В соседнем зальчике тридцати-сорокалетние, словно в знак протеста против оглушительной “трам-там-попсы”, самозабвенно отплясывали чудесно воскресшие из пепла буги-вуги. Мода, как известно, строго циклична… Капитан Репнин прислушался к словам песенки, что истово подпевали магнитофону сидящие за столиками:

Танцуют йети на бульваре,

Визжит от счастья детвора.

Асфальт уже дымиться начал,

И нам плясать давно пора. Рара-рара-ра!

Пора сорвать с себя одежды,

Освободить инстинкт пора!

Танцуют йети на бульваре И дотанцуют до утра. Papa-papa-pa!

И так далее… Очень “миленький” уличный шлягер. Главное, весьма актуальный в связи с начавшимся на Земле светопреставлением.

– Безумное время рождает безумные песни, – думал Валерий, шагая через залы в дирекцию. – Пустые автомобили идут на таран, кликуши возвещают о скором конце света, снова начались погромы, какие-то несусветные пан-афро митингуют на Манежной, а теперь еще эти сноу-мены… Мир явно сошел с ума.

Директор “Премьера” в профилактических целях метал в Репнина яростные взгляды, будто именно капитан и решил разорить кафе. Он ведь не знал, что Валере начхать на подобные демонстрации.

Хозяин кабинета был скорее похож на профессора права, чем на средней руки бизнесмена. Особенный вклад в его интеллектуально-аристократический облик вносила пышная шевелюра, роскошные бакенбарды и в очередной раз вошедшее в моду пенсне.

Директорский стол был девственно чист. В центральном ящике поверх бумаг наверняка лежал роскошный посеребренный пистолет – лучший заменитель продажной полиции.

– Итак, господин Ользенский, вам поставило ультиматум московское братство “шерстяных детей”, – утвердительно произнес капитан. – Чего же они хотят?

– Я должен на один вечер предоставить кафе в их полное распоряжение. Это будет нечто вроде тусовки. В противном случае, они все здесь перебьют, переломают…– Голос директора был мрачен, но настрой чувствовался решительный. Похоже, он готов был биться до конца.

– А почему бы вам, милейший Эрнест Михайлович, действительно не предоставить им помещение, если они, конечно, готовы заплатить, а также сполна компенсировать нанесенный заведению ущерб? – поинтересовался Репнин, уже готовый к тому, что хозяин кабинета взорвется и закричит. Но тот, как ни странно, сдержался.

– Я не терплю шантажистов! – торжественно ответствовал директор и пополнил свою решимость, подержавшись за ручку этого самого пистолетного ящика стола.

– Ну что ж, господин Ользенский…– Капитан вздохнул, сделав обреченное лицо. – Мы, конечно, попробуем вам помочь. Когда вы должны дать ответ?

– Сегодня в полночь. У памятника Столыпину.

– Чего же вы так поздно нас известили?

– Я много думал, – сказал директор веско, потом решил добавить: – Советовался с друзьями…

– Ультиматум, конечно, был устным, – констатировал капитан. Господин Ользенский не вызывал у него ни малейшей симпатии. – Как звали их вожака? Они всегда представляются. – Репнин как-то раз видел эту процедуру: “сноу-мены” по-обезьяньи били себя в грудь и рычали. Имя (а вернее, кличку) было не так-то легко разобрать в этом рыке.

– Кажется, Хурра-Бен. Или Харра-Бин. Словом, что-то похожее на “карабин”.

– Значит, Хурра-Бин. Это уже кое-что… А вам я советую привезти им в полночь положительный ответ и начать готовить кафе к тусовке. Мы попытаемся выследить их берлогу и…– он не закончил фразу. – Только, бога ради, не лезьте на рожон и не пытайтесь самостоятельно вершить правосудие. Тогда я не поручусь за вашу жизнь…

11

МОСКВА (1)

Широкая спина, почти полностью скрытая тенью, тусклый блеск золотого погона, на мгновение выхваченного из полумрака. Табачный дым, медленно поднимающийся к потолку. Массивная столешница с мраморной пепельницей на краю.

Второй человек откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Задранный острый подбородок делал его одновременно похожим на покойника и на хищную птицу. Большая часть его лица и туловища тоже прятались в тени, но на груди ясно высвечивались пять рядов орденских планок и значки двух военных академий.

