, но отнюдь не уничтожается единство их происхождения. Все же здесь, по крайней мере, довольно резко разграничиваются самые функции; а какова, например, жизненная роль «чувствительно-двигательного» нервного узла у низших животных организмов? Он одновременно и вызывает мускульные сокращения, необходимые для движения организма, его самозащиты, нападения и регулирует связь различных мускульных рефлексов так, чтобы их энергия не растрачивалась бесплодно: одно и то же приспособление оказывается и орудием непосредственной борьбы с окружающей средою, и организующей формой целого ряда таких непосредственных приспособлений.