– Это было бы идеальным решением всех проблем, – он особо выделил предпоследнее слово.

– Оппоненты Президента будут рады освободиться от этого шила в заду, и он сам, я уверен, ничуть не меньше, слегка меланхоличным тоном, с этаким клекотанием отвечал Широкий. – Кому нужен столь неудобный союзник?.. Терпение когда-нибудь должно лопнуть…

– А ты не боишься, что Он снова возродится из пепла? У него ведь есть еще одна кличка: “Феникс”…

– Всему приходит конец – и терпению, и этим самым фениксам. Я слишком хорошо информирован о ситуации с ТАР. Эта мясорубка перетрет еще не один десяток генералов и ооновских сановников.

– Твоими бы устами…– протянул Второй. Меняя позу, он стал медленно наклоняться вперед – словно бы хотел получше рассмотреть собеседника.

– Кстати, я ведь встречался с Хабадом. Он был военным наблюдателем на маневрах “Хребет мира”. Компанейский мужик, между прочим, хотя, конечно, себе на уме.

С этими словами Широкий нажал на невидимую кнопку. Через полминуты появился вышколенный ординарец. На подносе дымились стаканы с горячим чаем, на блюдцах – горки посыпанных сахарным песком ломтиков лимона и какого-то импортного сухого печенья. А потом стол украсила и бутылка КВВК, добытая из вместительного сейфа. Разговор ненадолго смолк.

– Интересно…– продолжил тему Второй. – И кого же он тогда представлял?

– Революционную армию Восточно-Африканской Республики.

– Странное название…

– Она просуществовала всего пару лет – мало ли в тропиках эфемеров?..

– Зато ТАР эфемером не назовешь: уже тринадцать лет и сто семьдесят миллионов ртов…

– Это ты хорошо сказал: “ртов”, – одобрительно пророкотал Широкий. – Надеюсь, эти рты умеют есть генералов. – Он раскатисто засмеялся. – Между прочим, пришлось задействовать все мои каналы, чтобы сосватать нашего “ерша” в пасть к ихней “щучке”. Думаешь, в ООН рады такому подарочку?..

Второй ничего не ответил. Они дружно выпили, захрустели печеньицем. Лимонные дольки исчезали во рту еще незаметнее.

– А что ты еще хотел со мной обсудить? – слегка подмигнув Второму, осведомился хозяин кабинета.

– Кое-какие… хм…– тот кашлянул, демонстрируя деликатность своего положения, – кадровые перестановки…– Сделал многозначительную паузу. – Я слышал, освобождается пост начальника оперативного управления…

– Языками как вениками метут…– с оттенком раздражения пробубнил Широкий. С его лица не слезала усмешка.

– Ты уже думал на эту тему? – собеседник был явно взволнован, чуть слышно поскрипывал стулом. И это не менее явно радовало хозяина, который, выждав сколько нужно, наконец разродился:

– Мы тут действительно подумали, посоветовались с товарищами…– Широкий опустил очи долу и снова выдержал паузу, – …и решили: надо найти подходящего человека – чтоб в самый раз: верного и с головой, а не то ведь дело завалит. Ну а фирма, сам понимаешь, веников не вяжет…

– Я буду стараться, – с трудом выдавил из себя Второй. – Если, конечно, окажете доверие…

– Должен, – веско провозгласил Широкий и снова наполнил коньяком хрустальные стопки.

12

Из личного досье генерал-лейтенанта Примака Игоря Николаевича:

“…В звании майора, командуя парашютно-десантным батальоном, участвовал в подавлении антиправительственного мятежа в Москве. За безупречные, эффективные действия по уничтожению вооруженных очагов сопротивления и минимальные потери среди личного состава награжден орденом “За личное мужество”. Затем переведен в район Благовещенска, на должность начальника разведки артиллерийского полка. Через два года, в звании подполковника, принял командование полком. В этом качестве Примак и попал на Степную войну. Многократно отличался, возглавив сводную ударную бригаду после гибели ее командира. За уничтожение вражеского штаба и окружение основных сил противника награжден “Белым орлом” и получил звание полковника.